Холли Борн - Родственные души

– Вероятно, ты хоть что-то, но делала.

Мне надо было чем-то заполнить тишину. В прошлый раз я подняла тему мамы и проблем в наших отношениях. О папе нечего было сказать, а волнение по поводу курсовой работы вряд ли было достойно визита в частную клинику.

– Я сходила на еще одно выступление, – призналась я.

– Понятно. И как все прошло в этот раз?

– Хорошо. Панической атаки не было.

Он начал лихорадочно строчить, и мне стало интересно, смогу ли я когда-нибудь прочитать эти записи.

– Это хорошо, это хорошо, – пробормотал себе под нос доктор Эшли. – В этот раз ты выполняла дыхательные упражнения?

– Кстати, на первом выступлении я тоже их выполняла.

– Понятно. Ну как, помогли?

– Полагаю, да.

– Это хорошо, это хорошо.

Я прервала следующую волну заметок.

– Мне когда-нибудь можно будет почитать это? – спросила я, показывая на его блокнот.

Доктор Эшли поднял голову и бережно прижал бумаги к себе.

– В смысле?

– Каждый раз, когда я говорю, даже что-то незначительное, вы сразу же начинаете писать. Но я не знаю, почему вы это делаете.

Он положил блокнот на колени записями вниз.

– Это просто заметки, Поппи.

– Да, я понимаю. Но могу же я прочитать их?

– Почему ты хочешь это сделать?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Полагаю, из любопытства. Может, вы рисуете каракули и не слушаете. Кто его знает? Или играете в виселицу сам с собой.

Я совсем не понимала, зачем подняла эту тему. Но это означало, что мы не говорили о Ное. А это хорошо.

– Я уверяю тебя, что не играю в виселицу, Поппи. А теперь… вернемся к работе. – Он снова поднял блокнот. – Произошло ли еще что-нибудь на этой неделе? Ты…

Я прервала его:

– Доктор Эшли, а вы ходите к психиатру?

Это отвлекло его. Он заметно дернулся и только секунды через две взял себя в руки.

– Задавать мне вопросы – не твоя работа, Поппи.

– Мне просто стало интересно.

– Это не важно, правда?

– Вы всегда говорите, что не надо стыдиться.

Это было весело. Я запрятала поглубже чувство вины из-за маминого чека и гордилась собой.

– Мне нечего стыдиться.

– Значит, ходите?

– Я такого не говорил.

– Да, но и не стали отрицать. Разве это не странно? Разве вы не оцениваете их профессионализм? Ну, как парикмахер, который пришел подстричься к своему коллеге?

– Думаю, мы отходим от темы.

– Именно это побудило вас стать психиатром? Что с вами случилось? Вас это вдохновило? Все нормально, доктор Эшли. Можете рассказать мне. Мы здесь в безопасности.

Я знала, что веду себя, как настоящая сука. Снова. Но мне это нравилось. Его лицо слегка покраснело.

Внезапно веселью пришел конец:

– Любопытно, что ты не рассказала мне про Ноя.

Шок! Полнейший шок!

Я открыла рот. Но доктор ответил на мой вопрос прежде, чем я его озвучила:

– Твоя мама рассказала мне.

Он был доволен собой. Мерзавец! Кровь отхлынула от его лица, а к моему, в свою очередь, наоборот, прилила.

– Я не хочу об этом говорить, – раздраженно произнесла я.

– Если этот парень расстраивает тебя, то, может быть, лучше поговорим об этом? – спросил он. – Ты же повстречалась с ним в первую «Музыкальную ночь»? На том выступлении? Когда случилась паническая атака?

У меня отвисла челюсть. Откуда он знал это? Мне казалось, что даже папа и мама об этом не знали. Но, наверное, я все же рассказала им и забыла.

Теперь мне было не до веселья.

Я отказалась отвечать на любые вопросы и в знак протеста молчала, пока неодушевленные часы не ознаменовали окончание приема.

Доктор Эшли сидел, улыбался и строчил заметки в блокнот. Очевидно, он был невероятно доволен этим молчанием.

КО ВРЕМЕНИ ВСТРЕЧИ с Ноем у меня совсем сдали нервы. Так и не успокоившись после перебранки с доктором Эшли, я переодевалась тысячу раз, каждые полминуты наносила на губы блеск и дрожала от страха. Наконец определившись с одеждой (смешно, но это оказалось полосатое платье с открытыми плечами, которое я примерила первым), я устроилась возле окна в спальне и стала с волнением ожидать вечера.

Казалось, что прошло как минимум несколько часов, прежде чем я увидела Ноя, идущего к моему дому. Я позволила ему дойти до входной двери, так как мама с папой еще не вернулись из своих офисов. Они оба были государственными служащими, поэтому всегда уходили и приходили в одно и то же время.

Конечно, Ной выглядел потрясающе. На нем были красная клетчатая рубашка и джинсы. А еще… он насвистывал. Я побежала к двери поприветствовать его, разглаживая воображаемые складки на платье. При этом почувствовала очертания подходящего нижнего белья – ничего роскошного, просто необычайно неуместный рождественский подарок от тети. Розовый кружевной бюстгальтер с соответствующими кружевными трусиками. Я никогда не надевала этот набор и пока не планировала показывать его Ною, но, знаете ли, девушка должна быть готова ко всему.

Я увидела тень через стекло входной двери и оторопела. Открыла дверь.

От его приветливой улыбки мои колени превратились в желе.

– Привет, красотка. Готова увидеть мою скромную обитель?

Я смогла лишь кивнуть.

Ной протянул мне руку, и мы пошли по подъездной дорожке.

Вечер был красивым. На небе ни облачка, а воздух благоухал, что странно для этого времени года. При прикосновении к Ною я почувствовала электрические разряды, а чтобы спокойно дышать, мне потребовалась полная концентрация. Так и не проронив ни слова, мы дошли до конца улицы и свернули на другую. А через минут пять подошли к небольшому многоквартирному дому.

– Дом, милый дом, – сказал Ной.

Я не могла не задаться вопросом: где же, черт возьми, его родители?

Он повозился с ключами, затем открыл дверь и пригласил меня внутрь.

На полу лежал роскошный красный ковер, стены были выкрашены в кремовый цвет. Мы вошли в лифт, и Ной нажал кнопку верхнего этажа. Мое сердце заколотилось. Я осознала, что мы одни. На самом деле одни. Меня охватили страх и волнение. Мы молча ехали в лифте, и я все гадала, чего же он ждал от меня.

Лифт открылся и явил взору всего две двери. Ной повел меня к правой и вставил ключ в замок.

– Заходи, – перешагнув через порог, сказал он.

Я глубоко вдохнула и последовала за ним.

Здесь было потрясающе, скорее даже невероятно. Стены гостиной выкрашены в светло-голубой, пол – из необработанного дерева, а большая часть пространства занята огромным диваном.

Это место было пропитано Ноем. Его присутствие чувствовалась везде – от небрежно разбросанных потрепанных книг до стопок пожелтевших газет. Его гитара сразу же бросалась в глаза, а на стены вместо постеров он прикрепил любимые пластинки. Я заметила, что семейные фотографии отсутствовали, зато были «претендующие на художественность» снимки группы. И вновь задалась вопросом: почему он жил один?