Сара Пеннер - Тайная лавка ядов [litres]

– Я должна немедленно ее отыскать, – задохнулась я. – Шкаф…

Но я не могла больше сказать ни слова, тем более не могла объясняться с леди Кларенс, потому что не могла думать ни о чем, кроме того, чтобы спешить на Уорик-лейн, к дому Эмвеллов. О, как я молилась, чтобы она оказалась там!

– А вы, – обратилась я к леди Кларенс, – ступайте, сейчас же! Немедленно заберите банку и отнесите ее…

– У вас глаза, как у зверя! – вскрикнула она. – Что стряслось?

Но я уже выходила за дверь, и она последовала за мной. Шагнув на улицу, я не почувствовала ни холода на коже, ни того, как туго башмаки обхватывают мои распухшие лодыжки. Впереди снялась с места стайка птиц – даже они меня боялись.

В какой-то момент леди Кларенс пошла своей дорогой – я надеялась, что за банкой. Я продолжала свой путь, промчалась по Ладгейт-стрит, надо мной вырос собор. Дом Эмвелов был уже очень близко, всего в паре кварталов.

Приближаясь к повороту на Уорик-лейн, я увидела маленькую закутанную фигурку на скамье возле кладбища. Меня что, обманывают глаза? Сердце у меня зашлось, когда я заметила, как легко, играючи эта загадочная фигурка переворачивает страницы книги, лежавшей у нее на коленях. Я была недалеко от дома Эмвеллов; вполне имелась возможность в любой момент встретить Элайзу.

Надежды мои вскоре оправдались: это, без сомнения, была она. Часа не прошло, как я страшилась, что девочка может терзаться страхом и унынием, но, казалось, это вовсе не так. Чем ближе я подходила, тем яснее видела, что у читающей девочки на лице улыбка, свежая и ясная, как цветок.

– Элайза! – крикнула я, когда нас разделяло лишь несколько шагов.

Она обернулась ко мне. Ее улыбка погасла, она прижала книгу к груди – это была не та книга, что ей дала я. Эта была меньше, и обложка у нее была светлее.

– Элайза, послушай меня, это очень срочно.

Я потянулась к ней, неуверенно ее обняла, но она осталась в моих объятиях неподвижна. В ней было что-то странное; она не была рада меня видеть. Утром я хотела стать ее далеким воспоминанием, но сейчас меня все это обижало. А что насчет ее только что погасшей улыбки? Что с ней произошло за это время, что она пребывала в таком блаженном состоянии?

– Ты должна вернуться со мной в лавку, дитя, потому что мне нужно кое-что тебе показать, – вообще-то, мне нужно было, чтобы она мне показала, из какого точно шкафа взяла банку.

Взгляд у нее был пустой, нечитаемый, но слова – нет.

– Вы меня прогнали. Не помните?

– Я помню, но еще я помню, что сказала тебе, как боюсь, что должно случиться нечто ужасное, и оно случилось. Я хочу тебе обо всем рассказать, но… – я взглянула на шедшего мимо мужчину и понизила голос, – не могу сделать этого здесь. Идем со мной, сейчас же, мне нужна твоя помощь.

Она еще крепче прижала к груди книгу.

– Да, хорошо, – пробормотала она, глядя на темные тучи, собиравшиеся над головой.

Мы пошли обратно в лавку, Элайза молча шагала рядом со мной, и я чувствовала, что она не только растерялась из-за того, как я ее увела, но и раздражена, что я отвлекла ее от того, чем она была занята минуту назад. Мы приближались к лавке, и я надеялась найти там леди Кларенс, возвратившуюся с проклятой банкой в руках – и если мы застанем ее, то вопросы к Элайзе будут не нужны. Но я ведь не могла снова отправить ее прочь так скоро?

Это не имело значения, потому что в лавке было пусто, и леди Кларенс еще не вернулась. Я присела к столу, делая вид, что спокойна, и не стала терять время попусту.

– Ты помнишь, как пересыпала порошок леди Кларенс в банку?

– Да, мэм, – быстро ответила Элайза, аккуратно сложив руки на коленях, словно мы были чужими людьми. – Как вы и сказали, я взяла в шкафу банку подходящего размера.

– Покажи, – сказала я, и мой голос дрогнул.

Шаг, другой, третий – я последовала за Элайзой в другой конец комнаты, а она опустилась на колени, открыла нижнюю дверцу и засунулась внутрь всем своим маленьким тельцем. Она потянулась в самую глубину шкафа, и я схватилась за живот, опасаясь, что меня сейчас вырвет.

– Вот там, – сказала она искаженным от эха в пустом деревянном шкафу голосом. – Там, по-моему, была еще одна такая же…

Я закрыла глаза, во мне в конце концов поднялся ужас, охвативший мое горло и язык. Потому что шкаф, в который по пояс залезла Элайза, была полон вещей моей матери, в том числе и сокровищ, с которыми я не могла расстаться, старых лекарств, которые мне были не нужны, и, да, ужасное, заставляющее вздрогнуть, да, нескольких старых банок, на которых, я точно знала, был выгравирован адрес ее когда-то респектабельной аптечной лавки.

Адрес этой самой лавки, которая уже давно не была респектабельной.

Хрупкое тело Элайзы выскользнуло из шкафа, в руках у нее была кремовая банка – дюйма четыре в высоту, одна из пары, с выгравированным вручную «3, Медвежий переулок» на обороте. Элайзе не нужно было ничего говорить, я знала, что такая же банка стоит в погребе величественного дома леди Кларенс. В горле поднялся знакомый кислый комок, и я оперлась о шкаф, чтобы устоять на ногах.

– Вот такая, – сказала Элайза, почти шепотом, опустив глаза. – Та, куда я насыпала порошок, была точно такая же. – Она медленно, отважно подняла на меня глаза. – Я что-то сделала не так, Нелла?

Хотя у меня и чесались руки ее удавить, откуда девочке было знать? Случилась чудовищная ошибка – в комнате было полно полок, и разве не сама я была виновата, что попросила ее найти сосуд? Разве не сама я была виновата, что привела девочку в лавку с ядами? Поэтому я подавила в себе желание дать ей пощечину и вместо этого обняла ее.

– Ты не прочла, что было на банке, дитя? Ты не видела, что на ней слова?

Она заплакала, задыхаясь и давясь слезами.

– Они не были похожи на слова, – икая, произнесла она. – Видите, просто несколько случайных царапин. Я даже толком не могу прочесть, что здесь написано.

И она была права, оттиск был старым, едва различимым, но тем не менее все это оставалось ее чудовищным просчетом.

– Но ты же отличишь слова от картинки? – спросила я.

Она тихонько кивнула.

– О, я так виновата, Нелла! Что тут написано? – Она прищурилась, пытаясь прочесть слова на банке. Я медленно обвела выцветшие очертания слов, провела пальцем по плоским завиткам «3» и буквы «М».

– Три М… – Она замолчала, задумавшись. – Три Малый переулок.

Поставила банку и упала мне в объятия.

– Сможете ли вы меня простить, Нелла? – Ее плечи ходили ходуном, она безудержно рыдала, роняя слезы на пол. – Если вас арестуют, я буду виновата! – выдавила она, задыхаясь.

– Тише, – прошептала я. – Тише.

И, качая ее взад-вперед, взад-вперед, вспомнила малышку Беатрис. Я закрыла глаза, положила подбородок на макушку Элайзы и подумала о том, как моя мать делала то же самое, когда всерьез заболела; как она утешала меня, когда я уверилась, что ее конец близок. Я так плакала, уткнувшись лицом ей в шею.