Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

– Алексей Сергеич, нам всё понятно. Только почти в конце лекции вы по-русски сказали: «не здесь». Я не понял, это о чём?

Лёшка покраснел тогда, не нашёл быстрого ответа и переспросил:

– Я так сказал?

Аудитория заинтересованно загудела. Послышалось:

– Да, да. Сказали…

А сами улыбаются радостно. Поймали мол. Ждут, что же он ответит, но на этот раз Алексей быстро нашёлся:

– Это я тебе, тёзка, подсказал, что в любви Никоновой объясняться нужно в другом месте, НЕ ЗДЕСЬ. Понятно?

Сидоров смутился, остальные рассмеялись. Смех смехом, однако… Что же делать? А сделать с этим он ничего не мог. С нетерпением ждал новых встреч с Таней и понимал: она их тоже ждёт. Время бежало. Друзья любили посидеть вечерком за хорошо накрытым столом, поболтать, выпить, потанцевать. Только теперь всё чаще Юрьевы приходили втроём: Татьяна тянулась к взрослой компании, и её присутствие никого нисколько не отягощало. Она была весела, остроумна, хорошо танцевала, выделывая умопомрачительные па. Лёшка замечал, что она тянется к нему и делал всё возможное, чтобы остальные не заметили, как сжимается его сердце, когда Танюшка как бы невзначай касается его руки, допивает воду из его стакана или с детской наивностью «крадёт» кусочек колбаски из его тарелки. Ему казалось, что только он понимает, что значат эти невинные шалости. Юрьев хмурился, глядя на это, женщины молчали.

Летом друзья выезжали на дачу. Время проводили весело. Днём купались в речке, вечером жарили шашлык, ужинали, а ближе к ночи шли гулять. В Москву возвращались в воскресенье к исходу дня. Одна Танюшка, если дело было летом, оставалась на даче, поскольку у неё были каникулы, дышала чистым загородным воздухом, гуляла в лесу, купалась и говорила, что ей не надо ни моря, ни юга. Ей и здесь хорошо.

Однажды вечером, когда друзья собирались домой и все вещи были собраны и уложены в машины, у Лёшки что-то не заладилось с двигателем: машина не завелась. Копался-копался в моторе – всё впустую.

– Ладно, – решил он, почесал затылок и предложил: – Поезжайте втроём, а я завтра утром покумекаю, что тут да как. Надеюсь, разберусь и приеду. У меня на работе проблем не будет, а Лизе утром надо быть на месте.

Постояли, помолчали. Юрьев сказал:

– Я завтра утром позвоню. Если что не так – приеду, на буксире дотащу до сервиса. Может, и механика с собой прихвачу. Всё решим. На работе точно проблем не будет?

Алексей махнул рукой.

– Да какие проблемы? Занятий сейчас нет. Позвоню шефу, всё улажу. И с машиной, уверен, разберусь. Просто в темноте возиться не хочется, тем более вас задерживать. Езжайте, всё нормально.

Он подошёл к Лизе, обнял её, шепнул:

– Не волнуйся, утром с машиной разберусь, починю, ты же знаешь. Как только – сразу позвоню.

Она слегка прижалась к нему.

– Уезжать неохота. Может, я останусь? Что ты без меня тут один делать будешь?

– Как один? Вот Танюшка ангелом хранителем при мне остаётся. Мы тут вдвоём легко со всем справимся. Не грусти. – Он приблизил губы к её уху, шепнул: – Я люблю тебя.

Они легонько поцеловались и Лиза села в машину. Таня открыла ворота, Юрьев дал короткий сигнал, машина неспешно выкатилась за ворота, юркнула в узкую улочку и, мигнув огнями, скрылась за поворотом.

Алексей и Таня, помахав своим близким на прощание, закрыли ворота и отправились в дом.

– Ну, что будем делать? – бодренько спросил Алексей.

– Что делать. Мне убирать, а ты с машиной ещё раз попробуй разобраться. Теперь спешить некуда, время есть.

– Да, теперь время есть, только копаться сейчас неохота. Пусть до утра стоит. Как известно, утро вечера… Может, утром и заведётся с ходу, так бывает. Вот тебе работку оставили, это точно. Может, помочь? Давай вдвоём побыстрее управимся и перед сном пойдём погуляем.

