Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

По комнате плыла мелодия танго. Таня попыталась было принять классическую позу, но Алексей отрицательно покачал головой, положив руки на талию девушки, и она послушно пристроила свои руки у него на груди. В танце Танюшка была невесома, послушно угадывая каждое его движение, она, как бабочка, легко порхала рядом с партнёром. В полумраке комнаты медленный ритм танго настраивал на романтический лад. Алексей слегка наклонился к Тане, тонкий аромат её волос на миг опьянил его. Он прижал Танюшку к себе и провёл губами по мочке уха. Его порыв оказался слишком интимным, и он тут же пожалел об этом, ожидая негативной реакции. Но Таня, слегка отстранившись, взглянула на него и… убрав руки с груди Алексея, обняла его за шею и прижалась к нему. Алексей почувствовал упругость её груди и торопливое биение сердца. Кровь ударила в голову, он машинально крепко обнял Таню и зарылся лицом в её волосы. Всё произошло настолько стремительно, что Лёшка не успел сообразить, что же он делает. Однако Таня, казалось, не потеряла хладнокровия. Она слегка отодвинулась от партнёра. Но Алексей нутром почуял, что как-то неохотно, вынужденно Таня сделала это. Он понял, что просто «так было надо». Опустив руки на талию девушки, Лёшка едва заметно погладил Таню ладошками, и в ответ уловил ласковый взгляд её зеленоватых глаз. Девушка чуть заметно качнула головой и шепнула:

– Не здесь.

У Лёшки голова кругом пошла. «Не здесь… Не здесь… Значит, в другом месте, не прилюдно, можно? А что можно? Это же Танька, ребёнок?» Голова то ли от хмельного, то ли от этих слов, или от внезапно возникшей близости с Таней закружилась. Всё и все пропали. Была только она. Вот тут, в этот самый момент, что-то как будто щёлкнуло в нём. Что-то включилось. И он понял вдруг, что танцует с ним не зеленоглазая любимая малышка, а молодая красивая девушка, с которой ему хотелось танцевать бесконечно. Хоть до утра.

Но танец всё же закончился, и он, как в тумане, проводив Татьяну до двери, кивнул ей и выскочил на балкон. Путаные какие-то мысли бестолково бились в его голове, не давая сосредоточиться на чём-то одном. Он жадно вдыхал напоённый вечерней прохладой воздух, стараясь сбросить с себя охватившее его очарование. Лёшка и не заметил, как кто-то пристроился рядом. Повернул голову – Лиза! Она тронула его за плечо.

– Ну что, женишок, освежиться вышел?

Он сразу понял, что Лиза всё видела, оправдываться было невозможно и неправильно. Он пожал плечами, с деланной наигранностью ответил:

– А что, не гожусь? Я ещё парень хоть куда! И Танька хороша. По мне – в самый раз!

– Знаю я, что хороша. Только не по Сеньке шапка! – Она погрозила ему пальчиком. – Так что не увлекайся!

Алексей сделал вид, что обиделся.

– Ну что ты городишь? По Сеньке – не по Сеньке… Она же ребёнок! И почти родственница! Нашла, к кому ревновать! Тоже мне – придумала…

Лиза усмехнулась.

– Ну да… ревновать! Ещё чего не хватало! А насчёт ребёнка – это как сказать… Девочки быстро взрослеют. Лена по секрету со мной поделилась: этот ребёнок уже гуляет вовсю. Так что ты поосторожней, а то и опомниться не успеешь…

Лёшка перебил её.

– Ну что ты, в самом деле? Ерунда всё это. А насчёт погулять… Так когда ж ей гулять, если не в восемнадцать? – Помолчал. – Ладно, пошли танцевать. А то музыка сейчас закончится, и снова за стол. Дышать и так нечем. Пошли, скинем грамм по двести.

И они пошли в комнату. Лёшка незаметно облегчённо вздохнул.

