Аркадий Крупняков - Вольные города

У султанского наместника еще молоко на губах не обсохло, а он кричит на хана, будто на простого слугу. Кичится силой Ос­манской державы, а чтобы защитить хана — этого нет. В прошлом году налетел на Бахчисарай брат хана Ахмата Зенебек, Менгли- Гирея из нового дворца выгнал, а наместник Баязета пальцем о палец не ударил, чтобы ему помочь. Пришлось хану самому со­бирать по всему Крыму войско да того Зенебека вытурять. Му­хаммед, вместо того, чтобы обеспокоиться, хана назвал сонным зайцем и сказал, что отпишет отцу: хан-де, мол, Бахчисарай чуть было не проспал.

Хану стало ясно, что теперь друзей у него, кроме князя Ивана, нет, должность ханская ненадежна и надо договариваться с Моско­витом на случай нужды. И пошел в Москву гонец с письмом хана. А в письме сказано:

«Султан посадил в Кафе сына своего; он теперь молод и моего слова не слушается, а как вырастет, то слушаться перестанет сов­сем, я также не стану слушаться, и пойдет между нами лихо: две бараньи головы в один котел не лезут. Если по грехам придет мне истома, если конь мой будет потен, то ты мне опочив в твоей зем­ле, дашь ли?»

Иван немедля же послал крепкую грамоту с золотой печатью:

«Дай, господи, чтобы тебе лиха не было, брату моему Менгли- ЗГирею царю, а если что станется в юрте отца твоего, то приедешь ко мне, и от меня, от сына моего, братьев, от великих князей тебе и детям твоим лиха никакого не будет. Если захочешь уйти прочь, нам тебя не держать. А сколько силы моей станет, буду стараться посадить тебя снова на отцовское место».

Недавно приехал посланник султана паша Авилляр и немного хана успокоил. Баязет за дружбу с Москвой хана не упрекает, приказал эту дружбу крепить, и если Ахмат золотоордынский на Ивана войной пойдет, то Ахмату в спину надо ударить и землю его повоевать. И еще просил султан помочь Авилляру в поездке на Орду.

Это сделать было нетрудно: снарядил хан два десятка воинов, дал им по запасному коню, и проводили они султанского посла до Дона, до ватаги.

* [9] *

Было это давно. Где-то в глубине Азии на берегах голубого Онона вырос умный, храбрый и жестокий воин Темучин. Он сбил все монгольские и татарские боевые дружины под свою руку и под именем Чингиз-хана повел их на завоевание вселенной. Воины ве­ликого кагана бросили под копыта своих коней большую часть Ки­тайского государства, подобно саранче, опустошили Среднюю Азию. После малого перерыва два искусных вождя хана Чинги­за— Субэдэ и Джебе огнем и мечом прошли по Хорезму, Ирану и Грузии. Через Ширванское ущелье могучей лавиной ворвались в половецкие степи.

Сын Чингиза Бату-хан повел темную силу дальше — на рус­ские земли. Пала мать городов русских — Киев, погибли в огне и сечах пребывавшие в раздорах и рознях княжества Рязанское, Владимирское, Суздальское, Московское. Застонала под татаро- монгольским игом Русь.

Покорив множество земель, не ушел Бату-хан на родину от­цов, потому что родился в седле во время похода и не тянуло его домой, как многих старых воинов. Он остановился в богатых вы­пасами половецких степях, основал новое государство свое и на­звал его — Золотая Орда. На берегах реки Итиль 1поставил золо­той шатер, с бунчуком Великого кагана на шесте, и возник вокруг этого шатра город Сарай. Брат Батыя — Берке-хан пошел даль­ше, и на притоке Итиля, речке Ахтубе, воздвиг свою столицу. Ее назвали Сарай-Берке.

Шло время — сменялись ханы. Были среди них умные и глу­пые, иные умножали славу Орды военными победами, расцветом ремесла, торговли, иные терпели поражения в битвах, а свои сто­лицы оставляли в запустении. Но иго, положенное на Русь, дер­жали крепко.

