Александр Ройко - Всегда вместе Часть І Как молоды мы были

Но довольно о подобных достопримечательностях городка. Сейчас Самойлов и Великанова спешили к кино. Точнее, не очень–то они и спешили, а просто целенаправленно приближались к кинотеатру, директором которого был отец Олега Бубки. До него после выхода из рынка было рукой подать. Располагался он на пересечении улиц Ленина (её начале) и Карла Либкнехта. На том месте, где он был сооружён, ранее (в довоенные годы) стояла Софийская церковь.

Улица Ленина (Софийская), точнее начало «вливающейся» в неё улицы Парижская Коммуна, начиналась на северном западе города и спускалась к речке Котлуй. Сверху открывается прекрасный пейзаж на лес и долину реки. Неизгладимое впечатление оставляет по себе картина, когда в лесу запылают осенним огнём клёны, березы и осины. С этой же улицы, взгляду находившейся на ней особи, на заре открывается также очень красивое зрелище, когда над лесом начинает подниматься алый диск солнца. На этой стрит (по чётной стороне домов) между улицами Карла Либкнехта и Шевченко стоит доныне дом фотографа Юровского, который оставил после себя целую галерею снимков старой дореволюционной Таращи.

Ниже, на пересечении улиц Ленина и Шевченко стоит дом известного всей Тараще врача Корсу́нского. Таращанцы узнали его уже как немолодого человека, когда он вернулся после эвакуации во времена Второй мировой войны. Корсунский — замечательный дантист, многодетный отец. Лечить зубы у него было престижно. Напротив дома врача располагался старый кинотеатр, во дворе которого был ещё и летний кинотеатр. Часто пацаны норовили посмотреть демонстрирующиеся там фильмы с высокого забора. Когда ввели в эксплуатацию кинотеатр «Мир», в здании старого кинотеатра расположили городскую типографию.

Далее улица пролегает по равнинному участку, а, уже начиная от пресечения с ул. Богдана Хмельницкого, с Шевелёвой горы спускается к мостику через Котлуй, а дальше, петляя, проходит через районы Заречье и Лысая Гора. Там же, на Заречье, на ул. Жовтневая (Октябрьская) находилась ещё одна городская восьмиклассная школа N о3.

Самойлов с Великановой взяли билеты на ближайший сеанс, который начинался почти через 1,5 часа. Далее они спустились на центральную улицу, на которой практически не было народа — старшее поколение скупилось в магазинах ранее, а более младшее — выходило на улицы, когда уже начинались зажигаться фонари. С улицы Шевченко они прошли ещё ниже в парк возле Дворца пионеров, который располагался недалеко от места жительства Гаркавенко и Лемберта. Хотя это заведение было предназначено для отдыха, досуга и творчества более молодой категории школьников, по вечерам там часто проводились танцы и для старшеклассников. Проводить время там было гораздо приятней и спокойней, нежели на стадионе, поскольку в дом пионеров не допускались гораздо старшие парни, которые, как это часто можно было увидеть на стадионе, бывали ещё и выпившими. Это было, действительно, приятное место отдыха по вечерам для старших школьников. Гораздо позже, вспоминая школьные времена, Самойлов как–то в порыве ностальгического и романтического настроения написал следующие строки:

Однако, сегодня во Дворце пионеров (таково было его правильное название, хотя всем было привычное, укороченное название — Дом пионеров) танцев не было. Люба с Виктором немного посидели, обнявшись, на лавочке в уютном небольшом парке возле пионерского культурного центра и, не спеша, направились другой дорогой, немного более длинной, через Парк Славы к кинотеатру. Проходя по этому грустному и патриотическому месту, Люба вдруг теснее прижалась к своему милому и тихо спросила:

— Витёк, а тебе хорошо со мной?

Виктор удивлённо взглянул на Любу, обнял её и ласково произнёс:

— Конечно, хорошо. Вроде бы ты сама не знаешь. И как может быть иначе.

— А так будет всегда?

— Что значит «всегда»?

— Ты будешь меня всегда… Ну, тебе всегда со мной будет хорошо? Всю жизнь?

Пока что и Люба, и Виктор избегали или стеснялись вслух произносить слова «люблю», «любить». В их возрасте в записках свободно можно было написать: « Я тебя люблю », но вот произнести эти слова вслух, да ещё глядя в глаза любимой(ого) было весьма затруднительно. Самойлов прекрасно понял, что Люба хотела сказать. Он немного подумал и ответил:

— Непростые вопросы ты задаёшь. Ведь нам ещё жить и жить. Многое может измениться за 50 или 60 будущих лет. Но я знаю одно — мне всегда будет с тобой хорошо. Я надеюсь, что и тебе со мной будет так же хорошо. Мы ведь не можем друг без друга. И поэтому мы всегда будем вместе.

— Всегда, всегда? — с надеждой спросила Люба.

— Всегда, всегда! — уверил её Виктор.

Сказал он это абсолютно искренне, потому что сам в это свято верил и надеялся прожить со своей любимой долгую жизнь. Удовлетворённые этой неожиданной, короткой, но такой важной и содержательной беседой, они продолжили свой путь к намеченной цели. Однако не доходя до кинотеатра с полквартала Самойлов вдруг резко остановился.

— Что случилось, Витя?

— Ты знаешь, Люба, может быть, мы не будем идти в кино? Что–то мне расхотелось. Ну его. Сидеть там целых два часа, когда можно хорошо провести время на свежем воздухе. Зима уже прошла, тепло. Как ты на это смотришь?

— Ой, да я только «за», — обрадовалась Люба. — Мне с самого начала не хотелось идти в кино. Но ты ведь хотел, вот я и согласилась. Конечно, на свежем воздухе лучше. А как же билеты?

— А что билеты? Ну, пропадут, тоже мне важность.

— Может быть их сдать, или продать желающим?

— Да какие там сейчас желающие. Ой, Люба! Ерунда какая! Стоит из–за этого переживать. Не хочу я вообще к кинотеатру идти. Подумаешь, пропадёт на двоих всего какой–то рубль. Невелика потеря.

Приняв такое решение, они, развернувшись, весело, чуть ли не бегом стали удаляться от первоначально намеченного ими объекта. Они с удовольствием погуляли по скверам, побродили по улицам и направились к прудам — это было для них самым лучшим местом отдыха. Природа там пока что не соответствовала их романтическому настроению, но, всё же, оказалась значительно привлекательней, нежели на улицах, где кусты и деревья стояли, не начиная ещё надевать свой весенний наряд. Пустынны были после зимы и клумбы, которых было довольно много, по крайней мере, в центре города. А здесь, у прудов уже начинала по–настоящему чувствоваться весна. Активно распускались вербы со своими рябовато–белыми раскрытыми почками — такие красивые, как их часто называют, «котики». Начинал также зеленеть свежий камыш у берегов пруда. Виктор выборочно сломил несколько молодых веточек распустившейся вербы и вручил их своей спутнице. Люба с удовольствием ходила с этим импровизированным букетом, прижимая его к себе. Не пошли они в этот день и на танцы в Дом Культуры. Любе уже расхотелось танцевать, к тому же им просто хотелось побыть наедине, а не растворятся в шумной толпе. Общества своего возлюбленного им было вполне достаточно. Отдыхали они таким образом в этот день до позднего вечера, и разошлись по домам в самом чудесном настроении. День, и в самом деле, выдался чудесным — они хорошо запомнили и очень часто вспоминали его уже став значительно старшими.