Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга первая)

Теперь оставалось подготовиться для окончательного удара по Керкичи, после чего весь правый берег Амударьи должен был стать свободным. На левом берегу чарджуйские добровольцы теснили Хаджи-ишана с его бандами.

В бою у Ходжа-Айгыра среди трофеев нам попались десятка три английских одиннадцатизарядных винтовок. «Откуда это оружие?» — допрашивали у нас в штабе пленных врагов. Они рассказали: сердары выдавали эти винтовки тем, на кого надеялись особо, при этом поясняли, что, дескать, инглизы, то есть англичане, прислали это замечательное оружие в дар самым храбрым воинам ислама и еще пришлют. Везли же винтовки вьюками в ящиках со стороны афганской долины.

Позже нам стало известно, что в районе Керки, начиная с 1918 года, действовали британские агенты, временами укрывавшиеся на территории соседних Афганистана и Ирана, притом они маскировались под турок, превосходно знали местные языки, обычаи. В таких фанатичных главарей, как Баба-мерген, Хаджи-ишан, иностранцы вселяли надежды на серьезную помощь оружием и даже войсками из-за рубежа. Этим отчасти можно объяснить тот факт, что бои вокруг Керки были столь длительными и кровопролитными.

И вот теперь, после короткого господства белобухарцев над аулами верхнего Лебаба, настроение населения явно обернулось в нашу пользу. Бандиты беззастенчиво грабили народ, а мы явились его освободителями. Это постепенно дошло до сознания даже самых отсталых. Дайхане стали приносить нам продукты — овощи, мясо, яйца, молоко, просили принять в дар, в виде благодарности за освобождение. Но у нас действовал строгий приказ: бесплатно ничего не брать у населения. И мы неизменно расплачивались за все по ценам, не ниже базарных. Легко себе представить, как это поднимало авторитет новой, народной власти и ее защитников — красных бойцов.

Проведав, что у нас действует медицинская служба — опытный военный врач Николай Петрович Егорычев и несколько фельдшеров, — к нам стали обращаться и за медицинской помощью. Тогда-то мне и пришло в голову: а не показать ли Донди нашему врачу? Ведь у нее правая рука, после того памятного случая, срослась не совсем удачно и действовала с трудом.

Пришлось уговорить Донди, а в особенности ее мать, что показаться «табибу урусов» — совсем не грех, поскольку это мой товарищ, друг дайхан-бедняков. Егорычев по моей просьбе сам приехал к нам в Бешир и в присутствии матери осмотрел руку Донди. После произведенной им операции девушка ходила с гипсом и лубками на больной руке. Несколько недель спустя, когда утихли боли и лубки сняли, — рука стала и с виду прямее, и действовала почти нормально. Удивлению аульчан, особенно женщин, не было границ.

… До начала операций у Керкичи у нас выпало дня два отдыху. Я отправился в Бешир, один, пешком, в дайханской одежде, без вестового, — был уверен, что никакая опасность больше не грозит, а если в ауле появлюсь незаметно, то смогу больше узнать, повидаться со многими людьми.

Поначалу все так и шло: к нам в дом наведывались друзья, приносили сведения о настроении дайхан, о поведении врага. Побывал у меня и старый друг Сапар. Бандиты, оказывается, так и не проведали толком о его прочной связи с нами; в нужную минуту он сумел исчезнуть из виду. Теперь он мне сообщил, что представитель Баба-мергена тайно передал ему поручение доставить из Бешира продовольствие и фураж для своего воинства. Это было для нас в высшей степени полезно, я посоветовал Сапару с усердием «выполнять» поручение вражеского главаря и постоянно извещать меня обо всем происходящем.

Я дал матери денег — почти все свое денежное содержание комбата Красной Армии, которое за мной было сохранено и теперь доставлено из Чарджуя с одним из пароходов.

— Сынок, — сказала она, принимая деньги, — мне думается, их следует сохранить для твоего тоя. Что ты скажешь? До каких пор станем откладывать?

Видимо, мать решилась заговорить о самом сокровенном. Что я мог ответить? Кровавая борьба не утихает ни на час… Но ведь это моя мечта — той, наша с Донди долгожданная свадьба.

— Пожалуй, мама, ты права. Может, недолго осталось ждать, но все-таки придется повременить, — ответил я.

Она только вздохнула. Мы поговорили еще немного, пора мне собираться. Один из взводов нашего отряда размещался в «зеленой крепости», я рассчитывал добраться туда за полчаса.

Аул уже погрузился в глубокий сон, даже собаки не тявкали. Поздняя лупа еще не всходила, ночь была прохладной, безветренной. Я миновал место, где еще сохранялась полуразвалившаяся мазанка моего деда. Перешел по мосту арык. Село осталось позади.

В тот же миг, словно из-под земли, раздался приглушенный топот множества ног. Я не успел оглянуться — крепкие руки, будто клещами, сзади стиснули мне плечи, запястья, сбив папаху с головы, набросили платок на глаза и рот, затянули его. Я едва не задохнулся. «Колец», — промелькнуло в сознании.

Нападавшие молча повалили меня на землю, чем-то крепким связали ноги и руки. Обшарили, вытянули браунинг из-за пазухи, сняли с пояса нож. Потом — стук копыт по пыли, сдержанное пофыркиванье лошади. Меня, точно тюк, перекинули поперек седла, повезли.

Кто же это, откуда взялись враги в Бешире? Выслеживали меня? Я замычал, чувствуя, что задыхаюсь. Кто-то из напавших ослабил платок, которым мне закутали голову. Может, это вовсе не бандиты, какая-нибудь ошибка?

— Эй… — окликнул я, замотав головой, чтобы освободить губы. — Вы что, спятили с ума? Кто вы такие? По какому праву хватаете, вяжете?..

В ответ — безмолвное дыхание с хрипом, потом — удар по затылку чем-то холодным, наверное, рукоятью моего же браунинга. Искры посыпались у меня из глаз.

— Молчи, если хочешь остаться живым! — прохрипел кто-то над моим ухом. По произношению я понял: это не беширцы. Все равно, местные. Враги, теперь сомнения не оставалось. Значит — смерть? Я не мог поверить, что не осталось никакой надежды на спасение.

От мерного шага лошади, стянутый до боли веревками, я впал в тяжелое забытье. Ехали долго, уже не по дороге — по песку. Наверное, к Чукурча, где Сапару назначена встреча с вражеским посланцем?

Наконец остановились. Послышался приглушенный говор, мне почудился запах дым от костра. Меня сбросили на песок. Значит, в пустыне. Прохладный песок освежил меня, я не заметил, как уснул.

… Меня пнули сапогом в бок, и я спросонья рванулся в ярости и недоумении — что это?! Веревки врезались я запястья и лодыжки. Глаза крепко завязаны. Сразу все сообразил.

— Поставьте. Глаза развязать! — проговорил кто-то гнусавым голосом, и голос этот показался мне знакомым. Тотчас сильные руки подхватили меня, ножом разрезали путы на ногах, сорвали с глаз повязку. Солнце поднималось над барханами, вдали стояли с десяток юрт. Рядом на кошме, поджав ноги, восседал обрюзгший редкобородый человек. Курбан-бай, я сразу его узнал. В стороне — бандиты, вооруженные кто чем. У двоих поближе — одиннадцатизарядки. Трое у меня за спиной.