Марта Кетро - Чтобы сказать ему

– А ты сказать не мог, что ли?

– Да я пытался, а ты такая: «Не бойся, не бойся, я здесь». А у меня сил не было объяснить.

Дора закрыла лицо руками, борясь со стыдом и смехом.

– А эти твои варварские методы. Капли в нос помнишь?

– Ыыыыы…

Аптеки тогда сильно оскудели и лечиться приходилось народными средствами. Пожилая соседка как-то посоветовала Доре капли от насморка. «Берёшь, – говорит, – мёд, чуточку масла и лук туда трёшь, выжимаешь через марлечку – и готово. Помогает отлично, и всё натуральное!» Дора записала рецепт, и когда Гарри опять рассопливился, тщательно приготовила лекарство, посадила послушного ребёнка на колени и капнула в левую ноздрю. Её идеальный кроткий малыш завопил и взвился под потолок.

– Тихо-тихо, деточка, потерпи, это полезно, – увещевала Дора, но он отбивался, как бесёнок.

В конце концов Доре удалось его уговорить, она капнула в правую, и Гарри опять дико заорал.

– Да что ж такое! – возмутилась Дора.

– А ты сама попробуй, – ответил рыдающий Гарри.

И Дора попробовала. Чёртова смесь прожигала слизистую, как напалм, и нос потом отчаянно болел дня два. Дора отчаянно извинялась, и Гарри, золотой мальчик, её, конечно, простил.

Теперь он ей это припомнил, и Дора почувствовала, как её щёки заливает краска – пытка и правда была китайская.

– Но это ещё не всё. Однажды ты чуть не уморила меня голодом!

– Чегооо?

В шестилетнем возрасте Гарри был удивительно здравомыслящим мальчиком: умел и любил читать, имел покладистый характер и отлично ладил с людьми. У них складывались чудесные отношения, но временами Дора испытывала естественное материнское недовольство собой и много размышляла о том, что бы ещё этакого сделать во благо ребёнка. В один из таких моментов она встретилась с подругой, сыновья у них родились с разницей в полгода, им всегда было о чём поговорить.

– Это безобразие, что они такие тощие, – без предисловий начала Фрэнни. – А всё потому, что мы их неправильно кормим!

– Кого?

– Ника и Гарри, кого же ещё? Я прочитала статью о здоровом питании. Если мы не займёмся этим немедленно, они вообще не вырастут, недоразовьются, а потом умрут!

– О господи! Ты уверена?

– Да! Ты посмотри, что они едят – и Гарри твой, и мой балбес одни макароны лопают. А витамины? А микроэлементы? А селен? Ты представляешь, что с ними станет от недостатка селена?!

– Даже думать об этом не хочу. Но ты же знаешь, не хотят они ничего больше, период такой, что залипают на чём-то одном…

– Борись! Проголодаются – съедят как миленькие.

Следующие полчаса они составляли идеальное меню, потом Дора вернулась домой и прямиком отправилась в детскую.

– Мама? – Гарри оторвался от очередной книжки, которую мирно читал под лампой. – Ты чего?

– Вот что! С этого дня буду тебя правильно кормить. Чтобы селен и витамины. Никаких макарон. Овощи и мясо! Как миленький! И не спорь! – И Дора поскорее вышла, чтобы её не разжалобило печальное изумление, отразившееся на его худенькой – ведь правда худенькой! – физиономии.

С извечной родительской присказкой «как миленький» над детьми творятся самые дикие вещи, иногда смешные, а иногда страшные. Съешь как миленький, справишься, сделаешь, вытерпишь – как миленький, будто кукла, а не как ты, живой человек, хочешь.

С утра она начала претворять планы в жизнь. Проводила по полдня у плиты, пытаясь обмануть аппетит Гарри и замаскировать под макароны то капусту, то шпинат. Он не любил ни супы, ни каши, ни салаты, зато мог запросто навернуть целую сковороду пасты. Раньше Дора полагала, что лишь бы ел, но Фрэнни вправила ей мозги, и теперь она трижды в день подсовывала Гарри полные тарелки вкусной и здоровой пищи. Сын крутил головой, вяло ковырял вилкой пюре, а однажды она заметила, что он тихонько плачет в суп. У Доры чуть не разорвалось сердце, но она не могла допустить, чтобы мальчик «недоразвился». Поэтому убегала из кухни и тоже немножко плакала – от жалости. И ещё немного – из-за еды, после Потопа натуральные продукты были бесценны, они с мужем питались в основном корм-пакетами, и Дора тратила на овощи последние деньги.

К счастью, через некоторое время Дора заметила, что Гарри стал съедать паровые котлеты. Ей удалось добыть мяса, «почти не очень дорого», как она сообщила мужу, умолчав о продаже норкового пальто. Да натуральные меха давно уже объявлены вне закона по экологическим соображениям, и у Доры они оказались только потому, что мама перед отъездом оставила ей те вещи из своего гардероба, которые не стоило брать в Европу. Конечно, после Потопа многие стандарты изменились и тёплая одежда стала цениться превыше милосердия к животным, но Дора рассталась с норкой без сожаления. Она бы и больше отдала, лишь бы её ребёнок рос здоровым. И точно, жертва не пропала даром, Гарри согласился есть котлеты. Дора махнула рукой на разнообразие и ежедневно готовила их с разными гарнирами, и теперь, когда Гарри замирал над тарелкой более чем на полчаса, Дора говорила: «Ладно, съешь хотя бы котлетку», а через десять минут он приходил к ней с докладом, что дело сделано.

Вот только худел он всё больше и больше. И однажды вечером, когда Гарри ложился спать, Дора погладила его по спине, нащупала сквозь пижамку с котятами торчащий позвоночник и не выдержала. Быстренько вышла, а через полчаса снова заглянула к нему.

– Гарри?

Он немедленно погасил ночник и спрятал книжку под одеяло.

– Слушай. Ты это… макарон не хочешь?

Боже мой, как он ел… Для Доры это стало одним из самых трогательных воспоминаний – Гарри, перемазанный маслом и кетчупом, жующий свои ненаглядные спагетти. С тех пор она наплевала на селен и витамины и даже раздружилась с Фрэнни по этому поводу. А потом случилась операция на миндалинах, после которой Гарри стал поправляться и есть всё подряд.

И вот спустя лет десять Дора разговаривала с подросшим и вполне «доразвитым» сыном о своих материнских преступлениях.

– Мне, знаешь, до сих пор стыдно за некоторые вещи. Ну, когда я на тебя кричала… или не обращала внимания, ну после папы…

– Да ерунда всё, мам. Нам обоим было тяжело, но мы же справились. А вот что ты меня чуть не уморила в шесть лет…

– Я? Я как лучше хотела! И потом, котлетки ты всё же ел.

– Котлетки, мама, я выбрасывал в окно. Оторвал угол комариной сетки и потихоньку туда проталкивал каждый раз. Бродячие кошки меня боготворили, но это были самые голодные две недели в моей жизни.

– Милый, ну что ж ты не сказал мне…

– А ты бы услышала?

Конечно, нет. Дора тогда слушала только свою панику и вину – ааааа, как бы ещё доказать себе, что я не очень плохая мать.

– Но и это не всё. – Гарри безжалостно держал паузу. – Самое ужасное, перевернувшее мой мир… То, что я так и не смог себе объяснить… Какая-то дикарская выходка…