Хамза Есенжанов - Крутое время

— Он еще к нам придет, тетя. Такие люди ничего не боятся. Только я скажу папе, чтобы он не трогал Мамбета, и он не тронет. Нельзя же из-за какого-то Кириллова судить такого смельчака-хорунжего, — как бы утешая себя и служанку, говорила девушка.

Но служанка не проявила интереса к пришельцу, ей было все равно.

— Придет — посмотрим, — равнодушно сказала она.

А через полчаса вернулся домой полковник Гарун и, выслушав рассказ дочери, ужаснулся. Стараясь ничем не выдать смятения, он велел дочери ложиться спать и вызвал к себе офицера Аблаева.

— Он что-то задумал. Немедленно отправьтесь к Кириллову. Возьмите с собой двоих-троих солдат и зорко следите за домом. Возможно, там и задержите смутьяна. Предупредите тюремную охрану, пусть смотрят в оба, от Мамбета всего можно ожидать. Если что, действуйте быстро и решительно! — распорядился Гарун.

Мамбет немедленно приступил к осуществлению своего плана. Первым делом он решил вывести товарищей из казармы. Из дома Гаруна он сразу направился к казарме, в северной части города. «Казахское правительство решило создать казахскую армию. Лучшие джигиты с оружием в руках должны защищать свое правительство. К оружию, братья! Оседлай коня боевого! За независимость! За самостоятельность!»

Этот клич, казалось, был обращен прямо к Мамбету. И весной вместе со своими товарищами он направился в город и первым записался в правительственное войско. Он хорошо знал русский язык, был деловит и известен своей смелостью, поэтому сразу выдвинулся в командиры. Учитывая, что у Мамбета нет никакого военного образования, его назначили первым помощником командира полка. Обеспечить полк строевыми конями, седлами, сбруей, позаботиться о конюшнях, об овсе и сене — вот сколько забот легло на плечи Мамбета. Пешим дружинникам он доставал коней, конных — брал на учет, начал строить казармы, заготавливать корм. Он свободно распоряжался полковым хозяйством, денег брал сколько потребуется, закупал коней сколько душа желала. Но привольная жизнь вскоре пришлась ему не по душе. Все началось с первой же встречи с подполковником Кирилловым.

— Что я, для того и родился, чтобы всю жизнь слышать казачьи окрики? — негодующе спросил он, ворвавшись однажды к самому Жанше, главе Западно-Казахстанского правительства. — Я-то думал, что нашел у вас свободу, стал вольным джигитом, а тут все остается по-прежнему!

О причудах Мамбета Жанша наслышался и поэтому не стал ни уговаривать его, ни пугать.

— Недаром ведь ты Мамбет-буян?! — расхохотался Жанша.

После этого Мамбет и сцепился с Кирилловым.

Товарищи были преданы ему беззаветно. Один из них, Ажигали, в шестнадцатом году попал вместе с Мамбетом на окопные работы, но Мамбет сбежал тогда, а Ажигали остался под Бобруйском. Лишь через полтора года друзья встретились вновь. Другой верный товарищ Мамбета — Жапалак, маленький и подвижный, неотступно следовал за ним, точно ординарец.

Мамбет вошел в казарму, где только что объявили отбой, и приказал дневальному:

— Разбуди Ажигали и Жапалака! Да поживей, чего заморгал, не узнаешь, что ли?!

— Сейчас, Мамбет-ага. Сейчас Жапалака разбужу, а Ажигали в конюшне, дежурит, — забормотал дневальный, услужливо направляясь в угол казармы.

Дневальный, конечно, не знал, что задумал Мамбет, хотя краешком уха слышал о вчерашнем событии. Он бы не осмелился возразить необузданному забияке.

— Жапалак, Мамбет-ага приехал! Проснись, Жапалак! — затормошил дневальный спящего в углу дружинника.

Тот быстро проснулся, вскочил.

— А? Что? Где Маке? Когда приехал? — закрутился он волчком.

