Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

– Ты же умеешь красиво говорить, выступил бы, лишний раз обратил на себя внимание, тебя бы лучше оценили…

– Меня и так ценят. Человека определяют дела, а не слова. Какими бы красивыми они ни были. Это только дуракам лесть нравится. И кошкам.

Лиза качала головой.

– Ты как будто в другом мире живёшь, – и добавляла. – Наверное, за это я тебя больше всего и люблю.

Он прижимал Лизу к себе и целовал её глаза.

Вот и на этой вечеринке было немного знакомых. В основном люди, с которыми юбиляр работал. С некоторыми из них Алексей изредка встречался и раньше, но это была не их компания, и он помалкивал. Общался в основном с Лизой и сидевшими рядом Юрьевыми, пил немного, в общих разговорах, зачастую касавшихся производственных тем, не участвовал. Лиза, усмехнувшись, шепнула ему на ушко:

– Тут, как всегда: выпили – о работе, на работе – о женщинах.

Радости во всём этом было мало, Лёшка томился и думал о том, когда можно будет отчалить домой. Поначалу он вяло отреагировал и на появление Тани. Юрьевы возвратились в Москву уже несколько лет назад, но Таню он видел только мимолётом. Он в дверь к ним, она из двери – на очередное свидание. «Раз она так, и мы будем так!» – И почти вычеркнул её из своей жизни. Поэтому, услышав её голосок, сразу и не пошёл посмотреть на дочку Юрьевых, а тем более уговаривать её остаться. А когда эти уговоры затянулись, и Лёшке буквально скучно стало одному за столом, он лениво поплёлся в прихожую и там увидел то, что увидел – прекрасную и совершенно растерянную незнакомку. Ему стало жаль девушку. И он привёл её за стол. Правда, после первого порыва Алексей несколько растерялся. Татьяна сразила его красотой и взрослостью. Конечно, он спас её, увёл из толпы, но, что дальше? Как вести себя? Всё же он был обижен на Таню. И притих. Но вот прошёл первый танец, как первый бал. И этот танец, и поведение Тани, и эта фраза «не здесь», не только всё поставили на свои места, но и заставили его совершенно по-новому взглянуть на свою крестницу. Он сразу простил ей всё: отчуждение, холодность, свидания… Он понял, что в нём возродилась любовь к Танюшке. Вместе с тем он был в смятении: не мог вот так, с ходу, разобраться в своих чувствах. Кого же он любит: маленькую девочку Танюшку, которую он забирал из роддома, катал в коляске, которой покупал погремушки и порой водил в школу, учил с ней первые буквы и рисовал подаренными им же красками папу и маму? Или девушку, прикосновение груди которой словно обожгло его сознание, и которая чуть ли не назначила ему свидание? Уж точно не для того, чтобы домики красками рисовать! Пытаясь замаскировать своё непонятное ему самому состояние, Лёшка и маханул этот фужер водки. А дальше понесло. Он перестал думать о том, чтобы поскорее закончилось это застолье, развеселился, после первого тоста сказал ещё какой-то, и вечер покатился легко и свободно, Лёшка острил, рассказывал анекдоты, вспоминал весёлые истории из своей жизни, своего с Толькой детства, пил, не хмелея. На всех присутствующих произвёл, как говорится, впечатление. В конце концов, друзья последними покинули гостеприимный дом. С Юрьевыми долго не расставались, раскрасневшаяся Елизавета приглашала всех к себе продолжить застолье, но не уговорила. На прощание Лёшка всех расцеловал, а Танюшке пригрозил пальчиком:

– Не пропадать!

Та в ответ улыбнулась:

– Ни за что! Не думала, что во взрослой компании веселее, чем с нашей молодёжью.

Чмокнула Алексея в щёку, помахала ручкой и скрылась в подъезде.

Дома Лиза заметила:

– Вижу, Танька произвела на тебя впечатление.

Он покачал головой.

– Ничего не скажешь. Красавица. Как-то раньше не замечал.

Лиза, очень довольная поведением мужа в компании, забыла о своей ревности. Пожала плечами.

