Дмитрий Серков - Изгой, Крах Советской империи

куратором. Это был полный провал, и такое случалось с ним впервые.

– Разве приказы отменяются? – он пристально смотрел в глаза собеседнику.

– А приказа и не было, – капитан развел руками, – нам поручили внедриться в состав

защитников Белого Дома. Поставленную задачу мы выполнили. Что касается

остального… Ничего не было, Алекс, и объект жив и здоров на радость страждущим.

Они долго молчали, говорить стало не о чем. Каждый был занят собственными

мыслями.

– Я могу идти? – наконец, произнес Алекс, чувствуя полную опустошенность внутри.

Капитан молча кивнул головой, попивая горячий черный кофе, своим видом

показывая, что дальше им не по пути.

– На этом все закончится, и ты оставишь меня в живых?

Лицо куратора исказила кривая ухмылка.

– Да, Алекс. И неужели ты думаешь, что я не нашел бы места потише, без

свидетелей?

Алекс поглядел на бармена за стойкой, занятого своими делами, который ни за что на

свете не вмешается в историю, которая его не касается.

– Любопытно, – улыбнулся Алекс, мысленно готовый к тому, что прямо сейчас

капитан выхватит пистолет и высадит в него всю обойму.

– Мне поручено проконтролировать выполнение поставленной задачи. Ты же

понимаешь, что при любом раскладе я должен тебя ликвидировать. Удачно выполнишь ты

задание или нет, для тебя это не играет никакой роли, – скрывать что-либо не было смысла,

и капитан говорил начистоту, – а вот на случай, если приказа на исполнение не поступит, у

меня нет никаких инструкций. Так что можешь быть свободен.

Алекс направился к выходу, затылком чувствуя взгляд куратора, ожидая выстрела. Но

ничего не произошло. Капитан сказал правду.

* * *

РАЗГОВОР:

– Надо сказать, что настоящая ситуация не сулит нам ничего хорошего. Мы

проиграли. Это стоит признать, – Иван Денисович говорил, склонившись над столом, -

Михаил Горбачев заявил, что КГБ больше не будет государством в государстве. Вы

понимаете, чем нам это грозит? Во-первых, мы остаемся без средств к существованию.

Во-вторых, проводимые нами операции теряют режим секретности, так как за каждый

чих нам придется отчитываться перед чиновниками в мягких креслах. Есть там еще и

«в-третьих», и «в-четвертых», и «в-десятых».

– Вы думаете, что это конец? – спросил Отец, пыхтя трубкой.

– Нет, конечно. Мы проиграли битву, но это не значит, что мы проиграли войну.

Самое главное еще впереди, и у нас достаточно времени, чтобы до мелочей

проанализировать ситуацию, выявить допущенные ошибки и сделать соответствующие

выводы. Все можно повернуть так, чтобы победа России стала поражением так

называемых демократических сил. Понадеявшись на интуицию, не подводившую нас на

протяжении многих лет, мы не вняли доводам наших же аналитиков и «прокололись».

Целые отделы по крупицам обобщали и анализировали информацию, вносили

предложения. События должны развиваться поэтапно, на протяжении десятилетия.

Как вы думаете, кто стоит за действиями ГКЧП?

– …– Отец назвал имя и фамилию.

– Многие так думают, – расхохотался Иван Денисович, – хотя он и отсиделся в

тени. И вы знаете, они не заблуждаются… отчасти. Но, конечно, он все прекрасно знал.

Да и на занимаемом им посту про это просто нельзя было не знать. Пусть даже он

считает себя одним из главных героев этих трех дней, мы-то с вами всю кухню

прекрасно знаем. Он пешка в нашей игре. Настоящий руководитель контролировал

события с самого начала, но смог остаться, более или менее, в тени.

– Вы думаете, что правда не всплывет?

– Если все сделать правильно, то нет. Нам нечего опасаться. Некоторые люди,

которым мы доверяли, подвели нас. Произошла утечка информации, что вылилось в

массовые беспорядки и противостояние на окраинах. Отголоски появились и в столице.

Митинги, демонстрации. События в Латвии превзошли все наши ожидания, но им не

удалось выйти из-под контроля. Вы знаете, что мы виновных не прощаем, и они уже

понесли заслуженное наказание. Однако их проступки сильно повредили нашему делу.

Оружие, которое получали местные отделы и наши единомышленники, попало не в те

руки, обострив тем самым конфликт.

– Так что же вы собираетесь делать?

– То же, что делает сейчас вся страна. Дороги назад у нас нет. Машина уже

запущена, и остановить ее не удастся. Сделав ее неуправляемой, мы только навредим

себе. Значит, остается продолжить маршрут. Первый шаг уже сделан. Вы не читали

утренние газеты?

– Нет, а что?

Иван Денисович взял со стола газету.

– «Комсомольская правда». Заголовки прямо-таки сенсационные. «КГБ заявляет: не

уследили за Крючковым». Каково, а? Нам придется отречься от прошлого и жить, как

говорится, идеями. Мы обрубаем корни, рискуя потерять равновесие, отсекаем все, что

связывает нас с прошлым. Газета «Голос народа». Бульварная газетенка, но все же.

«КГБ Крючкова не поддержал». На следующей полосе огромная статья

«Госбезопасность с Россией». Цитировать я не буду, возьмете, если захотите, сами

прочтете, – он протянул газеты, – а со всеми, кто так или иначе принимал участие в

путче, надо бы разобраться. Все, кто что-то может об этом сказать, должны

замолчать навеки. Вы меня понимаете?

– Да, конечно. Все мои агенты, которые были в Белом Доме, исчезнут сегодня же.

Остальные люди находятся под вашей опекой. Единственное, мне хотелось бы обсудить

с вами дальнейшую судьбу одного человека…

– Об этом не может быть и речи!

– Да, но…

– Никаких «но»! Вы бережете Алекса? Не надо.

– Я могу дать сто процентную гарантию, что он не заговорит ни при каких

обстоятельствах. Он профессионал высочайшего класса и может быть нам полезен

впоследствии. Еще Ленин говорил: «Берегите всякого спеца».

– Ленин сейчас не в почете! Вы офицер, так что давайте выполнять приказы, а

эмоции оставим за пределами этого здания. Мы и так понесли колоссальные потери и

рисковать больше не можем. Надеюсь, это понятно.

– Так точно!

– Все ваши агенты глубоко законспирированы и формально не связаны с нашим

ведомством. Поэтому при ликвидации организуйте все так, чтобы на нас не упало и тени

подозрения, чтобы никто даже и подумать не смог, что они имеют какое-то отношение

к происходящим в стране событиям. Несчастный случай, грабеж, ну, я не знаю, вы лучше