Жапалак лежал под серым суконным одеялом, одетый и обутый, словно заранее подготовился к тревоге. Он кинулся к выходу, но дневальный все же успел раньше его.

— Разбудил, Мамбет-ага! Вот! — радостно доложил он.

— Ажигали в конюшне, Маке. Нас двоих достаточно? — осведомился Жапалак, будто знал все мысли Мамбета.

— Недостаточно, — буркнул Мамбет. — Подними жаугаштинца и букейца, жиена своего и растяпу рыжего. Чтоб с оружием были, Я буду ждать у Ажигали.

Мамбет не стал объяснять подробности. Кроме нескольких солдат в у?лу Жапалака, никто не поднял головы: после утомительных дневных учений аульные джигиты с непривычки спали ночью как убитые. А те, что проснулись, увидев Мамбета, недоуменно перекинулись спросонья:

— А говорили, что сбежал.

— Куда ему бежать-то? Вернулся, значит…

Мамбет не слышал их, не заметил даже, кто проснулся, кто говорил. Он взял одну из винтовок, составленных в козлы у входа, снял с дневального подсумок с патронами, нацепил на себя и как ни в чем не бывало вышел из казармы.

Жапалак мигом поднял названных Мамбетом джигитов, и все, словно на пожар, заспешили к конюшням.

— Бегите к коням, к Ажигали. Вас там дожидается Маке! — вот все, что сказал им Жапалак, и этого было достаточно: через мгновение все столпились вокруг Мамбета. Речь его была короткой и прозвучала как приказ:

— Я не хочу оставлять вас на произвол казачьих офицеров. Седлайте коней и — за мной. Пока я жив, никто вас пальцем не тронет. Отправимся в Акшатау. Захватите еще вот этих двух аргамаков и вороного жеребца. Ажигали, не оставляй ни одного хорошего коня! — распорядился

Мамбет, указывая на рослых остроухих коней, с хрустом жевавших измельченное шашками сено.

— Не оставлю! — отозвался Ажигали.

Через четверть часа джигиты галопом помчались за город, в степь.

Небольшая, но дерзкая своими действиями группа бросила вызов всему ханскому войску. Их смелый уход заставил многих задуматься и понять, что это лишь начало больших событий.

На поводу девяти смельчаков мчались два аргамака и вороной жеребец, а перед ними — целый косяк отборных, быстроногих коней.

Джамбейтинское правительство считало себя самостоятельным и независимым: создавалась, росла своя армия, имелись свои административные органы и полицейские управления, взвод охранников и своя тюрьма, свои прокуратура и суд. Однако руководителям степного велаята спалось неспокойно: народ был недоволен, возмущен жестокостью карательных отрядов, хаджи Жунус поднял джигитов и чуть не обрушился на волостное правление, отряд Абдрахмана Айтиева отбил караван, следовавший в Джам-бейты с оружием для дружинников. А теперь еще и Мамбет Уразбаев лишил их покоя. Два дня полиция рыскала всюду, пытаясь изловить бунтаря, а он вдруг неожиданно заявился в дом самого Гаруна, да еще с угрозами, а потом увел джигитов из казармы, угнал лучших коней полка.

«И всему причиной красные за рекой да подпольное действие их приспешника Айтиева на этой стороне. У него свой метод: проводить тайные собрания, настраивать голодранцев против нас, собирать вооруженные отряды. Буйный сынок Уразбая, конечно, дубинка в руках Айтиева. Только такие головорезы-бандиты могут избить средь бела дня своего командира и отобрать оружие, — рассуждал полковник Гарун, ломая голову над тем, как бы отомстить степному налетчику. — Куда мог направиться этот смутьян? После такого преступления он не сможет укрыться где-то в Уральской области. В аулах у нас немало надежных людей: волостные и старшины, судьи и сборщики; сыщики и агенты секретной службы сразу же нападут на след. Единственное для него спасение — податься к Айтиеву…. Надо успеть задержать его до Богдановки».