Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

— Герои, — тихо сказала Таня.

— Да, герои, — подхватил Крауфорд. — Не будь их, я давно лежал бы в земле. Никогда не забуду, как дерутся за своих друзей советские лётчики. Я видел, как оба они погибли, и у меня в сердце закипела такая злоба, такая ненависть к немцам! Я хотел сейчас же, немедленно, отомстить за смерть героев-лётчиков. И мне пришла в голову мысль: почему возле Ригена появился охранный аэродром? Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, подлетаю к Ригену и вижу, что все его улицы, все заводы забиты танками. Вот тебе, думаю, и «объект, недостойный бомбардировки»! Сделал круг над городом, зенитки бьют нещадно. Ну, здесь я не выдержал…

— И вы… — не решаясь продолжать, выдохнул из себя Артур Кросби.

— Конечно, — гордо ответил Крауфорд. — Как дал по этой музыке всеми фугасками, какие у меня были, а лотом ещё и зажигательных подсыпал… Дым от взрывов был виден километров на пятьдесят.

— Боже мой! — воскликнул Кросби. Он боялся взглянуть на Гибсона.

— Ничего особенного, — ответил на его восклицание Крауфорд. — Мне приходилось видеть после бомбёжки и более высокие столбы дыма.

— Могу себе представить, — скептически скривил губы Сэм Гибсон.

— Но самое странное началось потом, — продолжал Крауфорд, не придав значения словам Кросби и американца. — Прилетаю, докладываю командиру, жду одобрения. А он выслушал меня и побледнел от злости. «Как вы, кричит, осмелились бомбить недостойный объект?» Говорю ему: там полным-полно танков. Куда там — и слушать не хочет.

— Я думаю, — тихо сказал Гибсон, — двести тысяч.

— Да нет, танков было значительно меньше… И в тот же день меня перевели в береговую авиацию. Вот и вся история. Сейчас еду на новое место службы. До завтрашнего вечера могу пробыть здесь.

— Правильно поступили, мистер Крауфорд, — сказала Таня. — Я не знаю, что думали ваши командиры, но на вашем месте я действовала бы точно так же, даже рискуя навлечь на себя гнев начальства. Гитлеровцев надо бить всюду, где бы они ни встречались: на земле, на воде, в воздухе, под водой…

— В вашей решимости я ничуть не сомневаюсь, мисс, — холодно заметил Гибсон.

— Крауфорд, — почти простонал Кросби, — вы знаете, что вы натворили?

Ральф с удивлением посмотрел на своего будущего тестя: неужели и Кросби считает, что он поступил неправильно?

— Знаю, — ответил лётчик — разбомбил немецкие танки.

— Нет, не только немецкие танки, — тихо, страдальчески сказал Кросби. — Вы разбомбили…

Он не закончил фразу и взглянул на Таню. Девушка сидела в кресле рядом с Джен и, казалось, не прислушивалась к разговору. Но когда в разговоре наступила неожиданная пауза, Таня поймала на себе взгляд Артура Кросби и поняла, что он не хочет продолжать разговор при ней.

— Простите, миссис Кросби, — сказала она, поднимаясь, — я чувствую себя не совсем хорошо. Я погуляю немного в саду.

И, не ожидая ответа, она прошла на веранду, а оттуда в цветущий июньский сад.

Все смотрели ей вслед, не нарушая молчания до тех пор, пока шаги Тани не затихли в отдалении.

В саду Таню сразу охватила звонкая тишина жаркого дня. От цветов и трав, от нагретой листвы поднимался густой сладковатый аромат. Так пахнут цветы, любовно выращенные в оранжереях. Их поливают, пестуют, берегут от горячего солнца; дыхание степного ветра для них смертельно.

Таня шла, не спеша, по аллее, обсаженной невысокими розовыми кустами, и старалась представить себе её, когда кусты расцветут, когда из каждой почки поярится огромная красная роза. Она шла всё дальше, вдоль грядок с рассадой неизвестных цветов, вдоль довольно высоких георгин, которые должны были прийти на смену гортензиям, вдоль больших кустов буйно цветущего жасмина. Она узнавала едва заметные всходы поздних осенних астр и вспоминала их неяркие, но всегда волнующие краски, замечала ещё небольшие широкие листья настурций и представляла себе эти цветы, похожие на яркие огоньки на фоне осеннего пожелтевшего сада.

