протоиерей Владимир Чугунов - Церковь воинствующая

Хотя мы прибыли за час до Всенощного бдения, несколько автобусов с паломниками из Чувашии, из Нижнего, ещё откуда-то уже опередили нас. И в храме, и вокруг него было много народу. В алтаре уже собралось приехавшее на торжества священство, как из самого Нижнего, так и из разных приходов епархии. Отцов, в общем-то, прибыло немного. Но даже и тем, кто приехал, было тесно в небольшом, явно не приспособленном для архиерейского богослужения, алтаре. Пока иподьяконы готовились к архиерейской службе, на клиросе уже пробовали на оба гласа составленные мною тропари. И как-то особенно торжественно и непривычно для моего слуха прозвучали они в слаженном многоголосии архиерейского хора.

Народ всё прибывал. И уже затеяли исповедь. Практически все паломники желали причаститься. Настроение у всех было приподнято-возбуждённое. В кои веки правящий архиерей будет служить в Бортсурманах! Ни в самом житии отца Алексия, ни в каких других исторических документах ни словом не упоминалось о посещении Бортсурман хотя бы одним из всего сонма правящих архиереев Нижегородских и Симбирских (храм переходил неоднократно из епархии в епархию). А уж о памяти народной и говорить не приходится. Какая может быть память после стольких-то лет богоборческого режима? Так что ждали владыку с нетерпением. Выходя на паперть, все глаза проглядели – не едет ли? С высоты холма, на котором стоял Бортсурманский храм, привычная «совецкая» дорога (яма на яме) сбегала под гору, поднималась и спускалась опять, и чуть заметной серой ленточкой тянулась вдоль подножия обезлешенных коллективизацией, засеянных озимыми и яровыми, далёких холмов.

Находящимся в храме о прибытии архиерея возвестил суматошный колокольный звон. Священство двумя ручейками выплыло из боковых врат алтаря и приготовилось к встрече, выстроившись по чину с обеих сторон ковровой дорожки, сквозь плотную стену богомольцев выбегавших в распахнутые настежь двери, за которыми уже немного хмурилось майское небо.

Не буду описывать «встречу», богослужение. Скажу только, что всё шло, как обычно – благолепно и чинно. Во время полиелея мощи переложили в новую раку и впервые пропели величание.

За вечерней трапезой, устроенной в тесной комнатке недавно отданного приходу дома притча, Владыка, как всегда, по-домашнему прост. Никто перед ним не стелется, не дрожит, не заглядывает с рабской преданностью и подобострастием в глаза. Славословий в свой адрес Владыка вообще не любит, и все это прекрасно знают. Речь идёт о предстоящей службе, о разных текущих делах, находится место и для шутки – отец Владимир Соловьёв что-то такое смешное рассказывает. Все дружно смеются. Обычная дружеская атмосфера. И я вспоминаю посещение архиереем моего прихода. Кто не знал Владыку, тем трудно поверить в то, что он, назвав тогда одного из моих маленьких сыновей за пухлые щёчки, Булочкиным, так потом на протяжении всех лет и интересовался при случае: «Как там Булочкин?» Обменивались мы с Владыкой помидорными, свекольными семенами. Выращивал Владыка такие домашние в обыкновенном цветочном горшке на подоконнике помидоры, а свёклу любил тёмно-красную – у нас как раз был такой сорт. Не поверят и тому, что в любой день после девяти вечера Владыке можно было позвонить в келью и решить любой вопрос. Скажешь, бывало: «Благословите, Владыка». «Бог благословит, сын мой. Что у тебя?» И всё по-отечески, мудро и спокойно решит. Нет, не ценили мы тебя, дорогой Владыка, живя за тобой, как за каменной стеной, а теперь только при одном вспоминании слёзы сами собой наворачиваются. Прости, дорогой Владыка, и помолись за нас, грешных.

Так же просто благословляют меня готовиться к завтрашней проповеди.

