Эмми Итяранта - Дневник чайного мастера

— Холодная?

— Иди, попробуй!

Тайны точат нас, подобно воде, что точит камень. И если мы допустим другого в уголок души, где прячется тайна, мы уже не останемся с ней один на один.

Я сняла одежду и смело ступила в воду, дала ей обнять меня, хотя она тут же сковала каждую частичку тела пронзающим холодом. Камни на дне были округлые, гладкие и скользкие, но я не видела их — я вообще не видела, куда ступать. Вдруг я поскользнулась, и Санья подхватила меня под руку.

Я остановилась и закрыла глаза.

Время текло тонким ручейком где-то снаружи пещеры, ветер медленно превращал скалу в песок, и свет вокруг менялся, а мы стояли, молча и неподвижно.

Снаружи ничто не меняется, но наша жизнь медленно ищет и подстраивается под то, чем мы никогда не можем ни с кем поделиться.

Наконец Санья отпустила меня и сделала шаг назад, затем другой и третий. Неожиданно она с удивлением стала всматриваться в воду. Я подошла ближе и почувствовала под ногой что-то ровное и твердое, похожее на пластину, скользкое от водорослей.

— Нориа, что это?

Это был крепко сколоченный, гладкий, перетянутый двумя кожаными ремнями деревянный ящик толщиной в два или три дневника чайного мастера, но немного длиннее. Мы рассмотрели его со всех сторон, замка не нашли и решили развязать один ремень.

— Ты уверена, что мы поступаем правильно? — спросила Санья.

— Нет, но разве мы не хотим узнать, что там внутри?

Она кивнула и начала развязывать второй ремень.

В деревянном ящике находился другой — металлический, плотно закрытый, он тоже был без замка. Вода просочилась в деревянный ящик, но внутри металлического было сухо. В нем лежал плотно завернутый пластиковый пакет, сквозь который виднелся сверток ткани, оказавшейся, когда мы содрали пластик, старой рубашкой. Мы стояли в молчании — в нее было завернуто шесть гладких серебристых дисков.

Дождь шел не переставая, пока пыль не начала кипеть грязными пузырями и узенькие ручейки не побежали по камням улиц и дворам. Люди стояли с открытыми ртами, пили воду, льющуюся на них с небес, и восхваляли небесные силы. Вода стучала по дну бочек, горшков, бутылок и банок, громыхала по крышам, и ее звуки обволакивали все вокруг словно мягким саваном, лаская землю, лужайку и корни деревьев.

Мы с Саньей сидели на крыльце чайного домика, глядя на отблески света фонаря на стенах и полу, и наслаждались теплом друг друга.

На деревянном столе поблескивали семь серебристых дисков.

Наступила тихая ночь, и, кроме нее, ничто не осталось как прежде.

— Включи последнюю запись еще раз, — попросила я.

Санья нажала на кнопку археустройства, с нарисованными двумя стрелками влево. У меня от долгого писания затекли руки. Я потрясла рукой в такт таинственным звукам, стрекотавшим из динамиков. Санья отняла палец от кнопки, и голос произнес: «…пока мы не подтвердим все результаты. На данный момент очевидно, что территории Салтфьеллет-Свартисен, Рейво и большая часть между Мальмбергетом и Колари являются регионами, на которых водные ресурсы уже частично пригодны для употребления. По нашим оценкам, полное очищение произойдет в течение следующих пятидесяти лет».

— Останови, — сказала я.

Санья выключила диск, и я записала последнюю фразу в записную книжку.

В мастерской мы аккуратно расставили все по кругу: археустройства, диски, книги, принесенные из маминого кабинета. Я взяла увесистый том с картой Утраченных земель, напечатанный еще в эпоху архемира, и начала искать только что услышанные названия. Вот тут — Рейво. Я обвела его в кружок и откинулась назад, разминая затекшую спину. Мы просидели уже несколько часов.

— Пожалуй, надо сделать перерыв, — сказала я.

— Ты же сама хотела перенести все с дисков на бумагу. Пойду принесу нам чаю, — ответила Санья, пожав плечами.

Она пошла на кухню, а я начала искать на карте другие названия.

— Нет, я все же никак не возьму в толк, что ты собираешься делать со всем этим, — недоуменно пробормотала Санья, возвращаясь с кухни.

— Я и сама не очень понимаю, — ответила я.

Это не было правдой.

Серебристые диски лежали на той самой рубашке, в которую они были завернуты. Для ясности мы поставили на них номера от одного до семи, чтобы запомнить порядок, прослушивая каждый в отдельности и выписывая даты. Мы уже расшифровали четыре, и я записала слово в слово всю информацию — потом попытаюсь обдумать ее, — однако не все слова понимала: время стерло некоторые места, а кое-где на дисках были глубокие царапины, так что археустройство их не прочитывало. А еще отсутствовали целые куски, дни и даже недели. Наверное, дисков было больше — десять или того больше.

В любом случае становилось ясно, что все они происходили из одного и того же места. На дисках звучали два совершенно разных мужских голоса, из них один был тот же, что и на первом, найденном раньше на свалке. Во мне крепла уверенность, что те, кого чайный мастер Миро прятал у источника, были именно членами экспедиции Янссона. Никакого другого объяснения тому, как ящик оказался в подземном озере, придумать не получалось. Мне еще очень хотелось проследить их маршрут, но слушать, записывать и одновременно справляться с картами было чудовищно трудным делом, да и вряд ли история может когда-либо приобрести цельность. Между нашей эпохой и экспедицией Янссона пролегла целая вечность, нас разделяли смыслы, приглушенные временем, и ставшие пылью образы мира, который давным-давно канул в небытие. Мы могли довольствоваться только отголосками давних событий.

И все же, несмотря на разрушительную силу времени, во всей этой истории скрывалось нечто такое, от чего я чувствовала себя заключенной в слишком тесное место, когда повсюду ощущаются грани и пределы жизни. Экспедиция Янссона существовала — это факт. Они жили и дышали, они загрузили свой архемобиль едой, водой и научными приборами, они каким-то образом сумели все это перевезти через границы на территорию Утраченных земель. Они взбирались по крутым склонам, где никто до них не ходил в течение многих десятилетий, они смотрели с вершин вниз на деревни, которые много лет назад ушли под воду. Они погружали ладони в бегущие с гор ручьи и темные, спокойные, как лед, озера, а когда их приборы показали, что воду можно пить, они поняли, что их усилия оказались не напрасны.

В своих снах я была с ними, в чужом краю, где вода звучала повсюду. Правда, я не видела их лиц и не разговаривала с ними. Они оставались где-то позади меня, в недосягаемости, словно я была бестелесным духом, путь которому в мир живых преграждает темный поток. Моя лучшая подруга всегда была рядом, и все вокруг было другим: белые верхушки гор, морозный воздух, вода, в которой отражалось небо — такое непостижимое, словно иной пылающий мир.