Макс Фрай - Мой Рагнарёк

Полгода можно и потерпеть. Опять же, какое-никакое, а разнообразие!

– Ты очень мудрый муж, Меркурий. – Улыбнулся я. – Мне даже немного жаль, что до сегодняшнего дня нам с тобой не довелось обстоятельно побеседовать.

Думаю, уж ты-то смог бы придумать что-нибудь путное!

– Я и сам так думаю! Ничего, надеюсь у меня еще есть время на размышления. – Легкомысленно отмахнулся он. – Не слишком много, конечно, но все лучше, чем ничего! А пока я буду придумывать "что-нибудь путное", можно действовать по твоему плану… – Он приблизился ко мне, на ходу пытаясь справиться с непослушной застежкой своей летной куртки, и потребовал:

– Давай, Один, царапай свой зловещий узор, пока я не передумал. Вообще-то, я терпеть не могу, когда меня царапают!

Гермес демонстративно поморщился, когда мой нож прикоснулся к его груди.

Олимпийцы замерли, они смотрели на нас так, словно я собирался зарезать их родича. Я быстро и аккуратно вырезал руну Эйваз на его загорелой коже, потом полоснул по собственной руке.

– А себя-то зачем? За компанию? – Невозмутимо осведомился Гермес.

– Если руна не напьется моей крови, она останется просто бессмысленным узором. – Объяснил я. – Твоя кровь тут не годится, и вообще ничья не годится, кроме моей… А теперь помолчи немного, ладно? Мне надо поговорить с руной.

Он кивнул и потом с любопытством прислушивался к моему шепоту.

– Ну и имена у этих тварей! И как ты только их выговариваешь, Один? Между прочим, пока ты бормотал эту чушь, мне было очень щекотно. – Весело заявил он, застегивая куртку. – Думаю, в этом и состоял твой злодейский замысел: ты собирался защекотать меня до смерти! – Гермес скорчил озабоченную рожу и повернулся к остальным:

– Я раскусил этого одноглазого, ребята! Не поддавайтесь на его уговоры. Он царапается и щекочется, а еще шляпу надел… впрочем, все это вполне можно пережить, имейте в виду!

– Отлично. – Кивнула Афина. – Рисуй свой знак и на моей груди, Один.

Какого черта!

Если еще и тебя бояться, жизнь станет совсем тоскливой…

– Спасибо за доверие, Паллада. – Усмехнулся я.

– Надеюсь, мне не обязательно расставаться с этим обликом? – Холодно осведомилась она. – Твоя руна не исчезнет, когда я решу, что мне надоело выглядеть таким образом?

– Никуда она не исчезнет. Это же все-таки магия, а не вечерний макияж!

– "Макияж"?! Ну-ну… И где ты только успел нахвататься таких словечек? – Усмехнулась она. Я не стал втолковывать ей, что мне ведомо любое слово, хоть раз сорвавшееся с человеческого языка – не до похвальбы сейчас!

Пример Афины вселил решимость в сердца остальных. Арес решительно разорвал свое платье – что было совсем не обязательно, с таким-то глубоким вырезом! – кокетливо осведомился у окружающих, нравится ли им его новый шикарный бюст, а потом с неподдельным интересом наблюдал за моими действиями.

– Ни хрена он меня не заколдовал! – Весело сообщил он Олимпийцам. – Я бы почувствовал, если что не так!

– Ну да, теперь ты у нас такой чувствительный, дальше некуда! – Насмешливо отозвалась Артемида. Она уже расстегивала драгоценные пуговицы на своей шелковой одежде, но недоверие в ее глазах не угасло.

– Если не хочешь – не нужно. – Мягко сказал я. – Надеюсь, у тебя еще есть время подумать…

– У меня нет времени. Его нет ни у кого из нас. – Она испытующе посмотрела на меня. – А ты не предчувствуешь недоброе, Один? Я думала, что у тебя чуткое сердце…

– А что, ты чуешь беду, Диана? – Озабоченно спросила Афина.

– Геката где-то рядом. – Кивнула Артемида. – Давненько мне не доводилось вздрагивать от ее близости! А где Геката, там и беда… Кстати, можешь шепнуть своим рунам и ее имя, Один – не помешает!

– А кто она, эта Геката? – Спросил я. – Впервые слышу ее имя…

– Да, мы не слишком любим о ней вспоминать. Когда-то она была одной из нас. – Неопределенно объяснила Артемида. – Было время, когда люди считали ее моей тенью, и в их словах была доля правды, поскольку в те времена мы обе с радостью подчинялись велениям Луны, да и охотились в одних угодьях, только я днем, а она – ночью… Но мы уже давно враждуем. Очень давно!

– И что, она – искусная охотница? – С интересом спросил я. – А вы не могли бы забыть старые ссоры до лучших времен? Было бы неплохо разжиться могущественным союзником…

– Да, неплохо. – Неуверенно согласилась Артемида. – Она действительно "искусная", как ты выражаешься, и очень могущественная… Геката старше нас. И она совсем другая. Мы никогда не понимали ее, как не могли понять ее родичей, титанов…

Насколько я помню, сам Зевс не слишком любил ей перечить в те времена, когда она навещала нас на Олимпе… – От меня не укрылось что Зевс недовольно насупил брови, но возражать Артемиде не стал.

– Но не думаю, что она захочет стать нашим союзником. – Продолжила она. – Геката и в лучшие времена предпочитала действовать в одиночку. А если бы она и захотела найти себе компанию… Знаешь, мне легче представить ее в стане наших врагов, чем рядом с нами! Если хочешь, я могу рассказать тебе о ней, но позже. А сейчас делай свое дело. Темнота сгущается.

Я кивнул и взялся за нож. Диана была права: темнота сгущалась, а до сих пор наши неведомые враги приходили за нашими головами именно под покровом ночи. На их месте я бы непременно попытался застать Олимпийцев врасплох, где-нибудь на свежем воздухе, если уж двери их домов теперь были надежно заперты для незваных гостей. Вообще-то, я не слишком опасался внезапного нападения, поскольку велел валькириям охранять подступы к месту нашей встречи – а с такой охраной можно не опасаться неожиданностей! Но по мере того, как темнота вокруг нас сгущалась, мое сердце все чаще вздрагивало от смутного беспокойства. Странно – до сих пор я всегда считал ночь временем моей силы…

Как бы то ни было, темнота подгоняла меня. Я успел начертить руну Эйваз на груди Артемиды и Аполлона, который забыл о сомнениях, увидев снисходительную улыбку на губах своей сестры. Потом я принялся колдовать над Гелиосом. Гефест тоже покинул свое место и неохотно подошел ко мне нелепой походкой маленького печального человечка, который смешил людей чуть ли не сотню лет назад. Аид равнодушно сидел в стороне. Боюсь, этот бедняга не слишком-то осознавал происходящее. Кажется, ему было совершенно все равно: подставлять свою грудь под мой спасительный нож, или под губительный клинок одного из убийц… Зевс тоже медлил: ему очень не хотелось окончательно признавать мое превосходство. На его месте я и сам бы терзался, выбирая между воплями гордыни и шепотом разума, и в конце концов я – если не я нынешний, то по крайней мере, тот Один, который совсем недавно величественно восседал в золотых чертогах Вальгаллы, наверняка предпочел бы уступить гордыне! Я медленно учился мудрости, куда медленнее, чем следовало, и мог только посочувствовать Зевсу: мы с ним были одного поля ягода…