Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

– Забыл, – проворчал Лёха, – а мне вон фингал поставили, чуть глаз не выбили. А он забыл. Теперь Лизавета не отпустит, пока не узнает, что да как. Ну-ка глянь, не очень светится в темноте?

Толька присмотрелся, прищурился.

– Светится. Но не очень. От подонков отбились, отобьёмся и от Елизаветы.

Так, с шуточками-прибауточками, друзья двинулись к машине.

Елизавета в темноте сразу ничего и не приметила. Поехали. Потом только спросила, почему великолепная операция по отдаче денег затянулась.

– Клиент запоздал, – небрежно бросил Лёшка.

Лиза внимательно посмотрела на его затёкший глаз и сказала:

– Ну-ну. Живы – и то хорошо.

Юрьев улыбнулся. Слава богу, без разборок.

И они поехали к Сидоровым пить водку.

К утру пьяхонькая Лизавета признала – у женщин такой дружбы не бывает!

Так они жили. А потом появилась Лена. Высокая, стройная, как и Юрьев, голубоглазая. С ней было легко. Она сразу вошла в новую компанию, вела себя просто и естественно. Так, как будто они знали друг друга сто лет. С любовью относился к ней и Дениска, называть сразу же стал просто Лена, в отличие от Толи, которого, хоть и считал родным, обычно называл «дядя Юрьев», может, в шутку, а может, просто потому, что дядя Юрьев был очень большим. Но, главное, Лену сразу приняла Лиза. Это была настоящая удача. Известно, если жёны не воспримут друг друга – всё! Любую мужскую дружбу разобьют! Сначала-то удастся пару лет по праздникам или другим значимым для них датам за одним столом посидеть, потом встречи будут всё реже и реже, потом общение по телефону, а дальше… редкие встречи мужчин и скупая беседа типа:

– Как дела, друг?

– Нормально. А ты как?

– Тоже нормально.

– Ну, бывай.

Вот и все дела… Нет, гиблое это дело, если жёны друг дружку не воспринимают. Ну, настоишь ты, чтобы друга с женой пригласили, а толку!? Женщины между собой почти не общаются, компании не получается, а уйдут друзья, жена заводит: и то у неё не так, и это не эдак. Какое уж тут удовольствие от встречи? Так и пропадают потихоньку отношения. А жену в чём упрекнёшь? Насильно мила подруга не будет!

К счастью, у Сидоровых с Юрьевыми этого не случилось. Весёлая и жизнерадостная Елена сразу понравилась Елизавете. Хотя у Юрьева сначала были опасения на этот счёт. Он хорошо знал Лизу, знал и то, что эта весёлая и радушная хозяйка, любительница компаний и танцев, была ревностной хранительницей семейного очага. Она была любима мужем и нисколько не сомневалась в этом, но женщин, положивших глаз на Лёшку, отваживала от дома решительно и быстро. В этом смысле она жила по принципу «бережёного бог бережёт». Заметив что-то такое-эдакое за подругой, буквально на следующий день Лиза находила в ней массу недостатков, терпеливо и подробно изо дня в день излагала их Алексею, а в скором времени подруга с горизонта вообще исчезала.

Лена с Лизой быстро, практически сразу, стали подругами. Сидоровым пришёлся по душе весёлый нрав, простота в общении и детская непосредственность Елены. Ну, просто взрослый ребёнок! У неё не было полутонов. Всё было чёрное или белое, в крайнем случае, розовое. Этому цвету она отдавала предпочтение. Её восхищению окружающим миром можно было только завидовать. То и дело в её речи слышались восклицания. «Ой, вот я видела такое… такое!!!» – все ждут действительно чего-то «такого», а она рассказывала обыденную в общем-то историю, мимо которой сотни людей проходят, не замечая ничего необычного, но только не Лена. Она всегда подмечала что-то особенное, понятое только ей. Восхищалась чьим-то внешним видом, поступком, цветком, отблеском заката, набегающей волной, да и мало ли ещё чем! И это восхищение она не могла оставить в себе. Ей обязательно хотелось, чтобы это увидели или узнали и окружающие. Поделиться с ними. Чтобы и они порадовались вместе с ней. Как будто этот рассвет или закат принадлежал ей, а она дарит его всем. Лена была наивной и солнечной женщиной. Всё принимала всерьёз. И близко к сердцу. Ребёнок – ни дать ни взять!

На третий день после свадьбы Тольки и Лены у Сидоровых раздался звонок. Алексей взял трубку. Звонил Юрьев.

– Приезжай срочно! Проблемы.

И отключился. Лёшка помчался к другу. Тот встретил его обескураженный и злой. Молча проводил Лёшку в комнату. Там царил беспорядок. Повсюду были разбросаны Ленины вещи, сама она сидела в уголке дивана и плакала.

– Вот, полюбуйся, – кивнул на неё Юрьев, – уходить собралась.

– Да, уходить, – запричитала в углу Лена. – Ты меня не любишь, нисколечко не любишь, не думаешь обо мне.

– Да я сейчас в магазин сбегаю, сто бутылок этого кефира тебе куплю! – кипятился Юрьев.

Алексей ничего не понял: куда уходить, какой кефир?

Он переводил взгляд с одной на другого, но помалкивал, ждал, пока ситуация хоть немного прояснится.

Лена снова запричитала, теперь обращаясь к Лёшке:

– Видишь, видишь, он думает – всё дело в кефире! Да не нужен мне этот кефир! Иди, покупай и хоть залейся им! Видишь, он не понимает! Он совсем ничего не понимает, до сих пор не понял! Ну как я могу с ним жить, если он меня не любит?!

И снова Алексей ничего не понял. Любит – не любит. Кефир какой-то. При чём здесь кефир? Из-за чего ссора? Развод? Из-за кефира? Абсурд. Что-то не укладывалось в голове Сидорова.

Со временем ситуация прояснилась. В этот вечер Анатолий неожиданно рано пришёл домой. В холодильнике одиноко маячила бутылка кефира, которую Юрьев с удовольствием и опорожнил. А вскоре появилась и Лена с полными сумками продуктов. Но перед приготовлением ужина решила выпить чашку кефира, которого в наличии не оказалось.

– Как ты мог? Как ты мог? – возмущалась она. – Ты же знал, что я приду, приду голодная, видел, что холодильник пустой, и не оставил мне ни глоточка этого несчастного кефира? Ты подумал обо мне? Нет, не подумал! Ты думаешь только о себе! Разве можно так жить? Что, любовь – только слова? Или поцелуи? Раз ты не думаешь обо мне, значит, не любишь, а раз не любишь – зачем вместе жить?

Насилу Лёшке удалось её успокоить. Потом уж они разбирались без него. Слава богу, это была чуть ли не самая большая их размолвка за долгие годы жизни.

И Лёшка с Еленой как-то сразу поняли, что они родственные души, потянулись друг к другу. Они всегда были рады встрече, обнимались, целовались. Как, впрочем, и Лиза с Толькой. Это было у них в порядке вещей. Им было хорошо вчетвером. Обычно после небольшого возлияния друзья заводили музыку и танцевали. Конечно, Толя с Лизой, Алексей с Леной. И Лена, прижавшись к Лёшке в танце, всё шептала и шептала ему что-то на ушко. Со стороны можно было подумать, что в любви объясняется, на самом же деле она, как всегда восторженно, рассказывала ему, какой Толя хороший, и то он делает лучше всех, и это, только скромный чересчур, как не военный. Какой-то особой скромности за Толькой Сидоров, правда, не замечал, но с Леной охотно соглашался.