Харуки Мураками - Дэнс, дэнс, дэнс

Секунд пять он раздумывал над моими словами. Конечно, я блефовал. У меня не было никакой власти для подобных “компенсаций”. Все, что я мог на своей работе – это пойти, куда прикажут, и взять у кого положено интервью. Но мой собеседник об этом не догадывался. Догадайся он – считай, все пропало.

– А точно не интервью? – переспросил он. – Если все-таки интервью, то договаривайтесь через меня, иначе будут проблемы. Все должно быть официально…

– Нет. Сугубо личный разговор. На сто процентов, – еще раз подтвердил я.

Он попросил номер моего телефона. Я продиктовал.

– Значит, одноклассник... – повторил он, вздохнув. – Ладно. Сегодня вечером – ну, может, завтра – он вам позвонит. Если, конечно, сам захочет, вы же понимаете...

– Разумеется, – сказал я.

– Человек он занятой... Да и вообще – может, он вовсе не горит желанием общаться с одноклассниками? Все-таки не ребенок уже, чтобы зря по телефону болтать...

– Безусловно, – сказал я.

Он зевнул – и прямо посередине зевка повесил трубку. Что поделаешь. Десять утра...

Не дожидаясь обеда, я поехал на Аояма и провел больше часа в пижонском супермаркете “Кинокуния” 25. Припарковав свою старушку “субару” на магазинной стоянке между “саабами” и “мерседесами”. И ощутив себя на их фоне таким же неказистым, как моя малолитражка. Но несмотря ни на что – я люблю ходить за продуктами в “Кинокуния”. Смешно звучит, но салат, купленный в “Кинокуния”, остается свежим куда дольше, чем салат из других супермаркетов. Уж не знаю, почему – но это так. Возможно, персонал “Кинокуния” остается в магазине после закрытия и всю ночь тренирует листья салата на выживаемость. Ничуть не удивлюсь, если это окажется правдой. В нашем Обществе Развитого Капитализма еще и не такое случается.

Уходя из дома, я поставил телефон на автоответчик, но когда вернулся, никаких сообщений не обнаружил. Никто не звонил. “Тема "Шафта"”, – объявили по радио название очередной мелодии. Слушая “Тему "Шафта"”, я выложил из пакета овощи, завернул в полиэтилен и спрятал в холодильник. Кто такой этот Шафт, интересно узнать? 26

Затем я снова вышел из дома – и в маленьком кинотеатре тут же, на Сибуя, посмотрел “Безответную любовь” в четвертый раз. Отмерил приблизительное время от начала сеанса, вошел в зал, дождался сцены с Кики – и сосредоточил все внимание на экране. Так, чтобы ни мелочи не пропустить. Все шло как всегда. Утро. По-воскресному безмятежный рассвет. Жалюзи. Спина голой женщины. Мужские пальцы ласкают ее. На стене – картина Корбюзье. У изголовья кровати столик, на нем – початая бутылка “Катти Сарк”. Два бокала и пепельница. Наполовину выкуренная пачка “Сэвэн Старз”. У стены – стереосистема. Цветочная ваза. Из вазы торчат какие-то хризантемы. По всему полу разбросана одежда, явно снятая впопыхах. Книжная полка. Камера разворачивается. Кики. Я непроизвольно закрываю глаза. Потом открываю. Готанда ласкает Кики. Очень плавно и нежно. “Что за бред!” – думаю я. И говорю это вслух. Парень за четыре кресла от меня удивленно оглядывается.

Входит героиня-старшеклассница. На голове косички. Ветровка с эмблемой какого-то яхт-клуба, джинсы. Красные кроссовки “Адидас”. В руках – плюшки-печенюшки. Делает шаг в квартиру. Улепетывает. Готанда в трансе. Сидит в постели и остановившимся взглядом смотрит в пространство, где она только что была. Пальцы Кики у него на плечах. В ее голосе досада. “Что происходит?”

Я вышел из кино. И побрел по Сибуя куда глаза глядят.

Начались весенние каникулы, и улица просто кишела школьниками и студентами. Тинэйджеры всех мастей шатались по кинотеатрам, жевали пищевой мусор макдональдсов, тусовались в модных кофейнях, скупая продвинутые журналы типа “Хотдог пресс”, “Поп-ай” или “Олив”, от которых потом сами же не знали как избавиться, и просаживали последнюю мелочь за игральными автоматами. Отовсюду гремела музыка: Стиви Уандер, Холл и Оутс, истерические ритмы пачинко 27, милитаристские марши из динамиков на рекламных автобусах ультраправых – все это мешалось, спрессовывалось и переплавлялось в одну невразумительную какофонию. Ближе к метро гвалт стоял еще громче: прямо перед станцией закатили предвыборное шоу политики.

Я брел по улице не останавливаясь, а у меня перед глазами все шевелились длинные пальцы Готанды, ласкавшие спину Кики. Постепенно я добрался до Харадзюку, прошагал по Сэндагая мимо бейсбольного стадиона, через кладбище Аояма свернул к музею искусств Нэдзу, миновал кафе “Фигаро” и вновь очутился перед супермаркетом “Кинокуния”. Затем обогнул небоскреб Дзинтан – и вернулся на Сибуя. В общем, прогулялся неплохо, что говорить 28. Когда я добрел до станции Сибуя, солнце уже зашло. С вершины холма было видно, как навстречу сполохам разгоравшегося неона неслись по улицам бесстрастные клерки в иссиня-черных пальто, все с одинаковой скоростью – точно стая угрюмых тунцов на прожекторы тунцелова.

Дома меня встретил красным огоньком автоответчик. Я зажег в комнате свет, снял пальто, достал из холодильника банку пива, отпил глоток. Потом сел на кровать, дотянулся до телефона и нажал на “ play ”. Секунд пять кассета проматывалась обратно – потом включилась сама.

– Сколько лет, сколько зим! – произнес Готанда.

– Сколько лет, сколько зим! – произнес Готанда. Внятно, с хорошей артикуляцией. Не быстро и не медленно, не громко и не тихо, без напряжения – но и не слишком расслабленно. Идеальный голос. Я мгновенно узнал его. Такой голос трудно забыть, если хоть раз услышал. Как трудно забыть эту ослепительную улыбку, эти белоснежные зубы и тонкую линию носа. Никогда в жизни я не обращал на этот голос особого внимания и специально о нем не задумывался. Но теперь, будто колокольный звон, что расплывается волнами в вечерних сумерках, – этот голос втекал в меня и будил самые сонные закоулки памяти... Чудеса, да и только.

– Сегодня вечером я дома, звони прямо сюда. В любое время – я до утра не сплю! – сказал Готанда и дважды продиктовал свой номер. – Ну, пока! Позвонишь – поболтаем...

Судя по первым цифрам, жил он где-то неподалеку. Я записал номер, снял трубку и позвонил. После шестого гудка включился автоответчик. “Никого нет дома. Оставьте, пожалуйста, сообщение”, – сказал механический женский голос. Я сообщил свое имя, телефонный номер и время звонка. Сказал, что сегодня весь вечер дома… Сложная это штука – жить в больших городах! Повесив трубку, я пошел на кухню, достал из холодильника листики сельдерея, сполоснул их, нарезал помельче, залил майонезом – и уже принялся жевать, запивая пивом, когда зазвонил телефон.

– Что делаешь? – спросила Юки.

– Стою посреди кухни, ем сельдерей с майонезом и пиво пью, – ответил я.