Аркадий Крупняков - Вольные города

За .что же?

Сам не знаю. Что-то в Крыму неладно сделал.

Слышала я. Как Менгли хан посла русского принял?

Шерть дал, обещал помогать против любого врага.

Ордынка здорова ли? Хану по мысли ли?

Здорова. Хан ее за большую царицу держит.

Иван на Казань войско не думает слать?

— Я почти год в Москве не живу. Что я в своей лесной глуши знаю?

— А в Казань зачем приехал?

Туга глянул на Суртайшу, в голове мелькнуло — нет, не тро­нулась умом старуха. Ответил:

— Женился я. Купить молодой жене подарки приехал.

— Врешь, поди. Твой батька, Изим-горшечник, любил на рус­ский Нижний Базар ездить. А ты почему в Казань?

— На Нижний Базар черемисам ездить не велено. Я пред Мо­сквой виноват, да если и перед Казанью провиниться — куда мне деваться тогда?

— Русского воеводу Руна около себя держишь зачем?

— Он сам по себе. У него на нашей стороне жена, ребенок. Ему тоже в Москву ходу нет.

— Если он на горной стороне живет — хану подданным будет. Захочет он?

— Куда ему деваться.

— Мой внук Алихан посольство в Москву наряжать хочет. Поедете?

— А Иван-князь нас не тронет?

— Послов не трогают.

— Если надо — поедем. Как мы можем Казани ослушаться.

— Послом будет Даньяр. Он по-русски ни слова не знает, ты при нем будешь. А Рун пусть охрану посла держит. Завтра сади­тесь на лошадей — ив путь.

Когда Туга собрался уходить, у порога еще раз задержала его Суртайша:

— Говорят, Магмет-Аминь на казанский трон собирается? Те­бе он ничего не говорил?

— Я давно его не видел, не знаю.

— Снова врешь. Служить нам надо прямо. О том, что он не­давно к тебе от Касима приезжал, мы уже знаем.

— Прости, великая.

— Магмет-Аминь — мой внук, и я должна знать, что он ду­мает. А князю Ивану вы скажете, что Казань по примеру Менгли хана договору верна хочет быть, набегать на Русь не станет, а с ханом Золотой Орды, если надо, и повоевать может. Новую шерть на это писать не надо — старая есть.

На следующий день Даньяр, Туга и двадцать шесть всадников

покинули Казань. Туга ехал и думал: «У старухи ум острее стал______

теперь и меня, и Рунку к Казани накрепко привязала. И посоль­ство сделано хитро, ни Даньяр, ни Туга у хана не были, и если Алихану понадобится дружбу порвать, он скажет, что о посоль­стве и не знал вовсе».

Через сутки послы прискакали в Нуженал, и пока Туга и Рун

собирались в дальнюю дорогу, Даньяр объезжал другие илемы. Теперь хан ему Горный край поручил.

Порадовал Туга молодую жену подарками, посоветовался с Ру­ном, и вышло, что ехать им в Москву самый резон. Может выйти так, что они и с Казанью в ладу будут жить и Москве помогут. Князь Иван должен их понять.

От Казани по Волге дошли они до Нижнего Базара, уплатили там дорожную пошлину. Затем шли по Оке до Мурома, там тоже уплатили пошлину. За Муромом купили лошадей и дальше на Москву верхом поскакали. Туга ехал впереди, дорога лесная зна­комая, сколько раз по ней хаживал, за ним — посол ханский Дань- яр со свитой.

Вдруг стон услышали. Попридержал коня Туга, прислушался. Верно, где-то человек мучается. Остановился, сошел с лошади, шагнул в сторону, глянул: лежит в траве парень, лицо, как воск, желтое, глаза впалые, на губах пена. Лежит без памяти, выкри­кивает разные слова, видно, сильно хворает. Рядом в чехле — гус­ли. У черемис гусляр—самый уважаемый человек, и сам Тугейка о і менно на гуслях играть умеет — жалко ему стало парня. Подъе­хал Даньяр, не сходя с коня, поглядел на хворого, сказал брезг­ливо:

— Мало ли бродяг на дорогах встретишь? Пусть подыхает.— II поехал дальше. Свита за ним. Туга снял притороченный у сед­ла мешок, ковшик вынул, зачерпнул из придорожной лужицы во­ды. Омыл парню лицо, разжал ножом зубы, влил воды в рот. Па­рень перестал стонать, открыл глаза.