– Не замечал… Да ты её почти не видел. Симпатичная девочка и одета со вкусом. Ленкина рука чувствуется, да и Толик старается. Шмотки не дешёвые. Ну и на здоровье. Сколько ей? Восемнадцать? Правильно ты сказал: самое время погулять и покрасоваться. Толька говорит, что учится хорошо, голова на месте. Значит, в коня корм.

В эту ночь Сидоров долго не мог заснуть. Всё ворочался, вставал пить воду, лежал на спине, закинув руки за голову. Лиза ворчала:

– Перебрал муженёк. Давай обнимай меня покрепче и спи наконец.

Лёшка повернулся на бок, прижался к жене и действительно быстро уснул.

А Таня с этого вечера стала непременным участником их посиделок. И не только в узком кругу. Она ходила с родителями на все встречи и во все компании. Во всяком случае, на все те, в которых принимали участие Сидоровы. Ничего в жизни как будто не изменилось. Работали, решали разные жизненные проблемы, отдыхали. Но Алексей всё чаще ловил себя на мысли, что он постоянно думает о Татьяне. Он вспоминал о ней в самые неподходящие моменты: на работе во время совещаний, в транспорте, дома. Иногда вдруг представлял её в той или иной ситуации, примеривал на её суждение свои поступки: «А что бы Таня сказала? Понравилось бы ей?» Часто он жалел, что Тани нет рядом в те моменты, когда ему что-то нравилось, восхищало. «Жаль, что Танька этого не видит. Вот бы радовалась». Его пугало то, что раньше он так думал о Лизе. Теперь – прежде всего о Тане. Когда он влюбился в Лизу, ему постоянно её не хватало. Нужно было, чтобы она всё время находилась рядом. Чтобы и радовались, и печалились они вместе, одновременно. Он любил свой дом, уют, умение Елизаветы создать обстановку для отдохновения души, её способность принять в доме любых гостей, вкусно их накормить и быть при этом душой компании. Любя и ценя мужа, Лиза создавала все условия для его отдыха после рабочего дня, мелкие бытовые вопросы решала сама и не требовала его ежеминутного внимания. Она любила и знала, что любима.

И вот теперь Лёшку беспокоило то, что этого казалось мало. Перед глазами постоянно стояла Таня. Он стал задумчив. Бывало, даже сидя за столом с Лизой, вспоминал вдруг о Тане, ложка останавливалась на полпути до рта, и глаза смотрели сквозь Лизу и оконные стёкла, куда-то в неведомую даль. Лиза вскидывалась, с испугом спрашивала:

– Лёша, что с тобой? О чём ты думаешь? Неприятности?

Он вздрагивал, возвращался к реальности, рассеянно отвечал:

– Ничего, ничего, всё в порядке. Просто задумался. Проблемы на работе. Не волнуйся, прорвёмся.

Но эта ситуация всё больше заботила его. Он прекрасно понимал, что между ним и Таней ничего быть не может. По определению. Не может быть, потому что этого никогда быть не может. Ни-ког-да. Точка. И чем больше он думал о том, что этого не может быть, тем отчётливее понимал: что-то будет. «Старый дурак! На сладенькое потянуло. Ты хоть подумай, что она дочь твоего друга, считай, брата, что хотя бы из-за этого какие-либо отношения кроме дружеских невозможны. Ну молодая, красивая, умная, неординарная…» Какая ещё? Много можно перечислять – какая. Скорее всего просто молодая, поэтому и кажется такой – разэтакой. А ты старый. Старый хрыч! А Лиза? Она заслужила, чтобы ты на старости лет за молоденькой юбкой ухлестнул? И что ты вообще с Таней делать будешь? Нашёлся Нью-Воробьянинов! Киса!!! Нет, даже если не сможешь преодолеть это чувство, и Таня ответит, как ты сможешь смотреть в глаза другу? А что смотреть? Смотреть не придётся, друга ты потеряешь… Нет, не потеряю, друга я не предам ни за какие юбки. Или…