Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

— Я должна повторять? — прохрипела она.

Высоко занесённый хлыст дрожал в её руке. Ещё мгновение — и он упадёт на распростёртое тело Марийки.

Таня Егорова медленно подняла голову, и, словно ожегшись о её взгляд, Мари-Клэр отступила на шаг.

В полной тишине прозвучал голос Тани:

— Опусти хлыст, Мари-Клэр. Она умерла.

Толпа женщин качнулась и снова застыла в напряжении. Джен Кросби почувствовала, как горячая волна гнева опять захлёстывает её.

Мари-Клэр медленно опустила хлыст. С минуту она стояла, как бы раздумывая, что ей следует предпринять, затем резко повернулась к Жанне и истерически закричала:

— Сбрасывай свои лохмотья! Сейчас я тебе пропишу демократическую журналистку. Слышишь? Сбрасывай лохмотья!

Жанна не двинулась с места, и это ещё больше разозлило Мари-Клэр.

— За каждую потерянную секунду ты получишь лишний удар, — кричала она. — Слышишь — лишний удар…

— Оставьте её, Мари-Клэр, — вырвалось громко у Джен Кросби.

Надсмотрщица недоуменно взглянула на англичанку.

Не ослышалась ли она? Неужели это происходит в концентрационном лагере?.. Да, всё это натворили русские девушки. Они попытались убежать, они взбудоражили самых смирных. Надо действовать беспощадно.

— После неё ты ляжешь на эту скамью, Джен Кросби, — крикнула Мари-Клэр.

У Джен перед, глазами поплыли красные круги. Долго сдерживаемый гнев прорвался неудержимо. Джен бросилась к надсмотрщице;

— Проклятая! Лучше смерть…

Она кинулась на Мари-Клэр так неожиданно и стремительно, что надсмотрщица не успела отступить. Круг женщин мгновенно сомкнулся, послышался крик и треск разрываемой материи. В воздухе замелькали кулаки.

Тогда из толпы разгневанных женщин вырвалась Джен Кросби. В её широко раскрытых глазах застыл ужас. Она была смертельно бледна, побелевшие губы мелко дрожали.

— Погодите, погодите! Вы убьёте её, — кричала Джен, пытаясь оттащить то одну, то другую женщину. — Мы все погибнем. Отпустите её.

Но на слова Джен никто не обращал внимания. Послышался дикий, протяжный крик Мари-Клэр, и всё стихло. Толпа расступилась. На белом, освещённом ярким солнцем плацу лежала мёртвая надсмотрщица в изорванной униформе.

Плац сразу опустел. У скамьи остались лишь несколько женщин и Таня, всё время неподвижно сидевшая у тела Марийки.

— Что вы наделали? — причитала Джен. — Теперь никто не выйдет отсюда живым.

— Вы уже испугались, Джен? — удивлённо спросила Мария Стоянова.

— Это была непоправимая глупость! Вы же сами говорили, что это ничего не изменит.

— Кроме того, я говорила, что помогу вам расправиться с Мари-Клэр. Своё слово я сдержала так же, как и вы своё. Признаюсь, я даже не думала, что вы решитесь рискнуть своей жизнью.

— Значит, вы… вы… — задыхаясь, сказала Джен, — вы считаете, что я убила Мари-Клэр? Но я не хотела этого. Ведь я кричала вам: остановитесь. Что же теперь будет?

— Не нервничай, Джен, — сказала Гильда Иенсен. — Всё равно, из этого лагеря никто не выйдет живым, независимо от того, будет или не будет жить Мари-Клэр.

Джен вдруг с полной ясностью представила себе, что произойдёт. Сейчас появится капитан Крамер, ему скажут, кто первый бросился на Мари-Клэр, и Джен поведут на виселицу.

Джен в отчаянии подбежала к телу Мари-Клэр. Может, ещё не всё потеряно, может, она ещё жива?

