Владимир Зоберн - Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях

– Нет, у нас какие же древности… У нас, слава Богу, все заново теперь отстроено, – оправдывался старик, считая некоторой виной со стороны монастыря сохранение его в древнем виде. – Видели, небось, Успенский собор? Расписан-то как!

Ничего, кроме всем известных преданий (тоже ему ведомых не совсем ясно), смиренный инок не знал и с очевидной неохотой касался этой, малоинтересной ему, области.

А когда я спросил его, есть ли теперь в монастыре затворники и схимники, он ответил, безнадежно махнув рукой:

– Ну вот, какие же нонче подвижники! Эти дела в старину бывали, триста-четыреста лет тому назад… Теперь кто на это пойдет? Кого заставишь? Совсем не те мысли у людей пошли…

Мы сели отдохнуть в тени деревьев над обрывом, у подножия которого высились золотые главы и белые здания монастыря. Оттуда открывалась восхитительная панорама Донца и его лесистых окрестностей.

Невольно мечта перенеслась в воспоминания глубокой старины, когда еще на этих берегах не слышно было русской речи, и какие-нибудь степняки-хазары строили свои вежи и разбивали кочевья. Можно предположить, что еще в IX веке христианство уже угнездилось на этих меловых утесах, в этих недоступных пещерах, потому что Кирилл и Мефодий, просветители славян, принесли Евангельское учение и в Хазарское царство, обнимавшее тогда собой берега Донца и Дона. А может быть, гораздо раньше христианства эти пещеры были приютом какого-нибудь степного народа – сарматов или скифов. И христианский крест, как это чаще всего бывало, осенил собой упраздненное языческое капище, которое передало Святым Горам в историческое наследство свое старое имя.

К. П. Брюллов. Портрет графа Александра Ивановича Рибопьера. 1829.

Мы пошли побродить по горным лесам монастыря, примыкающим вплотную к парку графа Рибопьера и его живописной усадьбе

Во всяком случае, несомненно, что христианские иноки разыскали этот живописный уголок и угнездились в его безопасных природных твердынях, укрытых лесами и поднятых высоко к небу, в самую раннюю пору русской истории. И киевские монахи, бежавшие от Батыя, вероятно, уже знали о существовании здесь пещер и христианских отшельников.

«Если здесь не уметь, то где же молиться? Здесь так близко к небу, здесь так далеко от земли!» – выразился о Святогорье архиепископ Филарет.

С XVI столетия Святые Горы начинают упоминаться в летописях и государственных актах как одно из важных сторожевых укреплений. Недаром по старой описи монастыря поминаются в нем три медных и одна чугунная пушка. Вследствие близости Святых Гор к крымским улусам сюда исстари направлялись «утеклецы» из татарского полона, чтобы, отдохнув среди своих, двинуться дальше в глубь родной земли.

«Из Рыльска прибыл станичник толмач Гаврило, коего князь Петр Иванович Кашин посылал к Святым Горам», – записано под 1547 годом в Львовской летописи.

В расписаниях донецких сторож 1571 года говорится: «Пятая сторожа Святогорская, от Изюмской стороны полднища, а сторожам на ней стояти из тех же городов [2] Имеются в виду Рыльск и Путивль. шести человекам, из города по три человека, а беречи им по Донцу до Савинского перевоза и налево вниз по Донцу до устья Оскола днища полтора… Стояти сторожам на Святогорской стороже на сей стороне против Святых Гор… Стояти им укрываясь в луке против Святых Гор и по иным местам».

В XVII столетии Святые Горы делаются своего рода дозорным местом, из которого наши порубежные караулы наблюдали за движением беспокойных крымских хищников и своевольных черкас, нападавших одинаково и на татар, и на русских.

В старинном документе читаем: «26 апреля 1654 года прибежал в Валуйки из Святогорского монастыря станичный атаман Наум с товарищи и сказал: сказывал им в монастыре игумен Феофан, приходили в Святогорский монастырь с Дону донские казаки молиться и сказывали, послана-де с Дону станица Москве с вестями на Святой неделе, что крымский царь подымается на государевы города».

В 1679 году татары ограбили и разорили Святогорский монастырь и увели в полон архимандрита Иоиля с братией, продержав их у себя более двух лет.

Двенадцать лет спустя из подвластного монастырю городка Маяки, или Маяцкий (его мы проехали по дороге в город Славянск; сейчас это слобода Маяки, верстах в семи от монастыря; там мы видели большую монастырскую мельницу, крупорушку и сукновальню) монастырский приказный доносил чугуевскому воеводе: «Алексей Федорович Залесский, идя в Маяцкий и пройдя Царево-Борисов и Донецкий колодезь выше Святых Гор, видел на старом перевозе, что перешли воинские люди Донец с крымской стороны на ногайскую; и видел он, Алексей, тех людей въявь, по смете [3] Смета – здесь «прикидка». тех людей со сто пятьдесят, и те воинские люди против старого перевоза взяли в полон святогорского наместника, черного попа Паисия. И я, господин, собрав маяцких людей и черкас, за теми воинскими людьми в погоню посылал до старого перевоза, и маячане за теми воинскими людьми ходили до старого перевоза, и воинских людей не видали, а видали только сакму [4] Сакма (тюрк.) – изначально след на земле, оставленный зверем или конницей, позднее – любая проторенная, проверенная дорога. и по той сакме ходили за речку за Нетриус до урочища Лимана, пошла сакма до реки Жеребца, и воинских людей не догнали».

Святогорский Успенский монастырь. Фото Wadco2.

С XVI столетия Святые Горы начинают упоминаться в летописях и государственных актах как одно из важных сторожевых укреплений

Через три недели татары опять появились у Святогорья. «Ноября 2-го пришел в Маяцкий Семен Козинкин и сказал: возил он дрова к реке Донцу маячнику Якову Чулкову выше Святых Гор и старого перевоза, из Теплинского лесу, и видел три сакмы воинских людей, и те три сакмы пошли к старому перевозу».

Даже до половины XVIII столетия монастырь продолжал страдать от набегов и грабительства крымчаков. И еще в 1737 году хозяйство монастыря было совершенно разграблено татарскими шайками.

Вид на Северский Донец в Харьковской области между Эсхаром и Змиевым возле села Мохнач. Фото Ace^eVg.

Мы сели отдохнуть в тени деревьев над обрывом, у подножия которого высились золотые главы и белые здания монастыря. Оттуда открывалась восхитительная панорама Донца и его лесистых окрестностей