Алексей Солоницын - Земной ангел. Великая княгиня Елизавета Федоровна

Перо остановило свой быстрый бег.

«Если – что? – думает князь Сергей. – Если не принять мер? О, как опостылели эти слова – «принять меры!» Какие меры? Повесить одного, завтра появится десять новых. Повесить еще десять, появится двадцать. «Со штыками можно все сделать, на них только нельзя сидеть». Наполеон, кажется, в Испании сказал. Но ведь он был завоевателем, подчинил себе чужую страну, а мы-то у себя дома. Это они к нам приехали, они развращают народ и учат ненавидеть нас…»

Князь Сергей скомкал лист и бросил его в корзину.

Открылась дверь, вошла Елизавета Феодоровна. Она была в белом бальном платье

Открылась дверь, вошла Елизавета Феодоровна. Она в белом бальном платье, на плечи накинута черная кружевная шаль, которая подчеркивает ее нежное, белое лицо с румянцем на щеках. Увидев, что князь Сергей сидит за рабочим столом перед чистым листом бумаги, она сказала:

– Если у тебя срочные дела, можем и не ехать.

– Ах да, совсем забыл, – как бы опомнился князь Сергей. – Прости, милая. Едем, конечно. Мы так давно не были с тобой в театре.

Он заметил, что она разглядела письмо террористов.

– Это опять они. Опять угрозы. Читай, если хочешь.

Елизавета Феодоровна взяла письмо, быстро прочла его.

Румянец с ее щек исчез.

– Я хотел написать Ники, – сказал князь Сергей. – Но… зачем? Он не слушал меня прежде, когда я был генерал-губернатором Москвы, так разве послушает сейчас? Везде беспорядки, жгут усадьбы – и это они называют революцией! Как можно в таких обстоятельствах либеральничать?

– Ты думаешь, их можно победить насилием? – тихо спросила Елизавета Феодоровна.

– Я говорю о наведении порядка, – раздраженно ответил он. – Об ответственности перед законом. Неужели ты не видишь, что мы летим в пропасть?

– Значит, так угодно Господу.

– Элла, ну зачем путать кислое с пресным? Да, карающую десницу Господа не остановишь. Но самим-то надо не только молиться, не только заниматься благотворительностью. Нельзя выпускать из рук власть, которую дал нам Бог. Преступность нельзя остановить милосердием. Преступность останавливается законом. Дети собрались?

– Мы никуда не поедем. Я теперь твердо настаиваю – уедем отсюда в Николаевский дворец. В Кремле надежней охрана. Там наши швейные мастерские, и я буду рядом с тобой.

– Опять предлагаешь мне прятаться под твоей юбкой! Немедленно разорви письмо. Они и так считают, что я струсил, оставив пост генерал-губернатора. Откуда им знать, что я не согласен с политикой Ники! Они убили Плеве и теперь думают, что все правительство трясется от страха! Порви письмо.

Елизавета Феодоровна послушалась мужа и подошла к нему, положила руки ему на плечи.

– Пожалуйста, не прогоняй меня. Позволь мне всегда быть рядом с тобой.

Князь Сергей порывисто встал, обнял жену.

– Родная моя… Мы живем вместе уже двадцать лет… и не расставались ни на один день. Ты – мое сердце.

– Но когда тебя нет рядом… мне так тяжело.

Мы живем вместе уже двадцать лет и не расставались ни на один день. Ты – мое сердце

Распахнулась дверь, в комнату вошли дети князя Павла. Маша сразу заметила выражение лиц дяди и тети, которые и ей, и брату Дмитрию стали отцом и матерью.

– Что-то случилось? – спросила она с беспокойством.

– Нет, ничего, – Елизавета Феодоровна осмотрела Машино платье. – Ты уже готова ехать… Но еще рано, пожалуй… очень хорошо. Ты замечательная!

– А кавалер почему кислый? – спросил с улыбкой Сергей Александрович.

– Мне неловко в куртке. Как будто я иду в классы, – Дмитрий старался говорить спокойно, но обида сразу послышалась в его голосе.

– Митя… Фрак надевать еще не время. Хотя… вон ты какой стал! Мне даже трудно поверить, что ты тот самый крошечный мальчик, которого я купал в ванной и пеленал… Думаю, ваша мама осталась бы довольна, увидев вас такими.

– Саша на небесах, и она видит вас, – уверенно и твердо сказала Елизавета Феодоровна. – Господь взял ее к себе, я знаю.

Дмитрий вяло улыбнулся – даже чуть насмешливо, и Елизавета Феодоровна заметила это.

– Мальчик мой, – сказала она ласково, – пойми, Бог – не Дед Мороз с подарками. Господь дает нам испытания, которые мы должны нести со смирением и кротостью. И еще усерднее молиться. Вот увидишь, придет время, и царь простит твоего отца, вернет в Россию. Надо ждать.

– Но если отец женился по любви, – поторопилась сказать свое слово Мария, – пусть и на разведенной, и не царской фамилии… но ведь по любви? Зачем за это наказывать?

– Поймите, вы не простые дети, – назидательно сказал князь Сергей. – Вы – дети царского дома, и ваш отец – великий князь. Есть уложения, которым мы обязаны следовать при любых обстоятельствах – как положено членам царской фамилии. Павел не захотел этого понять, и я… я в данном случае поддерживаю решение царя.

– А как же послание апостола Павла, где он говорит о любви? «Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».

– Все так, Машенька. И я рада, что ты помнишь из послания апостола наизусть. Но пойми, милая моя, апостол Павел писал о любви к Богу, ко всему сущему на земле, к ближнему и дальнему… То есть о любви духовной…

– Я все это понимаю, тетя, – обиженно и чуть высокомерно ответила Мария. – Именно ко всему сущему. Значит – и о любви мужчины к женщине и женщины к мужчине. Вот вы разве не любите друг друга так сильно, что все восхищаются и даже завидуют вам?

– Ну, далеко не все, – князь Сергей посмотрел на часы. – Вам еще придется не один раз услышать о нас разные гадости. Особенно обо мне. Я бы хотел, чтобы у вас было твердое мнение на этот счет – наша жизнь вся у вас на глазах.

– Нет, наверное, что-то случилось, – сказала Маша. – Раз вы говорите так серьезно…

– Просто получился такой разговор – и слава Богу. Пожалуй, пора ехать, – и князь Сергей убрал чистые листы бумаги в стол.

…Москва в феврале особенно хороша. Вот сейчас, когда тихие голубоватые сумерки окутывают особняки, когда легкий снежок только начинается и теплые огоньки зажигаются в окнах, когда все вокруг свежо и чисто и так легко дышится, так хочется жить, радоваться и смеяться! Ах, если бы не болела душа! Ах, если бы смерть не ходила по пятам! Отчего людям не живется радостно в этом прекрасном городе, названном Третьим Римом? Четвертого не будет, воздвигнется новый Вавилон со скрежетом железа и скрежетом зубовным. И зачем воевать, убивать друг друга на так называемых «полях сражений» где-то в Маньчжурии, да и здесь, в Москве?