Владимир Зоберн - Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях

Мой новый знакомый говорил, увлекаясь все больше и в то же время ни на мгновение не отрывая глаз от очертаний Афона, становившихся все крупнее и отчетливее.

– А вот существуют же на земле люди, для которых остаются чуждыми все эти жизненные бури… Люди, которые не участвуют и не желают участвовать ни в делах государства, ни в жизни человеческих обществ. Существуют такие счастливцы, но их немного… очень немного. И таких людей вы не встретите в нашей среде: они живут уединенно и скрыто. И как я завидую им, как жалею, что не пошел по их торной стезе смолоду. Афонская Гора… Вот в эти пещеры и уходят те особенные и редкие люди, у которых высшие духовные интересы преобладают над интересами житейскими. Да и что для них житейские интересы, когда их неудержимо влечет нечто высшее, чего они не найдут ни во дворцах, ни в шумных столицах среди богатства и мирской славы. Для таких избранников религиозно-нравственное созерцание, уход в пустыню для молитв и приближение к Богу – единственная цель в жизни. И какими счастливцами они бывают, какими счастливцами! Какого удивительного развития духа они достигают! Попробуйте обрести такое спокойствие и счастье где-либо при других условиях жизни! Впрочем, повторяю, вскоре вы сами в этом убедитесь, когда ступите на священный берег чудесного Афона.

Скит на Афоне.

Святая Гора все приближалась и приближалась, обнаруживая свои очертания

Лязгают цепи. Якорь ныряет в морскую пучину, и мы останавливаемся. К нам плывут от пустынного берега лодки, ныряя по волнам: они доставляют полицейских чиновников и пассажиров-монахов. Черные рясы, черные камилавки и бледные лица монахов резко выделяются на фоне нежных красок моря.

Лемнос. Фото michael clarke stuff.

Справа на горизонте встает гористый Имброс; за ним обозначается фиолетовый абрис Самофракии, а прямо вдали поднимается из пенистых вод мраморная чаша Лемноса

Загремела лебедка: стали выгружать что-то из трюма. А греческие чиновники приступили к проверке документов тех пассажиров, которые собирались сойти на берег. Процедура эта обещала затянуться, но обстоятельства мне благоприятствовали и, удовлетворив все требования представителей власти, я вскоре вступил на берег Дафны, едва успев попрощаться со спутниками.

И такая приятная неожиданность встретила меня на берегу, какую можно было объяснить только исключительным радушием и гостеприимством милых афонских хозяев-иноков.

– Не вы ли господин М.? – послышался около меня спокойный, мягкий голос, произнесший мою фамилию. – Отец наместник прислал за вами лодку. Из монастыря целителя Пантелеимона. Ведь это вы, не правда ли?

Передо мной стоял высокий и худой седоватый монах в сером подряснике, с открытым лицом, сильно обветренным при постоянной работе лодочника. Это был иеросхимонах отец Петр, впоследствии мой большой друг и интересный собеседник.

Растроганный редкой любезностью отца наместника, а также вниманием отца Петра, с ласковой улыбкой смотревшего на меня, я назвал себя. После этого покорно последовал за ним к лодке, колыхавшейся у берега.

– Пожалуйте! – приветливо пригласил отец Петр. – Путь недолгий, да и море спокойное. Быстренько доберемся в нашу обитель.

В лодке было еще два монаха: средних лет схимонах отец Вениамин с окладистой черной бородой и седенький старичок.

Сначала они погрузили вещи в лодку, потом сошли туда мы, паломники, и вскоре уже поплыли по морской глади, как по бархату.

Братские корпуса Андреевского скита. Монастырь святого Пантелеимона. Афон. Фото Aroche.

Заходило солнце, и зелень цветущего Афона, а вместе утопающие в ней святые обители – монастыри, скиты [10] Афонские скиты порой объединяются в общины под управлением дикея (от греч. «справедливый»). , каливы [11] Калива – отдельная постройка, предназначенная для проживания монахов; чаще всего от одного до трех, но не более шести. Как правило, имеет несколько комнат, в том числе домовой храм, и живет по собственному распорядку. и кельи [12] Афонские кельи – отдельные постройки, принадлежащие монастырю. В одной келье может жить до двадцати монахов. – представляли собой неописуемую и чудную картину, полную жизни и присутствия Божией благодати. И мы, пока плыли в лодке, все время смотрели на эту красоту, Самим Господом устроенную и данную в удел Своей Пречистой Матери для возделывания на ней цветов неувядаемых – святых душ, которые растут и благоухают своими подвигами, трудами и постоянной борьбой со всякого рода искушениями.

Но вот лодка причалила к пристани святого Пантелеимонова монастыря, и нас радушно встретила группа старцев, присланных внимательным игуменом для оказания услуг прибывшим в обитель.

Начиналась моя жизнь в чудеснейшем монашеском царстве, слава которого уже много веков разносится по всему свету.

…Я поднимался все выше, сопровождаемый услужливым иноком, двигавшимся следом за мною с тяжелыми вещами. И это обстоятельство смущало меня до крайности. Но монашек в выцветшей от солнца скуфейке пребывал в самом благодушном настроении и явно был охвачен непритворной радостью от возможности услужить и помочь.

Монастырь Дохиар. Афон. Фото Witold Rawicz.

Зелень цветущего Афона, а вместе утопающие в ней святые обители – монастыри, скиты, каливы и кельи – представляли собой неописуемую и чудную картину, полную жизни и присутствия Божией благодати

– Вот все же Господь приводит к нам русских людей! – сказал он просто. – Редко, очень редко, но все же приводит. Что сотворилось с Россией-то, Царица Небесная!..

Несколько утомившийся от непривычного подъема в гору, я не мог вести беседы с моим милым спутником, что, впрочем, он и сам хорошо понимал.

– Ну, теперь уже скоро кончится! – обнадеживал он меня. – Спервоначалу так с каждым гостем бывает, а после обвыкаются. Вот сейчас отдохнете на фондаричке [13] Фондарик – искаженное русскими монахами греческое «архондарикон», приемная для архонтов и важных лиц. у отца Паисия… Вот она уже видна, гостиница… Умоетесь, чайку попьете… отдохнете…

Направо и налево от меня высились громадные каменные здания монастырских корпусов, среди которых ступеньками пробегала наша дорога. Их белые стены теперь казались золотисто-розовыми от лучей солнца. В такие же чудесные цвета были окрашены роскошные олеандры и пальмы, среди которых мне пришлось идти по дороге в гостиницу. Я и поныне, как наяву, вижу эти ярко-красные цветы, казавшиеся под лучами солнца огненными.