Андрей Добрынин - Китаб аль-Иттихад, или В поисках пентаграммы

«Дела идут так себе», — сказал Виктор, отхлебнув водки из стаканчика и поморщившись. Мы сидели в баре «Ориент» неподалеку от порта. В открытую дверь виднелось мелькание уличной толпы, сверкала эмаль автомобилей, вопили клаксоны и уличные торговцы. «А что так? — поинтересовался я. — Товар вроде бы не тот, который может потерять сбыт». «Да эти проклятые искусственные бабы портят все дело. В Гонконге их штампуют миллионами, и все моряки берут их с собой. Теперь на девочек тратятся только интеллигентные люди, а много ли их тут найдешь?» «Н-да, — хмыкнул я. — Что ж, мне кажется, нам надо объединить усилия. Б Калькутте мы полностью разгружаемся, и я буду иметь полное право просить расчет. До Калькутты же я могу захватить вас с собой на «Калипсо». С капитаном у меня отношения прекрасные, он возражать не будет. А в Калькутте я имею крепкие связи в шиитской общине, там мы начнем поиски Григорьева. Я чувствую в его деле лапу каких–то мусульманских сектантов, хотя и не могу понять, зачем он им понадобился». «Постойте, а что случилось с Григорьевым?» — спросил Виктор, находившийся, как обычно, в полном неведении. Я вкратце рассказал ему о похищении в Париже. «А-а, рыжий муфлон, разрушитель моего счастья! — мстительно завопил Виктор, имевший с Константином счеты сердечного свойства. — Я знал, что так случится, это Бог его покарал!» «Стыдитесь», — пристально гладя ему в глаза, произнес я. «Да, прошу прощения, — тут же остыл Виктор. — Погорячился, был не прав. Все же Григорьев как–никак разрушитель моего счастья». «Что такое любовные дрязги по сравнению с нашим делом, завещанным нам свыше? — спросил я. — Если бы вы были мусульманином, я напомнил бы вам суру «Курайш» из Корана. «За союз курайшитов», — гласит она. А курайш — это отмеченное Аллахом племя, из которого происходил Мохаммед. Это сказано обо всех людях, взысканных Высшей силой и движущихся не к благам ближней жизни, а к благам жизни будущей». «Вы правы, да, да, а я не прав», — покаянно замотал головой Виктор. «То–то же, — заметил я. — Итак, собирайтесь, улаживайте свои дела. Завтра утром я жду вас на «Калипсо»».

Наутро в условленный час я вышел на палубу и посмотрел вниз, на территорию порта. Виктор и его компания появились с истинно военной точностью, но при их виде мне пришлось протереть глаза, дабы убедиться, что зрение меня не обманывает. Дело в том, что все трое: Виктор, маркиз, которого я отличил по гордой осанке, и Вадим Цимбал, на носу которого блестели очки, восседали на спине слона, осторожно лавировавшего среди штабелей бочек и ящиков. «Аидрюха, прости, я ни при чем! — заметив меня, завопил Виктор снизу. — Представляешь, это животное приплыло за мной из самой Южной Америки! Тебя что, там не кормили?» — обратился он к слону. «Кормили, сударь. Однако слоны отличаются большой верностью, а вы к тому же спасли мне жизнь», — скромно объяснил слон. Пораженный доблестью зверя, я отправился к капитану договариваться о его перевозке в Калькутту. Против ожиданий старик почти не сопротивлялся, только сплюнул: «Слоны, слоновая болезнь… Черт знает что!» Животное удалось разместить в трюме, освободившемся после разгрузки селитры.

Покончив с делами, я смог поближе познакомиться с маркизом и Вадимом Цимбалом. Излишне говорить, что я был очарован этими людьми. Темными южными вечерами мы вчетвером сидели в шезлонгах на палубе под звездным небом и беседовали о поэзии. Порой Вадим брал в руки гитару, и мы умолкали, обращаясь в слух. Свет луны и звезд, негромкий шум фосфоресцирующих водяных струй, обтекающих корпус судна, и виртуозные аккорды, извлекаемые Вадимом из его гитары — всё сливалось в единую гармонию, невыразимую и незабываемую. В Калькутте я попросил у капитана расчет. «Goddamn», — вздохнул старик, уже успевший ко мне привязаться. Желая его хоть немного утешить, я дал ему свой московский адрес, сам в глубине души не веря в то, что смогу вернуться на родину.

В Калькутте мы поселились в довольно приличной гостинице «Палас» неподалеку от порта. Здесь останавливались по большей части коммерсанты средней руки, за каковых я и хотел выдавать себя и своих друзей, дабы не привлекать внимания окружающих к нашей компании. Однако увидав на стойке портье раскрытый переплетом кверху томик «The Magic Poison of Love», изданный с фотографиями авторов, я понял: скрыть свою личность нам с Виктором вряд ли удастся. Тогда я решил играть в открытую, представился портье, а затем и владельцу гостиницы, и объяснил, что мне и моим друзьям крайне желательно сохранить инкогнито, ибо темные силы, действующие против Ордена куртуазных маньеристов, еще не наказаны. Виктор, маркиз и Вадим большую часть времени намеревались проводить в номере, и я распорядился, чтобы еду им подавали туда. Сам же я приобрел на базаре богатую мусульманскую одежду и нанял паланкин с четырьмя носильщиками и глашатаем. В таком виде однажды вечером, когда зной несколько спал, я вышел из гостиницы и приказал своим слугам, сидевшим на корточках у стены, нести меня в мусульманский район. Попетляв некоторое время в его узких улочках, я наконец нашел то, что искал. То была мечеть, причем мечеть шиитская, так как на лазурном мозаичном фоне ее стены белым узором змеился текст 115‑й суры Корана, не признаваемой суннитами. Кроме того, стены здания были украшены славословиями в честь алцдских имамов. Из этих надписей сведущий человек узнавал о принадлежности мечети низаритам — самому мрачному и свирепому из всех исмаилитских толков. Однако низариты признавали мое учение о Мировой Плоти и считали, что на меня снизошла божественная благодать, присущая роду Али.

На мой стук открыл привратник, совсем еще юнец, и сначала не хотел меня впускать. «Опомнись, несчастный, — презрительно сказал ему глашатай, — сам шейх Али Мансур говорит с тобой». Парень изумленно взглянул на меня, рухнул на колени и покрыл мою руку поцелуями. «Ну–ну, полно, я уже простил тебя. Ты согрешил по неведению», — сказал я. Слугам я велел ожцдать меня на улице, а сам вошел вслед за привратником в прохладный полумрак молитвенного дома, где стоял легкий запах нарда. В дальнем конце помещения, у окна с решеткой, узор которой представлял собой многократно повторенную звезду Дауда, виднелась фигура сидящего человека. Приблизившись, я увцдел величественного старца в зеленой чалме потомка Али, погруженного в изучение огромной рукописи Корана. Старец вскинул на меня испытующий взгляд черных глаз, горевших, словно угли. «Шейх, простите, что нарушил ваше уединение, но у нас важный гость — сам Али Мансур», — стал объяснять привратник. «Знаю, мурид, у меня хороший слух, несмотря на годы. Ступай, ты свободен», — промолвил шейх, и привратник с поклонами удалился. Я произнес ритуальное исламское приветствие. «Аллах акбар, — ответил шейх и добавил: — Я вижу, высокий гость сыт, не нуждается в отдыхе и хочет говорить о делах. Буду рад оказать помощь Али Мансуру». Он приглашающим жестом указал мне на подушки рядом с собой.