Таня заметила, что цветы посажены с большим искусством по определённой системе, рассчитанной на то, чтобы сад никогда не оставался пустым. В этом была заслуга садовника Роберта Харингтона, который сейчас шёл по аллее навстречу Тане. В руках у садовника были ножницы и куски шпагата, он, видимо, что-то подрезал и подвязывал в своём сложном хозяйстве.

Джен уверяла, что Роберту Харингтону уже минуло девяносто. Ей не верили, но все видели, что девушка не очень далека от истины. Его чисто выбритое, всегда загорелое лицо было покрыто множеством глубоких морщин. Харингтон всю жизнь провёл в чужих садах, выводя редкие сорта цветов. Он любил и знал цветы так, что, казалось, мог даже разговаривать с ними.

Впервые увидев Таню в саду, он подарил ей маленький букетик цветов, и с того дня так уж повелось, что Таня никогда не возвращалась с прогулки с пустыми руками. «Старый Боб», как называли Харингтона в семье Кросби, с первой же встречи стал очень нежно относиться к Тане и всякий раз, когда ему случалось увидеть девушку, дарил ей цветы. Но это происходило всегда в присутствии миссис Кросби или Джен. Сейчас, увидев девушку одну, он ускорил шаги и, подойдя, ласково поздоровался.

— Скажите, мистер Харингтон, — ответив на приветствие, заговорила Таня, называя старого Боба так, как его называли только по большим праздникам, — что бы вы делали, если бы вдруг на этот дом упала бомба и все ваши хозяева погибли?

— Не дай бог, — всплеснул руками Харингтон. — Не надо говорить такое, мисс Таня. Мне осталось бы умереть под забором. Кому нужен старый садовник? Дай бог здоровья мистеру Кросби и миссис тоже, они любят и ценят цветы старого Боба… Не говорите так, мисс Таня, это не приведёт к добру.

Таня очень пожалела, что в эту минуту возле неё нет миссис Кросби. Хорошая иллюстрация к их сегодняшнему спору.

— Какие цветы вы подарите мне сегодня, мистер Харингтон? — спросила Таня, меняя тему разговора.

— Сегодня, — сказал садовник, — я покажу вам нечто более интересное, чем обычный букет. Но вы должны поклясться, что не выдадите мою тайну. Клянётесь?

Это было сказано так трогательно и в то же время торжественно, что Таня совершенно серьёзно, без тени шутливости воскликнула:

— Клянусь!

— Посмотрите на эти клумбы, — сказал Харингтон, — Что вы на них видите?

Этот вопрос озадачил Таню.

— Здесь очень много цветов, — недоумевая, ответила она. — Очень красивых и редких цветов.

— Это, конечно, верно. Но вы никогда не присматривались, как посажены эти цветы?

— Я не вижу ничего особенного, — сказала девушка, внимательно оглядев клумбы.

— С земли никто не может это увидеть, — тихо сказал садовник. — Стоя у подножья горы, нельзя увидеть всю гору и составить представление о её высоте. Так и с моими цветами. Отсюда вы видите только красивые клумбы. Но стоит вам подняться на сто метров, как вы сразу увидите огромную пятиконечную звезду, сделанную из розовых и красных цветов на бледнозеленом фоне травы. Я не мог рисковать, поэтому не все линии очерчены достаточно чётко, но никто не ошибётся, увидев мой сад с высоты. Если бы миссис Кросби узнала об этом, она, не колеблясь, выгнала бы меня из одного только страха перед немецкими бомбами. Я и сам вначале немного боялся, но потом понял, что немцам сюда летать незачем, и дал цветам расцвести. И красная звезда, наверное единственная красная звезда на земле английских островов, появилась под солнцем. Я хочу, чтобы русские пилоты, крылатые люди, пролетая вверху, знали, что здесь живёт старый Боб, который гордится советскими людьми и хочет, чтобы они знали об этом. Когда вы приедете к себе домой, в Москву, расскажите, даже не называя имени, о старом садовнике, который нашёл странный способ выразить свои чувства. И ещё скажите, что в Англии много людей, уважающих и любящих Советский Союз, но у них нет такого языка, который мог бы рассказать об этом. Правдивые цветы не подчиняются им так, как мне, а газеты в Англии созданы не для правды.