– Ну уж нет. Не хочешь в машине копаться – отдыхай. Я сама быстро всё сделаю, и погулять успеем.

Она ушла в дом. Алексей присел на лавочку. Вечер был прекрасный. Вскоре потянуло ночной прохладой, в небе зажглись первые звёздочки. Дышалось легко.

Алексей встал, прошёлся по лужайке. На траве уже поблёскивали первые капли росы. «Быстро, однако, – подумал он. – Ещё не ночь, а роса уже тут как тут». Он посмотрел на небо. Вдали, над лесом, где уже село солнышко, оно было багрово-красным, а здесь, над головой всё ещё светло-синим. Красиво. «А скоро, – подумал он, – стемнеет. И будет ночь. Ночь»… Это слово, возникшее в его голове, зацепило вдруг сознание. Не сразу понял почему. Что-то вертелось, вертелось непонятное, потом сразу ошарашило: «Ночь вдвоём с Таней. Вдвоём. Одни». Сразу стало страшно. Сердечко подпрыгнуло, застучало. Но он тут-же одёрнул себя. «Снова за старое? О чём я думаю? Старый козёл! Ну вдвоём! Одни. И что с того? Любишь Танюшку? Люби. Молча. Что тебе, старому, померещилось? Что она тебя любит? И на здоровье. Что ж удивительного? Она тебя знает с рождения. И, конечно, любит. Только не героя любовника, а старенького дядьку – друга семьи. Может быть, идеализирует. Многие молоденькие девочки часто по-детски влюбляются во взрослых мужчин. Это может быть. Ленка-то вон всё его в пример Юрьеву ставит: то цветы Толька не те подарил, то пальто ей не подал. Ну и всякое такое. А Танька всё сечёт и впитывает. При чём здесь взрослая любовь? Просто я ей очень близкий человек, крёстный как-никак! Она меня с рождения, всю жизнь знает! Мне бы её по головке гладить да конфетками угощать, а тут чёрте что в голову лезет! Придурок! Вот придурок! Сердце у него заколотилось! Выбрось всё из головы. И не смей даже думать об этом».

Он вздохнул, тряхнул головой и в приподнятом настроении от осознания такого правильного направления мыслей, умилился собой: «Какой я всё-таки хороший» – и пошёл в дом.

К его удивлению, посуда была уже вымыта, всё разложено по местам, на столе шик-блеск.

– Ну и шустрая ты! Или я так долго гулял? – удивился Алексей.

– Гулял ты недолго, а я шустрая, – улыбнулась Таня. – Спешила, тоже погулять хотела. Но теперь вижу: поздновато уже. – Она глянула на часы. – Почти двенадцать. Давай спать.

– Спать-то совсем не хочется. Пойду почитаю немного, а там и сон придёт. Пока.

Он притянул её к себе, легонько прикоснулся губами к её губам, отстранился и пошёл на второй этаж к себе в комнату. Лёг на покрывало застеленной кровати, уставился в потолок. Чувствовал: что-то было не так. Что-то не то. Сразу не мог сосредоточиться, потом понял: «Татьяна хотела, чтобы я её не так поцеловал. Точно, хотела. Ну да. Это было разочарование. Оно промелькнуло в её глазах в долю секунды, мгновение. Но оно же было! Вот дела… Роман с девушкой закрутить, если ей хочется? Но я же решил – никогда! Всё. Точка!».

Алексей встал, расстелил кровать, разделся и взялся за книгу. Долго лежал, не переворачивая страницу. Не читалось. Здесь, почти рядом, Таня. Такая любимая, такая близкая и такая недоступная. Несколько раз он порывался встать, спуститься к ней, но каждый раз сдерживался. И не только чувство дружбы к её родителям, но и обыкновенный страх, боязнь, что Танюшка его оттолкнёт, сдерживали Алексея. Если оттолкнёт – что тогда? Позор. Позорище. Хоть вешайся. Да ещё и посмеётся. Старый дед, старый вонючий козёл! О чём ты размечтался? О молодой красавице? Комиссарова тела захотелось? Сопи себе в две дырочки. Тихонько так сопи. И люби, если любишь, тихонько. Так тихонько, чтобы не только жена да друзья, но и Танюшка ничего не заметила. Не порть жизнь ни себе, ни людям.