Georgius - Фанфик Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая

— Я всегда гадал, зачем это нужно, — заметил Гриндельвальд, — но сейчас вроде понял. Это нужно потому, что так нравится тебе. Верно?

— Да, и это тоже. Я ценю твой ум, Геллерт Гриндельвальд. Вот, тебе и мою загадку удалось разгадать. Скажу тебе больше — мне многое не нравится в последнее время. Каким-то образом в Страну Смерти проник живой волшебник, да еще с палочкой. И почему-то мои дементоры не могут его поймать. Четыре юных, сильных духа вырвались назад в мир живых — и это помимо моей воли. Причем стали не призраками, а обрели живые тела. Потом проник еще один — непонятный и могучий призрак, тоже вооруженный палочкой. Этот инструмент запрещен в моей Стране! У меня есть сведения, что палочками обзавелись еще несколько теней, в том числе и твой старый друг.

— Я рад за него, — заметил старик.

— А я нет. Так вот, я сейчас подумал — не хочешь ли ты составить мне компанию? Ты мог бы оказать мне неоценимую помощь. Пойдешь со мной?

— Не выйдет.

— Ты слишком стар, чтобы отказывать мне, — увещевал его Король. — Спрячь палочку, зачем она тебе?

— Да мало ли, вдруг пригодится, — проворчал старый волшебник, критически рассматривая свою палочку. — Ох, не люблю я открывать карты раньше времени, да вот, порой приходится… Экспекто Патронум!

Палочку он при этом направил почему-то на себя. Это было странно, но удивиться никто не успел.

Гриндельвальд вдруг словно весь вспыхнул, озарился ярким серебристым сиянием и неожиданно встал с кресла… или нет, не встал. Это сияние отделилось от него и выпрямилось огромным светящимся силуэтом. Король отвернулся и попятился, а сияющий гигант шагнул к нему и взмахнул рукой. Раздался хлесткий, звонкий удар, как от могучей оплеухи. Король взмыл в воздух, описал дугу и рухнул в центр октограммы.

— Проваливай, — усталым будничным голосом сказал Гриндельвальд, и Патронус погас.

Малфой провел ладонью по резной крышке, смахивая редкие пылинки, потом слегка стукнул по ней змеиной головой на трости. Музыкальная шкатулка ожила — полились медленные, тягуче-спокойные звуки пианино. Он вздохнул — Нарцисса любила эту мелодий — и вернулся к своему месту во главе стола. Никто из сидящих за столом так и не притронулся к еде, но это его мало заботило.

— Прошу вас, — на всякий случай повторил он и потянулся к фруктам.

Казалось, уже много лет он не ел с таким наслаждением.

Гриндельвальд, конечно, последовал его примеру. Все молчали. Долохов неохотно отхлебнул и отставил бокал. Он упорно смотрел непонятно куда, чтобы не встретить взгляд Гроссмейстера — даже при том, что Малфой и не думал смотреть на него.

— Все уже позади, — ободряюще сказал Малфой. — Примите мою благодарность, учитель. Я думаю, вы сегодня спасли нас всех.

— Я спасал себя, — хмыкнул Гриндельвальд, — но раз вы оказались под рукой, то можно и так сказать. Благодарность — дело хорошее.

— А как вы это сделали, учитель? — с благоговением спросила Беллатрисса. — Никто из нас не мог вызвать Патронуса, никто! Это… чудовище отбирало все самое хорошее, самое счастливое…

— А что ты пыталась вспомнить, Белла? — участливо спросил Малфой.

— То же, что и всегда — крики предателей Лонгботтомов! Но сегодня они звучали, как звон комара…

Гриндельвальд захихикал. Беллатрисса с обидой посмотрела на него:

— Учитель!..

— Что «учитель»? Наградил меня Гроссмейстер ученичками, нечего сказать! Никогда не понимал тех, кто ищет счастья на стороне! Ты сама себе счастье, дурочка! Я сам себе счастье! Но я это понимаю, а ты нет! И поэтому я сам себе Патронус. Ты не узнала моего Патронуса? Это же я! Самое хорошее, самое прекрасное в моей жизни — это я сам, и этого у меня никому не отнять, пока я жив! Спасибо за ужин, Гроссмейстер. А вас, Старший Мастер, как своего лучшего ученика, я попрошу на досуге поразмышлять о своей глупости. Размышления будьте любезны изложить на пергаменте и вручить мне не позже четверга. Простите, что покидаю вас, Гроссмейстер, но я что-то подустал.

— Мы все устали, — любезно согласился Малфой и встал. — Я все же не считаю произошедшее полным провалом. Кое-что важное мы все-таки узнали.

Было приятно увидеть, как передернулся Долохов.

Вслед за Гроссмейстером встали и остальные. Люциус наконец встретился взглядом с Долоховым — тот смотрел растерянно и с какой-то мольбой, но в глазах Гроссмейстера не было сочувствия. Малфой только приподнял уголок рта, глянул вслед уплывающему креслу и кивнул, демонстрируя полное согласие с мнением старого волшебника. Потом повернулся и направился к двери.

Если бы он оглянулся напоследок, он увидел бы, какой злостью вспыхнули глаза Долохова и, возможно, даже прочитал бы в них свой приговор. Но Малфой не любил оглядываться и поэтому вышел из гостиной со спокойной душой.

В конце концов, все закончилось благополучно. Долохов провалился, и доверие к Малфою теперь станет крепким, как никогда. Наступала очередь его плана. Правда, план нуждался в доработке, но спешить некуда.

По дороге он вызвал эльфа, приказал принести ужин в кабинет. Войдя туда, палочкой закрыл шторы — в окно уже заглядывала ночь, а Тьмы на сегодня с него хватило. Загорелись уютные лампы, а большое зеркало превратилось в еще одно окно. Там тоже была ночь, но в ней созвездьем горели окна старинного замка, вычерченном на фоне подсвеченных луной облаков.

Только сейчас он понял, что очень устал. И на душе было тягостно.

Дух, прибывший по кусочкам… Великий Мерлин! Всего-то?!! Хоркруксы! Только не один, а несколько… неважно сколько. Это и была великая тайна?

Теперь понятно, почему Волдеморт с каждым годом становился все безумнее…

Четыре юных, сильных духа, вырвавшихся из лап Смерти и обретших настоящую жизнь…

Прости меня, Лорд. Не ты победил Смерть. Так что прости, что я верил тебе, что я был верен тебе. Прости за то, что я тебя вообще знал!

Малфой смотрел на Хогвартс и размышлял.

Было время, он любил Хогвартс, как и любой волшебник, учившийся в нем. Его любил даже Темный Лорд, и Хогвартс занимал много места в его планах. Волдеморт собирался сделать его своей школой, школой Темных Искусств и темных волшебников. Но Волдеморт пал.

Глядя на Хогвартс, Люциус Малфой понял, что в сердце больше нет тех теплых чувств. «Ты убил моего сына, — сказал он изображению в зеркале. — Ты посеял в нем сомнения, и он предал Лорда. А я убью тебя. Или не я… Стоит подбросит эту идею Долохову. Ему понравится».

Еще один элемент плана встал на свое место. Хогвартс должен быть разрушен. Не сейчас, не скоро, но когда-нибудь… когда-нибудь…

Малфой вздрогнул — словно в ответ на его желание небо над Хогвартсом вспыхнуло морем огня. Только потом до него дошло, что это фейерверк.