Марта Кетро - Чтобы сказать ему

Дора не стала досматривать, подошла к бармену, и он без слов кивнул ей на дверь за спиной – там располагались подсобные помещения, душ и несколько комнат, где могли переночевать гости. Доре достался пустой закуток, даже без кровати, но дверь надёжно запиралась, а большего она и не желала. Расстелила свою постель, завернулась в одеяло и зарыдала. Не жалела себя, не чувствовала обиды или страха – Дора оплакивала маленькую храбрую Сиело, её ужас, который успела разделить сегодня, и её давнюю боль, не прошедшую до сих пор, и всех девочек, которых невозможно защитить. Мир изменился во многом, но в главном остался прежним, переламывая и перемалывая детей – просто потому, что может.

Когда хотелось наверняка избавиться от очередного попутчика, Дора просто сворачивала с трассы – никто не стал бы гнаться за ней по бездорожью. Сейчас снова приготовилась идти несколько дней в одиночестве. В баре успела помыться, выстирать одежду и немного отдохнуть в безопасности – после вечернего инцидента ей больше не докучали. Успокоившись, она даже слегка развеселилась, представляя себя вопящей и дерущейся. В прошлой жизни Дора была сдержанной и отчасти скованной, никаких широких жестов, повышения голоса и ярких проявлений. Только во время секса позволяла себе крики и резкие движения. Точнее, переставала себе не позволять.

Дора шла, чувствуя себя легче и свободнее, чем накануне и, пожалуй, чем когда-либо. То ли отдых, то ли выплеск эмоций, то ли окончательное прощание с цивилизацией, но что-то сняло с неё груз тоски и усталости. Чистой кожей она ощущала прикосновения ветра, всё ещё не слишком холодного; ноздри щекотали запахи пожухшей травы и сырой земли. Она приготовилась к тому, что теперь долго не увидит ни людей, ни их следов.

Но в сумерках посреди поля замаячило нечто неожиданное. Дора присмотрелась и поняла, что это древний школьный автобус, перекрашенный в розовый цвет. Около него суетились нарядные женщины в вечерних платьях. Женщины? В этой степи? И даже, кажется, в блёстках.

Дора с минуту наблюдала, ожидая, что мираж растает, а потом подобрала драную юбку и побежала к ним. Вблизи, впрочем, рассмотрела повнимательней и остановилась в восхищении. Это был не совсем женщины.

– Джоки, дрянь такая, я говорила тебе, чтобы ты не съезжала с дороги! «Напрямик, напрямик!» Теперь чини этот гроб сама, – верещал юноша в лиловой пачке и серебряном корсаже.

– Какого чёрта, Анабель, я ничего не понимаю в моторах, я даже с шофёром никогда не спала, – томно отвечал ему парень в зелёной кружевной пелерине.

Тут они замолкли и уставились на неё. Дора поздоровалась и сказала:

– Спокойно, дамы, я неделю провела с байкером и знаю о моторах всё!..

Спустя час пришлось внести поправку.

– Похоже, я только про мотоциклы успела понять…

– Надо было стопить дальнобойщика, – заметил немолодой блондин по имени Лючия. – Хотя тогда бы к нам добрались одни ушки вместо тебя, милашка. Дальнобои-то горячие!

Но потом автобус кое-как завёлся, и дальше они поехали вместе.

«Девочки» возили по свету травести-шоу, выступая в городках, барах и на заправках. Гомофобия отошла в прошлое ещё до Потопа, и хотя позже мир несколько одичал, красотки чувствовали себя неплохо. Как-то утром, когда они катили по разбитой просёлочной дороге, им на хвост села пара древних, но наглых «вранглеров» – и в каком музее их только откопали? Сначала девочки (Дора быстро научилась произносить это слово без кавычек, потому что увидела в них больше легкомыслия и девичьей порывистости, чем в себе), хихикали и махали пыльными боа, высунувшись из окон по пояс. Но джипы начали теснить их к обочине, явно рассчитывая, что автобус увязнет в грязи. Джоки выругалась и прибавила газу, а Лючия потянулась и достала что-то из-под вороха платьев. Дора с удивлением узнала воронёный ствол пулемёта. Анабель всплеснула руками, перехватила оружие и выставила его в окно. Лючия подтащила к ней коробку на две сотни патронов, но они не потребовались: как только Анабель выпустила первую очередь под колёса преследователей, женственно визжа от ужаса, они мгновенно развернулись и отстали.

– Ой, девочки, почему мужчины такие дураки? – спросила Лючия, нервно обмахиваясь лиловыми перьями. – Иногда мне кажется, что интеллект и яйца растут в ущерб друг другу. Или одно, или другое.

Анабель уже спрятала морпеховский М240 и огорченно рассматривала ладони, чёрные от смазки:

– Дора, душечка, помоги мне с маникюром, надо правую руку подправить, а я сама не умееееею.

Этих девочек переполняли дерзость, юмор и решительность. Они знали о жизни всё, не имели запретных тем и редко жаловались всерьёз, хотя это не мешало Анабель постоянно капризничать по пустякам. Дора поначалу относилась к ней с некоторой иронией, даже после случая с нападением – хоть и храбрая, но милая манерная дурочка, не более. Но всё изменилось однажды, когда они заехали в небольшое поселение фермеров-хиппи. Десяток взрослых и дюжина детей жили маленькой коммуной и были рады гостям. Девочки согласились выступить, чтобы пополнить запас продуктов, и Дора присоединилась к зрителям. Она ожидала чего-то вроде обычного транс-шоу, когда нарядные «дамы» вызывающе крутят задницами и открывают рты под чужие песни. Но когда увидела, как танцует Джоки, отбросила всякую снисходительность. Это не походило ни на какой из известных ей танцевальных стилей – тело рассказывало историю, действие напоминало и балет, и ритуал, и фильм. Джоки показывала рыжую девочку, заблудившуюся вдали от дома. Она шла, встречая разных людей и животных, кто-то становился её другом, кто-то пытался обидеть, а однажды она влюбилась. Дети и взрослые смеялись, кричали от испуга и радовались, когда всё закончилось хорошо.

А потом на импровизированную сцену вышла Анабель. Её номер никак не объявили, и Дора не сразу поняла, что происходит. Анабель села перед одним из зрителей – заросшим угрюмым мужиком с тяжёлым взглядом, бульдожьим лицом и поникшими плечами. С минуту глядела ему в глаза, а потом что-то такое сделала со своим телом, и перед потрясённой публикой появился второй точно такой же дядька. Нет, Анабель осталась всё в том же же трико, но её мимика, фигура, движения – всё повторило облик этого человека, мельчайшие жесты и манеры совпали настолько, будто она была его сестрой-близняшкой и провела рядом всю жизнь.

– А, это же наш Фрэнк, вылитый! – закричал кто-то из младших, но постепенно все притихли, ведь перед ними творилась чистая магия.

Фрэнк не мог оторвать взгляда от Анабель, но волшебство на этом не закончилось: она начала что-то менять в себе, немного расслабляя лицо и плечи, взгляд её смягчился, а спина выпрямилась. И эти перемены, как в зеркале, отразились на Фрэнке, он становился на десять лет моложе и на полжизни счастливее, чем был. Постепенно Анабель отпустила его, но отпечаток чуда на нём остался.