Коллектив авторов - Деяния IV Всезарубежного Собора. Русская Православная Церковь за границей

Надо начать с основы. Не внешне мир и единение устраивать, а позаботиться о мире основном, внутреннем, позаботиться каждому в отдельности о мире со своей совестью, то есть о личном мире и согласии в жизни с Господом Богом. Стремясь к этому миру и добиваясь его, мы тем самым будем стремиться и к общему миру и единению. Вот это главное, основное, и к этому приложится и общий мир и единение, а без этого, как бы ни старались, разделения и даже раздоры будут продолжаться.

Все мы воспринимаем зло не только вне нас, за оградой нашей собственной личности, но и в нас самих: мы видим, как таинственным образом зло уживается в наших душах рядом с добром.

Каждый из нас вместе с апостолом скорбит, говоря: «Не понимаю, как это я не делаю того, что хочу, но делаю то, что ненавижу! Это потому, вероятно, что не я делаю, но живущий во мне грех… Добра, которого хочу, не делаю, а зло, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то уже не я делаю то, но живущий во мне грех… По внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?!» (см.: Рим. 7, 15, 17, 22–24).

Каждый из нас знает эту внутреннюю раздвоенность, мешающую нашей целомудренной преданности Пастырю Доброму.

Но почему, имея личный опыт раздвоенности, мы с таким трудом допускаем ее наличие в других людях? Почему нам так трудно себе представить, что и в других людях не все гладко, что в них тоже есть борьба и внутреннее противоречие?

Почему мы постоянно обманываем себя, предполагая, что в другом человеке не может быть этого сочетания доброго и злого? Почему других людей мы часто представляем себе какими-то монолитами, сделанными лишь из одного материала? Ведь это огульное, предвзятое суждение мешает нам оценить человека и полюбить его за добрые качества, несмотря на его недостатки.

В нашей односторонней оценке мы рискуем из-за деревьев не увидеть леса, из-за недостатков и грехов видных иерархов не увидеть ценных качеств целого верующего народа. Везде и во всем мы склонны винить других. Мы постоянно жалуемся на других, но если бы нас поставили на их место, трудились ли бы мы по совести, от души (Еф. 6, 6), – честно, самоотверженно, бескорыстно? Опыт показывает, что те, которые жалуются, являются в жизни такими же, как и те, на кого они жалуются.

Вместо того чтобы быть соработниками Господа по привлечению всех людей в единое стадо Христово, ставя отрицательное клеймо на человека, мы этим мешаем желанию Спасителя простить всех людей, – а Он прощает и разбойнику на кресте, и мытарю Матфею, и фарисею Павлу, и грешнице Марии!

Бросая камень в блудницу, в это время мы забываем о том, как на нашем месте однажды отнесся к ней Христос (Ин. 8, 7–11).

Преданный идее примирения разобщенных частей Российской Церкви московский профессор А. Б. Зубов пишет:

«…надо не отшатываться от нашей больной Церкви, но, подобно Христу, соединиться с грешником, жаждущим исцеления, дабы спасти его Собой… А позиция: посмотрим, подождем, если вы исцелитесь, может быть, мы с вами и объединимся, – позиция эта нравственно порочна… Ждать, пока мы или сами выздоровеем или помрем? Не так действовали ваши отцы. На безумство народа они ответили жертвенным подвигом борьбы со злом в рядах Белого движения. И мне кажется, что сейчас начинается новый этап этой борьбы, но уже без материальных оболочек гражданской войны, а в истинном облике “невидимой брани” против духов злобы поднебесных. И вы, ваша Церковь может помочь нам избавиться от всех этих мавзолеев и статуй, от гимнов и прочих гадостей… Потому что у вас святыня веры, побеждающая зло нашего мира…»

Для многих прихожан РПЦЗ главным препятствием для примирения разрозненных частей Российской Церкви остается сергианство.

Назовем вещи своими именами. Сергианство – синоним лжесвидетельства и проявление сервилизма по отношению к сильным мира сего в самой крайней форме.

Вместе с тем нужно со всей категоричностью констатировать, что сергианство – трагедия не только МП, но всей Российской Церкви, ибо церковный сервилизм появился не на пустом месте.

Мирские начальники вмешивалась в церковные дела на протяжении почти всей христианской истории. Это происходило и в период Византийской империи, и в пору оттоманского владычества. Да и у нас на Святой Руси «государево око» – обер-прокуроры (нередко масоны и безбожники) – изрядно вмешивались в церковную жизнь.

Вспомним 200-летний Синодальный период Российской Церкви. Можно на пальцах пересчитать, сколько раз священноначалие Российской Церкви в XVIII и XIX веках осмелилось возразить императорской власти, встать на защиту Церкви и паствы. Члены Синода – «Духовная коллегия» – были обязаны приносить такую оскорбительную присягу верности антиканоническому возглавлению церковной власти светским монархом:

«Исповедаю же с клятвою крайнего судию Духовной сей Коллегии быти Самого Всероссийского Монарха, Государя нашего Всемилостивейшего». [1] Верховской П. В. Учреждение Духовной Коллегии и Духовный Регламент. Т. 1. Ростов-на-Дону, 1916. С. 680–681.

Российские архиереи, конечно, прекрасно понимали, что «крайним Судией» может быть только один Господь, и тем не менее они почти двести лет послушно приносили эту клятву (кроме митрополита Арсения (Мацеевича)), [2] Радует, что в 2000 г. на Юбилейном Соборе Московской Патриархии (здесь, как и во многих местах ниже, слова «Московская Патриархия» (орган исполнительной власти Патриарха Московского и всея Руси и Священного Синода) используются в смысле «Московский Патриархат» (краткое обозначение Русской Православной Церкви); далее подобное смешение специально не оговаривается. – Примеч. ред.) был причислен к лику святых митрополит Ростовский Арсений (Мацеевич). В XVIII в. он был лишен сана, расстрижен и посажен в тюрьму. Он пострадал за нежелание принести присягу, покориться церковной политике Екатерины II, которая отбирала земли у монастырей и епархий и раздавала их своим фаворитам. Более того, при этой императрице был введен государственный контроль и налог на церковные сборы, что св. Арсений посчитал святотатством. Его осудил собор епископов, посчитав бунтовщиком. Он умер в заточении в Таллинской тюрьме, нацарапав на стене камеры слова 118-го псалма: «Благо мне, яко смирил мя еси, Господи» (Пс. 118, 71). Хорошо было бы всем, кто болеет за судьбы Российской Церкви, ознакомиться с житием митрополита Арсения. – до 1901 года, когда государь император Николай II ее отменил.