Нынешний владетель Сарай-Берке, хан Ахмат, не очень ум­ный, но и не глупый. Одна у хана заковыка есть — хвастун. А сыз­давна известно: если человек хвастун, значит, и трус разом. Под­вигов у него больше на языке, чем на деле. Еще по зиме послал Ахмат в Москву своего двоюродного брата Зунат-хана за помин­ками. Со времен Бату-хана велось: русские князья навстречу хан­ским послам выходили пешком, потом кланялись до земли, потом прикладывались к ханской басме [10], подносили послу кубок сереб­ряный с кумысом. Потом слушали, как толмач читал ханскую гра­моту, и становились при этом на колени. В ту зиму Иван, рус­ский князь, навстречу Зунат-хану не вышел, оказался хворым. Вместо кумыса послу подал медовой браги, сославшись на то, что кобылицы у русских зимой не доятся. А правоверному брагу пить не велел пророк, и Зунат увидел в этом насмешку. Басму, правда, князь к голове приложил, грамоту выслушал на коленях, однако поминки дал бедные, малые, а дань платить обещался, как дого­ворено.

Когда Зунат-хан обиделся на малые и худые подарки, Иван ответил, что по русской обыклости дареному коню в зубы не смотрят.

И вернулся посол в Сарай-Берке ни с чем.

Хан Ахмат обругал брата старым верблюдом, трусливым ша­калом, на князя Ивана высыпал проклятия, все, какие знал, и по­велел готовить второй посольский поход на Москву уже не налег­ке, как первый, а с купцами.

Творить посольство он повелел Кара-Кучуку — своему самому решительному и суровому сераскиру. И взял Кара-Кучук с собой шестьсот воинов из своего байрака да сорок тысяч лошадей для продажи. Торговать лошадьми в Москве будут более трех тысяч купцов. В случае чего, купцы эти сядут на коней — все одно они никакие не купцы, а воины из этого же каракучукова байрака. И вот тогда пусть попробует князь Иван подать вместо кумыса свое медовое пойло! Пусть попробует говорить с послом хана не­уважительно!

В поход собирались долго. Ахмат послал своих людей к Ка­шмиру в Литву, к хану Менгли-Гирею в Крым и к Казанскому хану. В этом походе он решил князя Ивана, если он окажет вла­стителю Золотой Орды неуважение, с Московского престола сор­

вать, привести в Орду и повесить за ребро на крюк. Но прежде чем решиться на это, надо было знать, что думают об этом соседи.

Вести приходили тревожные. Первый посланник вернулся из Казани, там на троне сидит Алихан, сидит нетвердо, подданные просят вместо него Магмет-Аминя — московского выкормыша. Посланника Ахматова он принял холодно. От круля Хазиэмира привезли письмо. Читал его Ахмаг четыре раза и никак не мог понять: поможет ему круль или не поможет? В Бахчисарае пос­ланник болтался больше месяца, к хану Менгли пойти не осмелил­ся. Узнал, что у Гирея с Иваном шертная грамота подписана и до- ровор этот Гирей рушить не намерен.

Пока ждал хан посланников, пока выслушивал, весна прошла.

Уже, как велось со времен Бату-хана, вылез Ахмат из двор­ца и перешел в летний шатер. Уже выстоялись в степи травы, уже стали терять свою сочность, так недолго и время упустить. Более сорока тысяч коней надо в пути чем-то кормить. Да если еще и помощи со всех сторон не будет — стоит ли посылать послов? Опять попусту съездят. Совсем тогда обнаглеет Московский князь. Не лучше ли подождать удобных времен? Только было хан хотел распустить посольство, приехал в Сарай-Берке человек от султана Баязета. Ахмат знал: при имени Баязета дрожат властители всех держав, а уж про братьев по вере и говорить нечего. Сам Ахмат про Баязета неуважительно не говорил даже наедине, хоть и счи­тал его по роду ниже себя.