— Есть хочешь? — спросил Туга. Парень кивнул чуть заметно. Вынул из мешка кусок овечьего сыра, лепешку, приподнял парня, прислонил к пеньку, дал еду в руки. Тот жадно начал есть. Туга посмотрел в глаза парню, усмехнулся, сказал:

— Ну, стало быть, живой будешь. Как зовут-то?

— Андрейка.

— Куда путь держал?

— В Москву.

— Вот и хорошо. Поедем вместе.

Он поднял паренька, посадил впереди себя на коня.

Даньяра догнал на привале, снова дал больному поесть и по­ишь. Даньяр, правда, сперва ворчал, говорил, что взял Туга бро- п іжку напрасно, теперь с ним не поскачешь, придется ехать до Москвы шагом. Но когда Туга вынул из чехла гусли и заиграл,

■ срдца у татар отошли, размягчились, и они перестали на Андрей­ку коситься. После привала Андрейка сел сзади Туги и, обхватив по, стал держаться сам.

Перед Москвой, когда Андрейка совсем оклемался, Туга зато­варил:

— Когда я тебя нашел, ты без памяти был, слова всякие го­ворил про Кафу, про Никиту Чурилова. Откуда ты Никиту зна­ешь?

Андрейка видит: человек его от смерти спас, довериться ему вроде бы можно, но ведь татарин он. Ответил осторожно:

— Никита далеко. В Крыму.

Совсем удивился Туга ответу. Что верно, то верно, Никита жил в Крыму, и было время, когда ходил он с ним к царице Нур- салтан, но когда это было? Теперь Никита в Москве живет. Если парень в бреду Чурилова поминал, то почему он не знает, что тот в Москве? Может, ищет его, может, родня?

— Человеку, с которым хлеб разломил, врать не надо.

— Я не вру,— тихо ответил Андрейка.

— Как это не врешь? Чурилов живет в Москве. Я его знаю.

— Неужто?! — совсем неожиданно вырвалось у Андрейки.

— Он кто тебе — батька?

— Я в Крыму его видел, в Кафе. Давно, когда мальцом был. Там тогда сеча была великая. Мне она в бреду все время сни­лась... Вот я и... — И Андрюшка рассказал Туге о деде Славко, о том, как вел он его на родину умирать, как оба простудились...

В Москве Туга еще раз накормил Андрейку, вывел за посады

на дорогу, махнул рукой в сторону леса, сказал:

— Иди по этой дороге до села Малый Сурож. Там Чуриловых

дом. Когда в гусли будешь играть — меня вспомни.

Ольга, после встречи с гусляром, будто заново народилась. Придумывала Соколу занятие, а в то, что он жив и вернется, она свято верила и ждала от него весточки более верной, чем песня гусляра. В свою последнюю поездку к княгине Софье Фоминичне она снова встретила Якова, сына Верейского, и снова великая княгиня уговаривала выйти за него замуж. Ольга смиренно попро­сила больше такие разговоры не заводить, потому как венчана она с другим и ждет его.

— А жив ли он, знаешь? — спросила княгиня.

— Жив.

— Откуда знаешь?

— Да, уж знаю.

На том разговор и закончился. Погостив у Софьи, Ольга уеха­ла домой, а Никита остался в Москве — ждали ордынское посоль­ство.

Сегодня, под вечер, отец приехал домой. Долго и подробно рас­сказывал о том, как Иван Васильевич растоптал басму, выгнал посла и перебил его подручных. Кирилловна и Ольга ахали да охали, под конец все решили: быть в нынешнее лето войне. Гово­рили, что нашествие это будет страшнее, чем Мамаево, а битве быть пожесточе, чем Куликовская. И бог знает, чем это кончится.