Но злые тёмные глаза надсмотрщицы застыли, устремлённые в небо. Джен попыталась поднять голову Мари-Клэр, — глаза оставались неподвижными.

Джен проклинала мгновение, когда не сумела сдержать себя, дала волю этому безумному порыву. Неужели она никогда не научится владеть собой? Поздно… Поздно думать об этом.

— Что теперь будет со мной, — простонала Джен, — что вы со мной сделали? Я ведь кричала вам остановитесь…

— Молчите, Джен, — сухо сказала Мария Стоянова, — оставайтесь хотя бы в наших глазах героиней.

— Да, вам легко это говорить, а я жить хочу. Понимаете — жить…

— А я думала, Джен, что у тебя настоящая, смелая душа.

Эти слова Гильда Иенсен произнесла с глубокой грустью, с искренним сожалением. Но Джен не обратила внимания на её тон.

— Мне всё равно, что вы обо мне думаете. Господи боже мой, что теперь будет… Что теперь будет…

И она склонилась над трупом Мари-Клэр, как бы пытаясь уловить в остекляневших глазах хоть искорку жизни, как надежду на спасение.

Среди тишины и неподвижности, воцарившихся на плацу, медленно поднялась Таня Егорова. Все взоры обратились к ней.

А она постояла несколько секунд, внимательно вглядываясь в лицо Марийки, словно старалась запомнить его на всю жизнь, затем медленно, как идут на смерть, подошла к Джен и тихо коснулась её плеча.

— Встань, вытри слёзы и не устраивай здесь истерик, — сказала Таня. — Ты показала, что у тебя есть настоящая душа. Гордись же этим и не позорь себя. Иди.

Ещё не понимая, что задумала Таня, но покоряясь её спокойному, властному голосу, Джен поднялась и, покачиваясь, отошла к стенке барака, где короткая тень создавала ощущение прохлады. А Таня опустилась на землю возле Мари-Клэр и тихо, но твёрдо сказала, обращаясь к женщинам:

— Пусть сейчас же кто-нибудь пойдёт к Крамеру и доложит ему, что я убила Мари-Клэр.

В первое мгновение женщины оцепенели. Может, это только послышалось им? Может, начинаются галлюцинации?

— Ты с ума сошла, Таня! — воскликнула Гильда.

— Ведь это верная смерть, — задумчиво сказала Зося.

Жанна Роже всплеснула руками:

— Опомнись, Таня! Я пойду к Крамеру, я буду просить его… Не делай этого.

— А что вы скажете, мама? — неожиданно обратилась Таня к Марии Стояновой.

Женщина ответила не сразу. Видимо, не легко было Марии произнести свои слова.

— Ты поступаешь правильно, Таня, — сказала она. — Если не ты, то я сделаю это…

Жанна вскинула голову и гневно посмотрела на Марию Стоянову.

— Вы посылаете её на смерть. Как вы смеете? Пусть Джен остаётся здесь. Я всё расскажу Крамеру.

— Ты ничего не расскажешь Крамеру, — перебила её Таня. — Иди сейчас же и доложи так, чтоб тебе поверили. Иди, Жанна…

— Жанна, стой! — крикнула Джен. — Стой!.. Нет, иди… Стой!

— Довольно истерик, Джен. Ты, Жанна, напрасно теряешь время. Через пять минут будет поздно. Иди.

Жанна бросилась к Тане, крепко обняла её и поцеловала в губы. Потом побежала к бараку, где помещалась канцелярия. Но, не добежав до него, резко свернула в сторону, и упала, забившись в рыданиях.

Джен, вырвавшись из оцепенения, поняла, наконец, что произошло, и кинулась к Тане:

— Таня, как мне благодарить тебя?

— Благодарить? Я это делаю не только для тебя. Но разве ты не поступила бы так же, будучи на моём месте?

— Да, клянусь богом, да!

Слова Джен прозвучали искренне, страстно, и женщины поверили ей. Поверила и Таня.