Лана Черная - В плену

После разговора становится только хуже. Боль расползается колючими иголками по телу, прожигает огнем шею, наливающуюся багрянцем там, где смыкались сильные пальцы, ноги дрожат, и сердце отчаянно пытается разломить грудную клетку. А в сознание прокрадывается крамольная мысль – не могу я расторгнуть контракт. Как-никак, обязана я ему. Если бы не Марк – папа не выжил бы, а я, по сути, не выполнила условий договора. И он нарушил. И так ли велика разница между нашими поступками, если в итоге мы оба могли лишиться жизни?

Встаю с кровати, запираю на ключ дверь и подхожу к зеркалу. Отражение не радужное: влажные волосы спутались, губы потрескались, на шее красные отпечатки пальцев.

Неторопливо заплетаю еще влажные волосы в тугую косу, намеренно оттягивая момент встречи с Марком. Не знаю, как буду себя вести, что говорить и делать. Наверное, это не важно. Главное не забыть главное. Усмехаюсь. Натягиваю темную куртку, наглухо застегиваю и выхожу из комнаты. В коридоре сталкиваюсь с Регином.

– Вы в порядке? – спрашивает, внимательно всматриваясь в мое лицо. И я невольно касаюсь шеи, морщусь. И страх прокрадывается по оголенным нервам. И Регин, наверное, все понимает, потому что вдруг предлагает: – Позвольте, я вас провожу.

Я лишь пожимаю плечами. Пожалуй, присутствие Регина будет как нельзя кстати. Я понимаю, что боюсь оставаться с Марком наедине. И дрожь скользит по позвоночнику, разбегается мурашками по коже.

– На прогулку собрались?

Киваю.

– Мне сказали – здесь конюшни недалеко, – голос хрипит, и я откашливаюсь. – Хочу покататься на лошадях.

– Как я понимаю, с Марком Давидовичем?

Снова киваю.

– И ему вполне может понадобиться помощь, – не спрашивает, утверждает. И в его словах сквозит понимание ситуации.

В западном крыле царит мрак и тишина. И наши шаги разлетаются гулким эхом. Становится не по себе. Я прохожу мимо нескольких одинаковых дверей – запертых и безмолвных, пытаясь угадать, за какой прячется Марк. А в том, что он именно прячется, – не сомневаюсь.

Регин останавливается в самом конце коридора. На массивной стальной двери вырезаны причудливые узоры: лоза и роза. Эмблема ювелирного дома Ямпольских – теперь я знаю. Глубоко вдыхаю и на выдохе стучу. И тишина в ответ. Я снова стучу. И еще. Регин пробует меня сменить, но я останавливаю его. Достаю из кармана мобильный телефон и набираю единственный вбитый там номер.

Марк отвечает не сразу. А когда я слышу его хриплый и уставший голос, чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. И в груди колет тонкой иголкой так, что больно дышать.

– Ямпольский, ты всю жизнь собрался от меня прятаться? – злюсь на саму себя и надеюсь, что Марк не поймет по голосу моих чувств. – Стемнеет скоро, а я хотела на лошадях покататься. Составишь компанию? – заодно и поговорим, добавляю мысленно, и не знаю, что еще говорить. А Марк молчит. Я слышу его тяжелое дыхание, и мне кажется, что он улыбается. Странное ощущение, как будто увидела его перед собой: взъерошенного, сломленного и с робкой улыбкой на потрескавшихся губах. Стряхиваю глупые мысли.

– Марк, – зову в трубку, мельком глянув на Регина. Тот стоит за спиной, напряженный, готовый ко всему.

– Сейчас иду, – быстрый ответ и короткие гудки.

А через пару минут щелкает замок, в оглушающей тишине кажущийся грохотом, и на пороге появляется Марк. В одной руке трость, другая спрятана в кармане. На лице светлая улыбка, в одно мгновение преобразившая его лицо. Сгладились морщины и чужеродность маски, смягчился взгляд. И я понимаю вдруг, какую ошибку совершила, позволив Регину пойти со мной. И едва он делает шаг ко мне, как я отступаю, невольно оглядываясь на Регина, одними губами прося его уйти, но тот не понимает. И улыбка сползает с лица Марка.

– Защитника себе нашла, пташка? – на губах так хорошо знакомая мне презрительная усмешка. В черных глазах – лед. – Тогда советую сразу освидетельствование пройти, интервью дать нашим недавним гостям, – его холодные слова тяжелыми камнями ударяются о стены, содрогая их бездушным эхо, – и заявление написать, чтоб уж наверняка на нары. Покушение не шутка, не правда ли? Вдруг повезет, и меня там прикончат.

Я смотрю ошарашенно, не понимая, к чему он клонит.

Подходит совсем близко, и запах глины и гуаши обволакивает. Странный запах, не вяжущийся с человеком, оставившим багровые метки на моей шее. Регин подается ко мне – спиной чую, но Марк пресекает его попытку одним взглядом. Перехватывает мое запястье, кладет на ладонь что-то холодное и сжимает пальцы в кулак.

– А иначе я тебя не отпущу, даже не надейся, пташка, – выдыхает очень близко и уходит.

Едва дыша, я раскрываю пальцы. На ладони сверкает агатом серебряное кольцо.

Кольцо красивое: серебряная лоза с крупной черной виноградиной. Изящное, и камень отливает алым в робких солнечных всполохах. Я завороженно смотрю на него, холодящего кожу ладони, не в силах пошевелиться. Пульс барабанит в висках, и жар краской заливает лицо.

– …Смотри, – жилистые мальчишечьи руки забрасывают беловолосую девочку на плечи, и они подходят ближе к огромному портрету в каменной гостиной. Девочка вцепляется пальчиками в чернющие густые волосы, всматривается в худощавое лицо женщины в длинном платье. Она сидит в кресле у камина и смотрит как-то так, что девочке хочется – я помню – спрятаться. И она прижимается к затылку мальчишки, обхватывает ручками его за шею. Он смеется. – Ты не туда смотришь.

Девочка кивает и смотрит ниже, на сухопарые пальцы женщины, на которых полыхает чернотой круглый камень.

– Это черный агат, – говорит ее спутник тихо, но с восхищением. – Очень редкий камень и очень дорогой.

– Обалдеть… – шепчет девочка, разглядывая тонкую лозу, обвившую палец и виноградными листьями укрывшую агат.

И картинка меняется, перенося меня на берег круглого, как монета, озера.

– Это кольцо носят все женщины нашей семьи. Традиция такая, понимаешь? Моя бабушка говорила, что женщины, которые носят это кольцо, – самые счастливые, – рассказывает он, уже лежа на берегу озера и жуя травинку.

– Мак, – девочка забирается на него, подпирает ладошками голову, а локти упирает мальчишке в грудь. Он притворно кряхтит и не обидно возмущается, что девочка стала тяжелая и пора бы перестать ее кормить пирожными тети Юли, – а мне ты тоже дашь такое кольцо, когда я выйду за тебя замуж?

Он смеется, легко подхватывает и тянет к озеру. Девочка верещит и брыкается, рождая снопы брызг. Но ему не увильнуть от ответа. И она требовательно повторяет свой вопрос, когда, обтерев ее полотенцем, мама все-таки отпускает.

Мак садится на траву, смотрит внимательно, как на равную. А ведь ему уже двенадцать! А ей всего четыре – и гордость распирает, что у нее такой замечательный друг.