Александр Изотчин - День учителя

Тот несчастный сын подруги учился в Москве в каком-то техническом вузе и обитал в общежитии от этого института. Из глупого озорства он принялся перелезать к друзьям в соседнюю комнату по общему карнизу. Живших там ребят это тоже развлекало, так как вносило элемент шоу в происходившие здесь регулярно студенческие пьянки. Представьте: в окне седьмого этажа вдруг возникал новый персонаж, выпивал рюмку водки и опять выходил наружу. Иногда он приходил не один раз за вечер. Всем было весело вплоть до того момента, когда, как водится, выпив, хохмач полез к себе в комнату и сорвался. Те, кто оставался пить, хватились его только через час, заметив: «лазил-лазил туда-сюда и вдруг перестал, выглянули в окно, а он лежит на асфальте мертвый…»

Все страхи разрешились для Ольги Михайловны вполне благополучно. В общежитии МПГУ не было мест, и с иногородних брали расписку в том, что они на проживание претендовать не будут.

Узнав о желании родителей снять для него квартиру, Андрей приободрился, но затем, узнав, какое это будет жилье, еще больше пал духом. Отец привез недавнего школьника в Кузьминки в самом конце августа. Выйдя из метро на Волгоградский проспект, Мирошкины увидели перед собой бесконечный ряд белых панельных пятиэтажек-«хрущоб» и двинулись к ним вдоль «луча» — узкой дороги, проложенной параллельно широкому Волгоградскому проспекту и отделенной от него полоской земли, засаженной деревьями. На другой стороне проспекта высился длинный многоэтажный кирпичный дом улучшенной планировки. Дом, который искали Мирошкины, ничем не выделялся среди прочих, стоявших на «их стороне» Волгоградки, отличаясь только номером — 103. Когда отец с сыном прошли уже минут десять («какие же все-таки расстояния в Москве!»), они увидели между домами стадион. «Ну вот, Андрюша, — сказал Иван Николаевич, — тут ты и будешь жить. Хорошо, что рядом стадион, сможешь заниматься спортом». Стадион оказался «вешкой», не доходя до него, мужчины свернули от дороги и подошли к третьему подъезду. Лифта в доме не было, они поднялись в 50-ю квартиру, и Иван Николаевич позвонил. Дверь им открыла женщина лет за шестьдесят. Мирошкины представились. Нина Ивановна, так звали хозяйку, начала показывать квартиру, хотя показывать-то, в общем, было нечего: низкие потолки, маленькая прихожая, прямо у входа — туалет-ванная с окном, выходившим на микроскопическую кухню, газовая плита. Себе старушка оставила изолированную комнату с кладовкой. Андрей должен был жить в проходной, где были «все условия» — диван, полка с «макулатурной» беллетристикой, пара кресел, большой раскладывающийся стол, балкон, телевизор и пианино, наличие, которого Нина Ивановна почему-то считала особенным достоинством сдаваемой ею площади. Андрей так и не понял, как отец нашел эту квартиру, не поинтересовался он, кстати, и сколько родители договорились платить хозяйке. Мысли его тогда были далеки от меркантильных расчетов. Он попросился в туалет и, усевшись на унитаз, положил голову на старенькую стиральную машину, в которую уперлись колени. На машине лежала толстая книга по домоводству. Взгляд Андрея скользнул по плитке на стене над ванной, покрытой густым слоем белой краски, и уперся в плафон кухонной люстры, видневшейся в окне. В душе молодой человек оплакивал крушение своих надежд — бабка явно будет поддерживать связь с родителями, и у нее они всегда смогут узнать, когда Андрюшенька пришел домой. Никого сюда не приведешь…

Если бы Андрей тогда только знал, что по вечерам Нина Ивановна будет сидеть в «его» комнате и смотреть сериалы, а весной высаживать на балконе рассаду, которой заставит и окна большой комнаты! А еще через несколько лет, в голодном 93-м, она попытается разводить в квартире цыплят… Если бы он тогда себе это представил, то, наверное, сгоряча удавился в туалете сразу. Впрочем, нет, не удавился бы! Человек всегда надеется на лучшее. Он ко всему привыкает и даже умудряется из любой ситуации извлекать пользу. Пользу из увлечения Нины Ивановны дачей Мирошкин, правда, начал извлекать лишь через пару лет.

Нина Ивановна поначалу пыталась Андрея опекать, утомляла его какими-то дурацкими советами и рассуждениями о стремительно меняющейся жизни, замешанными к тому же на опыте, вынесенном квартирной хозяйкой из импортных «мыльных опер». Она внимательно присматривалась к образу жизни постояльца, расспрашивала о делах, беспокоилась, если он приходил поздно. И уставший Андрей, замерзший во время зимних блужданий по улицам с Мешковской, общаясь с Ниной Ивановной, мысленно прощался с любыми перспективами личной жизни. На какое-то время он смирился. Бытовые условия, учеба, вкупе с трагедией, которую разыгрывала перед всем курсом брошенная Мешковская, до поры отбили у Андрея желание хоть за кем-нибудь начать ухаживать. «Ожил» он к весне 1992 года, но ему поначалу никак не попадался подходящий объект вожделения — какие-то все вокруг были страшные или «колхозные» девки. Потом в Исторической библиотеке встретился, кажется, «интересный экземпляр». Это была высокая девушка с длинными светлыми волосами и выразительными зелеными глазами. Пару недель Андрей рассматривал в общем зале складную девичью фигуру, узнал даже, из случайно услышанного разговора ее подруг, что незнакомку зовут Лариса, но познакомиться так и не отважился. За полгода с лишним, пока длилось его «затворничество», он отвык от женщины, начал комплексовать, слишком долго присматривался к Ларисе, решая — выйдет, не выйдет. В конце концов в своих фантазиях вознес понравившуюся девушку на такую высоту, что стал считать свои шансы ничтожными. А потом в мае началась сессия, и стало совсем не до любви.

В июне Андрей уехал на практику в пионерский лагерь «Дзержинец» в Старой Купавне. Лагерь был от Министерства безопасности России (так тогда назывался бывший КГБ), и Мирошкин попал туда вожатым совершенно случайно, вместо Куприянова. Вышло это так. Когда студенты узнали о необходимости подвергнуться по окончании второго курса столь серьезному педагогическому испытанию, все, у кого была возможность, стали подыскивать себе лагерь поприличнее. Куприяновский отец-полковник легко пристроил сына вожатым в ведомственный лагерь. У Мирошкина таких возможностей не было, и он уже морально приготовился отправиться по распределению в какую-нибудь глушь на нищенские условия. Но в самый последний момент Куприянов вдруг решил не ехать в «Дзержинец». «Если хочешь, Андрюха, — «вербовал» Мирошкина староста, — поезжай на мое место. А то меня отец «ест». Он договорился, туда попасть не так просто, вожатыми обычно молодые офицеры и прапорщики ездят подработать, а он меня впихнул. Обещаю — будут нормальные дети и условия. Я сам туда семь лет пионером отъездил, хватит с меня пионерской романтики. Лучше на раскопки съезжу, а то в прошлом году такого дурака свалял!» На вопрос однокурсника о том, как же Куприянов получит справку о прохождении практики, тот только улыбнулся и попросил приятеля не беспокоиться.