Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

– Нет, нет, я пойду.

И всё жалась спиной к обитой красным дерматином двери.

Алексей притормозил на выходе из комнаты. «Однако, – подумал он, разглядывая Таню, – какая красивая девка выросла! И совсем взрослая! Во время летит! – Укорил себя. – Крёстный называется! Она уже два года в Москве, а я будто и не замечал её! Но хороша, хороша!».

Татьяна и правда выглядела прекрасно. Длинные каштановые волосы обрамляли слегка продолговатое лицо. Высокий лоб, большие серые с зеленоватым оттенком глаза, чувственные губы, чуть заметная ямочка на аккуратном подбородке. Почти нет косметики. Девственная красота. Костюм подчёркивал стройность фигуры. «Да, выросла девка, хоть картину рисуй. Девочка на красном фоне!» Лёшка остановился на мгновение, как самолёт перед взлётом, потом решительно двинулся вперёд.

Таня увидела его ещё в комнате, в том месте, где она, комната, была как бы продолжением прихожей, и на сердце у неё неожиданно потеплело. Успела только подумать: «Как хорошо, что он пришёл, – и сама удивилась этой мысли. За всё время в Москве она Лёшку почти не видела и практически не вспоминала, а сейчас вдруг обрадовалась ему. Как-то расплылись в сознании окружающие их люди. – Вот мой рыцарь, он-то меня и спасёт». Она улыбнулась и принялась рассматривать Алексея, как будто других людей здесь не существовало. Он был в красивом тёмно-синем костюме, голубой рубашке с расстёгнутым воротом и приспущенном галстуке. Уверенный и решительный. Прошёл в коридор, разгрёб руками задний ряд, негромко, но решительно извиняясь:

– Минуточку, минуточку.

И все вдруг замолчали, расступаясь перед ним. А Лёшка спокойно прошёл к Тане по образовавшемуся коридору, улыбнулся и сказал:

– Привет.

И поцеловал в щёчку.

– Привет, – улыбнулась она.

Алексей мягко взял её за руку, как в детстве – ладошка в ладошку, сказал:

– Пошли.

И повёл в комнату. И Таня молча пошла с ним.

Кто-то ляпнул:

– И увели девушку в стойло.

Они не слышали. Алексей подвёл Таню к столу, усадил на свободное место рядом с собой.

– Немного поешь, немного выпей. Родители против не будут. Ты уже большая девочка. И расслабься, ни на кого не обращай внимания. – И после небольшой паузы: – Только на меня.

Юрьев удивлённо глянул на друга:

– Ну ты даёшь!

А тот тоном хозяина пригласил:

– Все к столу! Есть тост!

Все потянулись к столу. Но тост он так и не сказал. Пока народ с одной стороны стола рассаживался, с другой успели налить и выпить. Время общих тостов прошло, а Лёшка и не настаивал, ему хватало своей компании, ближнего, так сказать, круга. Притихшая Татьяна выпила с ними бокал вина, немного перекусила и молча сидела рядом с Алексеем, опустив глаза в тарелку. Лена изредка с интересом поглядывала на неё. Вид у Татьяны был задумчивый. Казалось, в ней идёт какая-то внутренняя борьба, что-то она переосмысливает, пытается преодолеть сумбур, возникший в голове, но у неё это плохо получается. Нет ясности мысли. Внезапное, ещё не ясное волнение зародилось в ней, сдавило грудь, и она удивлённо думает: «Что это? Что со мной?» Так и не разобравшись в новых, охвативших её, чувствах, обычно бойкая и шустрая Таня притихла и сидела молча, как увядший цветок. Родители не трогали её, Алексей молчал. В нём тоже бурлили новые чувства. «Вот какая она стала, Танюшка. Тот самый белокурый цыплёнок с озорными глазками и розовым бантиком. Примерная первоклассница, образцово-показательная девушка в школьной форме. Впрочем, она и тогда была симпатичной девочкой. Правда, фигурка угловатая, длинные тонкие ножки, ни грудки, ни попки. Толька всё горевал, что не в него дочка, вся в Ленку. А Лена что? Красавица. Он, помнится, и тогда говорил, что, мол, и слава богу, что в Лену. Тоже красивой, как мама, будет. А мясо нарастёт, смотри – ножки ровненькие, на загляденье. Вот и выросла, вся в Лену, только волосы потемнели. А глазищи-то, глазищи! Не зря о таких говорят: как озёра! И одета с иголочки. Ну, это уж папа старается. У моряков шмотки покупает. Да, теперь и не знаешь, как вести себя с Танькой. Была девчонка, стала невеста. Видно, от ребят отбоя нет. Потому-то и не видел её столько времени, небось всё по свиданиям бегает. Мне и не подойти». Алексей был в некоторой растерянности и потому молчал. Чувствовал, что ведёт себя неправильно, а перебороть возникшее смущение не мог. Потом вспомнил: «А как я увёл её из толпы?! И усадил рядом с собой? И ведь сидит, сидит милая смирненько. Нет, хорош я был, хорош, – похвалил он себя. – Но дальше-то что? Сейчас обязательно нужно что-нибудь сказать. Что-нибудь умное. От первой фразы иногда всё и зависит. – Потом спохватился. – Какая первая фраза? О чём это я? И что зависит? Я же её из роддома забирал, грудную нянчил! В конце концов, не я ли её крёстный отец? Что-то я поплыл. С чего бы? Да и первую фразу я ей уже сказал. Я сказал: "Пошли", и она пошла. А дальше что»? Он как будто онемел, не мог выдавить ни слова. Хотя чувствовал, что обязан заговорить с ней. Ведь это он привёл её за стол, усадил и вот теперь она сидит рядом с ним. И как будто одна. Лёшка вдруг представил, как ей плохо. Одна молоденькая девочка среди почти незнакомых ей пожилых подвыпивших людей, которым нет до неё никакого дела. Их охотничий азарт за право усадить девушку за стол, вспыхнувший там, в коридоре под воздействием хмельных паров, давно пропал, они вели свои неспешные беседы, пили, закусывали и как будто забыли о ней. Это Алексей отбил у них добычу, теперь это его девушка, он увёл её, пусть он и развлекает, да и родители рядом. Но родители почему-то молчали, молчал Алексей, и Таня чувствовала себя совсем чужой на этом чужом юбилее. «Но Лёша. Лёша? Почему он молчит?» – Возмущалась она тихонько про себя. С той самой минуты, нет, секунды, когда сегодня она увидела его в глубине комнаты, что-то ёкнуло в груди, какое-то неясное чувство вдруг проснулось, выпорхнуло наружу, сердечко заколотилось, заколотилось. Она не успела с этим разобраться, а уже шла послушно за Алексеем… А теперь он сидит рядом будто чужой, и она молчит, растерянная и оглушённая смятением чувств.

Кто-то объявил перерыв, и гости не спеша стали покидать насиженные места за столом. Одни перешли в кухню за уютный кухонный столик, другие вышли на лестничную площадку покурить, кто-то завёл музыку. Из соседней комнаты послышались звуки танго, и гости парочками потянулись туда. Алексей вздохнул с облегчением, тронул Таню за локоть.

– Пойдём?

Она молча кивнула, Алексей галантно помог ей встать, и они бочком-бочком, протискиваясь в узком проходе, вышли из-за стола.

– Не увлекайся, – шутливо шепнула Лиза мужу. Лена молча проводила их взглядом. Алексей неожиданно для самого себя подмигнул Анатолию, тот только покачал головой.