Елена Островская - Буддийские общины Санкт-Петербурга

В отличие от Баумана, и Кантовски, и Заальфранк выступают убежденными сторонниками метода включенного наблюдения. По их мнению, он должен дополняться специфическими видами интервьюирования: клиническим, или глубинным и экспертным интервью. Готовясь к углубленной и довольно продолжительной беседе, исследователь намечает лишь смысловые тематические блоки вопросов, но не конкретную форму этих вопросов. Экспертные интервью также проводятся в форме свободной беседы.

По мнению Заальфранк, исследование буддийских сообществ конвертитов можно было выстраивать и с использованием стандартизированного закрытого опросника, рассылаемого по почте. И здесь следует подчеркнуть, что такая возможность обеспечивалась наличием в германском научном поле исследований описательного характера, построенных на результатах наблюдения, и объект изучения при первом приближении был известен.

Важно отметить, что и Заальфранк, и Кантовски по своему вероисповеданию, как они это указывают в своих работах, являются буддистами. В немецкой социологической традиции последних десятилетий широко распространилась тенденция исследования форм религиозной жизни общины и самих конфессий усилиями носителей религиозных идеологий. Именно в русле этой тенденции и построены исследования Заальфранк и Кантовски. И тем не менее оба исследователя были вынуждены использовать фиктивный контекст при включенном наблюдении конкретных буддийских общин, поскольку без этого приема вхождение в буддийское сообщество оказалось невозможным.

Основываясь на своем исследовательском опыте, и Заальфранк, и Кантовски отмечают, что исследователь может раскрыть членам изучаемого религиозного сообщества исходный фиктивный контекст, когда будет установлено доверие, люди убедятся в его добропорядочности, а главное, когда он получит разрешение принимать участие в ритуальных практиках. Однако, как подчеркивает Заальфранк, раскрывать свой фиктивный контекст исследователь должен не публично и не для всех, а только ради реализации тех задач исследования, которые не могут быть решены на уровне включенного наблюдения, т. е. в ситуации клинического интервью с экспертами, руководителями общин.

В 1997–1998 гг. в отечественном религиоведении и социологии религии каких-либо работ, посвященных буддийским сообществам, ещё не существовало. В силу этого для исследования мы избрали следующие качественные методы. Первый – метод наблюдения [20] Избрание этого метода в качестве ведущего было предложено академиком В.А. Ядовым во время консультации летом 1997 г. в Институте социологии РАН. Фиктивным контекстом В. А. Ядов предложил принять либо позицию «я – буддистка», либо «я – журналистка и пишу о религиозной жизни города». , как невключенного (прямого), так и включенного с фиктивным контекстом вхождения. Фиктивный контекст артикулировался следующим образом: «я интересуюсь буддизмом, думаю вступить в общину, хотя никаких посвящений пока не имею. Я должна познакомиться с членами общины и ритуальными практиками, чтобы выбрать подходящую для меня школу тибетского буддизма и близких по духу людей». По мере продвижения работы и тогда, когда этого требовали задачи исследования, фиктивный контекст раскрывался. По завершении пребывания в поле факт моего исследования уже широко обсуждался в буддийской среде.

Наблюдение было дополнено вторым методом – клиническими и экспертными интервью, а также в ряде случаев – групповыми интервью стандартизированного характера, касающимися социально-демографического аспекта и выяснения мотивов обращения в буддизм.

Третий использованный метод – анализ документов. И здесь следует подчеркнуть, что в качестве документов выступили: видео-, аудио- и фотоматериалы из архивов общин, буддийская пресса, журналы, газеты, монографии наставников, дневниковые записи респондентов, афиши, баннеры, входные билеты, объявления, сайты.

Сводка применявшихся методов в обследовании трех кейсов представлена в следующей таблице.

Таблица 1

В процессе клинического интервью диктофон использовался редко. Беседы, как правило, записывала помощница, аттестованная непосредственно перед интервью. Запись интервью с экспертами проводилась непосредственно в момент интервьюирования.

Наблюдение было структурировано в соответствии со следующими единицами: количество и состав членов религиозного сообщества, присутствующих на ритуальных практиках и собраниях; религиозные практики как таковые; характер взаимодействия рядовых членов и руководства сообщества; организация территории религиозного общения (сакрализация пространства); временная координата деятельности, то есть частота и поводы посещения центров; точки распространения религиозной литературы изучаемых сообществ; темы и содержание общения членов изучаемых религиозных сообществ, непосредственно не связанные с формами религиозной жизни; наличие буддийских алтарей и культовых предметов по месту жительства членов изучаемых религиозных сообществ. Результаты наблюдения фиксировались в дневнике. Параллельно дневнику включенного наблюдения велся и второй дневник – самонаблюдения исследователя в поле, фиксировались пики сближения и дистанцирования по отношению к объекту изучения и проч.

Указанные выше структурные единицы были сформулированы в виде соответствующих вопросов интервью и единиц анализа документов. Сопоставление полученной в результате информации позволило минимизировать ошибки, связанные с пребыванием в полевых условиях.

В некоторых случаях для контроля результатов, полученных при использовании различных методов, применялся метод триангуляции, для чего приглашались помощники из числа студентов и аспирантов факультета социологии и восточного факультета СПбГУ.

В настоящей главе речь пойдет о социокультурных формах закрепления тех школ тибетского буддизма, к которым возводят себя исследуемые общины конвертитов. Представляется необходимым привести биографии некоторых учителей, к авторитету и жизнеописаниям которых апеллируют современные буддисты. Кроме того, отдельной темой главы станет рассмотрение буддизма тибетской диаспоры и той модели обращения европейцев в буддизм, которую создали ее религиозные лидеры.

До конца 1950-х годов XX века Тибет оставался страной, малодоступной для европейской цивилизации, полностью отделенной от экономического и политического влияния культуры Просвещения. Первые серьезные научные сведения о Тибете – ландшафте, народонаселении, социальном и политическом устройстве, религии – были получены только в начале XX века. Исследовательские данные добывались в основном усилиями российских востоковедов, полевые экспедиции которых тщательно планировались и финансировались Русским географическим обществом. Полученная информация предназначалась отнюдь не для широкого научного использования, а прежде всего для разработки этнополитических установок административной доктрины Российской империи в буддийских ее регионах – Бурятии, Калмыкии и Туве [21] Подробнее см.: Ермакова Т. В. Буддийский мир глазами российских исследователей XIX-первой трети XX века. СПб, 1994. .