Как отец Василий Смагин, помнится, окончивший академию, служивший вместе со мной (или я с ним, если кому не нравится) тогда в Кафедральном соборе, перед первой своей проповедью на архиерейской службе, не спал всю ночь, так и я не спал, и всё выдумывал, чтобы мне такое «сверхестественное» выдать. Ну и выдал… Право, стыдно вспоминать даже. Тем более на фоне тех простых, понятных для простого народа слов, которые Владыка сказал в конце Литургии. Сказал, что мы прославляем отца Алексия потому, что он это заслужил своим добросовестным отношением к пастырскому делу, что жизнь его для всех нас должна послужить назиданием, что теперь у нас есть молитвенник пред Богом.

Было телевидение. Снимали службу. После службы брали у Владыки интервью. Помню пасхально яркое солнце, белый митрополичий клобук (немного отличный по форме от остальных митрополичьих), посох в руке седовласого старца и тот живой интерес, который вызвали его слова у стоявших рядом. И это – последнее, что сохранилось в моей памяти: больше я Владыку живым не видел.

На трапезе Владыки с нами уже не было – заполучило к себе районное начальство. Сидели мы (священники) за столом одни. Пели духовные песнопения, беззлобно шутили, радуясь окончанию хлопотного торжества. И всё не хотелось расставаться. Как, впрочем, и всякий раз потом, позже, в течение многих лет, когда приходилось принимать участие в этих торжествах. В такие минуты как-то особенно проникаешься Серафимовой Пасхальной радостью: «Христос Воскресе, радость моя».

Дорогой батюшка, отец Андрей!

Прошу прощения за то, что только сегодня сел за письмо Вам и заставил Вас столько ждать.

Во-первых, от лица всех моих сотрудников и от меня лично хочу поблагодарить Вас за тёплое радушие, с которым Вы нас приняли, за Ваши молитвы. В душе каждого из нас осталось тёплое доброе воспоминание о поездке в Бортсурманы. Дай Бог Вам и вашей семье здоровья и всего самого лучшего!

Теперь благословите выполнить Вашу просьбу и описать случай, о котором я Вам рассказывал. В 1990-м году, когда я только-только начал ходить в церковь, в душе у меня, особенно после прочтения книги о. Серафима (Роуза) «Душа после смерти», где есть приложение о мытарствах бл. Феодоры, царил мрак и почти животный ужас. Проводя жизнь в грязных грехах, особенно в пьянстве, я вдруг узнал, что за гробом меня будет ждать воздаяние, страшные бесы; и душа пришла в отчаяние, т. к. надежды на милосердие Божие у меня тогда не было. И вот как-то поздно ночью проснувшись, я увидел вокруг себя ещё и земную темноту, которая вместе с мраком душевным привела меня в крайнее исступление. Помню, я тогда как-то пронзительно помолился Богу, вопия к нему, что же мне делать, чтобы спастись – это было несколько секунд. После этого я опять заснул и вижу, что из темноты ко мне подходит маленький согбенный старичок в сером подряснике, седой, очень похожий на преп. Серафима и говорит мне: «Молись Божией Матери!» После этого я проснулся и, несмотря на строгий вид явившегося старца, в душе затеплилась надежда и я успокоился. Через несколько лет мне удалось побывать в Оптиной пустыни и там, на исповеди, один иеромонах дал мне послушание читать ежедневно канон ко Пресвятой Богородице. Получив это благословение, я вдруг вспомнил, что всё это время, после явления старца, я нет-нет, но возвращался к его словам и думал, как это молиться Божией Матери и что для этого нужно делать, а тут вот такое явное указание… Потом я стал думать, кто это мог быть? Как я уже написал, внешне старец был похож; на батюшку Серафима, но внутри мне что-то говорило, что это не так. Потом мне казалось, что это был св. Николай, но опять же, полной уверенности у меня не было.