Перерыв вскоре закончился, все потянулись к столу. Лёшка, шепнув Лизе: «Я сейчас», снова вышел на балкон вдохнуть свежего воздуха. Его не отпускала эта Танина фраза «Не здесь». Она вертелась в голове, не давая думать ни о чём другом. «Не здесь… Получается, что Танька чуть ли не свидание мне назначает? Здесь нельзя, значит, найди место, где можно? Если ты, конечно, мужик! А как это иначе понимать? Но это же Таня! Танюшка. Ребёнок. Да ещё ребёнок самых близких мне людей. И с ней свидание? С ума сойти! Невозможно». Так он стоял, пока Лиза не окликнула его от двери, укоризненно покачав головой. Потом недовольно добавила:

– Очарованный, околдованный? Пошли уже, а то Толя без тебя пить не может, а хочется.

Лёшка вздохнул, оторвался от перил, на которые наваливался всей грудью, и пошёл к столу.

Сразу заметил, что насчёт того, что Толька без него пить не может, Лиза погорячилась. Заметил он и то, что Таня теперь сидит на другом месте, рядом с мамой, и перед ней стояла его, Лёшкина, рюмка. И не пустая. Таня взглянула на него и сказала:

– Ну, вот и наш маэстро танго прибыл. Он давно обещал тост сказать. Так что ждём. – Она взяла его рюмку и, обернувшись к нему, с улыбкой добавила: – Ну, говори. А я обещаю: выпью до дна!

По её зарумянившимся щекам Алексей понял, что она водочки уже хватанула. Может быть, и не одну рюмку – слишком смелая стала. Он сел на своё место, недовольно пробурчав:

– Уже и на минуту отлучиться нельзя! Спаиваете ребёнка! – Глянул, скрыв недовольство, что теперь между ним и Таней заняла место Лиза, и продолжил: – И отсадили от меня, чтоб контроля не было!

На самом деле, на душе у него было как-то тепло и радостно.

Юрьев заметил:

– Ладно, контролёр, наливай.

Лёшка улыбнулся и бухнул себе водки в фужер, рюмка-то у Тани осталась.

– Ну, заставляете выпить – будем пить. – Кинул взгляд на застолье. Гости, хотя говорили вроде бы вполголоса, но как будто все одновременно, и в комнате стоял настоящий гвалт. Он продолжил: – Вот, все по своим компаниям устроились. Так что тост только для нас. – Поднял свой фужер. – За наших, подчёркиваю, наших прекрасных дам! Мужчинам можно пить сидя.

Захмелевшая Татьяна не выдержала и пискнула:

– А женщинам – до дна!

Так и выпили. А дальше… дальше Лёшку понесло, как Остапа в Васюках. То ли захмелел он после фужера водки, то ли Таня на него так подействовала, но на него нашло вдохновение, и Лёшка беспрестанно удачно шутил и блистал остроумием. Вообще-то в жизни он не был остроумным. Чаще всего на шутки друзей, а зачастую и острые выпады сослуживцев и разного рода начальников редко мог ответить быстро и достойно, и только спустя некоторое время, переваривая в голове эти шутки и выпады, легко находил остроумные и разящие ответы. К сожалению, они уже никому нужны не были. Ведь ложка дорога к обеду! Лёшка вообще не отличался быстротой реакции в принятии решений. Мог блеснуть эрудицией, но не остроумием, в компаниях больше молчал, чем балагурил, а авантюризм в поступках был исключён полностью. Но в какие-то минуты жизни острота реакции и даже некоторая агрессивность в спорах, то есть совершенно не характерные для него качества, вдруг просыпались и начинали бить ключом. Какой-то бесёнок вселялся в него, и он буквально взрывался и разговорчивостью, и остроумием. Правда, случалось это крайне редко, но друзья-приятели надолго запоминали эти деньки и его выходки. А вообще Алексей не любил ни больших собраний, ни больших компаний, а различные официозы терпеть не мог. На таких мероприятиях он был ещё более молчалив, чем обычно, общался только с близкими людьми и терпеть не мог длинных и цветистых тостов. Люди, мало знающие его, но слышавшие об Алексее немало хорошего, удивлялись: «За что же любят этого молчуна? Так, ординарный парень». И только со временем меняли своё мнение. А Алексей, в общем-то, был равнодушен к мнению посторонних. Он знал, за что друзья ценят его и за что он ценит их. Девизу «Быть, а не казаться» Алексей стремился следовать всю жизнь, показуха была ему чужда. Поначалу от Лизы Лёшке нередко перепадало за пассивность, нежелание лишний раз подойти в компании к нужному человеку, сказать нужный тост, подольстить начальству. Она убеждала его: