Пауль Куусберг - Происшествие с Андресом Лапетеусом

— Пожалуйста, пожалуйста. Всего хорошего, товарищ Лапетеус. Всего хорошего.

Реэт улыбнулась сквозь слезы, повернулась и мелкими, семенящими шагами направилась к двери.

Юрвен остановил ее:

— Минутку. Чуть не забыл. Передайте своему супругу, что мы не спешим с рассмотрением его заявления об уходе. Сейчас комбинатом управляет главный инженер, он временно исполняет обязанности директора.

Эти слова сильно подействовали на Реэт. Она смогла только пробормотать:

— Я скажу ему.

Домой она шла подавленная. Задело, что Андрес не сказал ей о заявлении, отправленном в совнархоз. Он не должен поступать так необдуманно. Не посоветовавшись с ней, не сказав даже полслова.

«Андрес не считает меня больше своей женой, — подумала Реэт. — Я дам ему развод». Но тут же это решение показалось ей чересчур поспешным. Что о них подумают, если они теперь разойдутся? На нее будут смотреть косо. Но ведь во всем виноват Андрес, только он. Так размышляла она, сама не веря в свои рассуждения. Все казалось бессмысленным.

Вдруг ей до боли стало жалко Виктора Хаавика. Почувствовала, будто вся ее жизнь растоптана.

Мурук: — Я восхищаюсь тобой.

Реэт: — А что я должна делать? Плакать? Разве лучше, если бы я плакала?

Мурук: — Ты редкостный человек. Древняя эстонка. Как ни сгибают тебя, ты все же гордо выпрямляешься.

Реэт: — О, господи, неужели нельзя без пышных слов. Я хочу жить, и я живу. Редкостный человек, древняя эстонка и другие подобные слова — все это пустозвонство.

Мурук: — Ты любишь его.

Реэт: — Он мой муж.

Мурук: — Как его состояние?

Реэт: — Плохо. Очень плохо. Я говорила с главным врачом и с хирургом. Попросила вызвать консультанта из Ленинграда. Обещали. Я не привыкла к бездеятельности. Теперь приходится. Завтра пойду в райком партии. В совнархозе к Андресу относятся хорошо. Его даже не освободили от работы. Андрес послал им заявление об уходе, но заместитель начальника управления заверил меня, что они не спешат дать ему ход. Товарищ Лапетеус не преступник, а жертва глупого несчастья. Именно так сказали мне.

Мурук: — Своих людей они оберегают.

Реэт: — Андрес достоин этого. Невероятный работяга.

Мурук: — И я уважаю Андреса.

Реэт: — Судебный процесс, наверно, не состоится.

Мурук: — Не будь пессимисткой.

Реэт: — Руки и лицо у него словно у покойника.

Мурук: — Длительная высокая температура, пребывание в постели — от этого всегда желтеет кожа. Пройдет.

Реэт: — Для Андреса было бы лучше умереть.

Мурук оторопел.

Реэт: — Я знаю, что так говорить нельзя. Но что лучше: год балансировать на грани жизни и смерти или сразу умереть?

Мурук: — Я понимаю тебя. Успокойся. Ты желаешь ему добра.

Реэт: — Видишь, я плачу. Скоро и ты перестанешь восхищаться мной. Я сейчас ненавижу себя. Завтра схожу в райком партии. Как ты думаешь: исключат его из партии или нет?

Мурук: — Я уже сказал, что своих людей они берегут.

Реэт: — Это было бы хорошо.

Мурук: — Андрес отделается легко.

Реэт: — Самое ужасное то, что он не хочет легко отделаться. Я предчувствую, что в суде Андрес не скажет в свою защиту ни слова. Несчастье странно подействовало на него. Он предлагает мне развод.

Мурук: — Предлагает развод? Почему?

Реэт: — Что он мог бы сказать на суде?

Мурук: — Мне кажется, ты чего-то боишься. Доверься мне. Ты знаешь, что я всегда готов помочь тебе.

Реэт: — Нет, нет. Мне нечего бояться. Я просто представила себе, как он будет держаться на процессе. Вероятно, станет обвинять себя.

Мурук: — Он все же убил человека.

Реэт: — Я не хочу думать о смерти Виктора.

Мурук: — Вы хорошо подходили друг к другу. Я тоже сохранил о Хаавике добрые воспоминания.

Реэт: — Да, Я собралась поехать к Тийветам, и Виктор заметил меня на Центральной площади. На том месте, где раньше был футбольный стадион «Калева». Или примерно на том месте. Он возвращался из Раквере. Пусть люди говорят что хотят.

Мурук: — Я же сказал тебе — наплюй на болтовню.

Реэт: — Скажи честно, что ты слыхал?

Мурук: — Ничего, кроме обычных сплетен. Ведь это происшествие само дает основу для фантазии. Случаи-

то необычный.

Реэт: — В райком я схожу обязательно. Ты там никого не знаешь?

Мурук: — Один из профессоров нашего института — член райкома. Член пленума, как они говорят. Но он не имеет веса. А из работников аппарата я не знаю никого. Советую говорить с секретарями.

Реэт: — Все затягивается. Андрес почти не поправляется. А процесс начнется не раньше, чем он будет в состоянии сесть на скамью подсудимых. Как ты думаешь, не поговорить ли мне с прокурором?

Мурук: — Сперва посоветуйся с Дебином. Лишнее слово может принести вред.

Реэт: — Ты прав. Знаешь, дядя советует мне развестись.

Мурук: — Об этом он говорил, когда ты была еще в больнице.

Реэт: — Развод ничего не изменит. В моей жизни, кажется, начинается закат. Ничто больше меня не интересует. За разбитую «Волгу» мне предложили почти что цену новой машины — за один автомобильный номер сейчас дают тысячу рублей, — но я отказалась. Знал бы это дядя!

Мурук: — Продай.

Реэт: — До тех пор… до тех пор, пока все не выяснится, я ничего не буду предпринимать. Меня словно вывернули наизнанку.

Мурук: — Пройдет. У тебя есть друзья, они поддержат. Я также один из них. Даже в том случае, если все примет наихудший оборот, дело не будет так уж безвыходно, как ты думаешь. Андрес сам во всем виноват. Спьяна поехать в город! Следователю автоинспекции он сказал, что был в Пирита. Но где именно, не сказал.

Реэт: — Он был у Тийветов.

Мурук: — Искал тебя?

Реэт: — Наверно.

Мурук: — Поговори с кем-нибудь из тех, кто приходил к нему в гости. Я думаю, что это важно.

Реэт: — Я не могу больше! Скорее бы все кончилось! Мне надо беречься. Не знаю, как я соберусь с силами, чтобы пойти на работу.

Мурук: — Если у тебя будут трудности с продлением бюллетеня — позвони мне. Это уладим. И другое… Ты всегда можешь быть уверена в моей помощи.

Реэт: — Ты хорошии. Спасибо. Мне нужны помощь и поддержка больше, чем ты думаешь. Я не в силах держаться так, как хотелось бы. Раньше я смеялась, когда нужно было смеяться, и плакала, когда считала разумным плакать. Теперь я не в силах больше смеяться, и на глазах у меня все время слезы.

Мурук: — Ты еще будешь смеяться.

Реэт: — Никому больше не верю. Стала какой-то беспомощной… Андрес сейчас держится очень странно.

Мурук: — Он согласен, чтобы Дебин защищал его?

Реэт: — Разговор с ним остался неоконченным. Он устал. Может в любой день угаснуть.

Мурук: — Ты напрасно боишься. У него очень крепкое здоровье. Человек со слабым организмом давно бы уже был в могиле.

Реэт: — А если он не согласится?