Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

Так в мучениях он и ворочался в своей кровати. С боку на бок, с боку на бок. Какой тут, к чёрту, сон? А в глубине души, где-то там, глубоко – глубоко, созревало: всё равно пойду. Полежу немного и пойду. Минуты бежали, бежали, а он так и не мог решиться. Может быть, и не решился бы, но тут донеслось снизу:

– Лёша, ты не спишь?

– Нет, не спится.

– Мне тоже. Приходи кино смотреть. Фильм интересный. Про любовь.

Он тут же ответил:

– Иду, – вздохнул с облегчением: всё само собой разрешилось. Кино так кино. Может, больше ничего и не будет. Надел спортивные трусы и спустился вниз, в Танюшкину комнату. Она лежала в своей кровати накрывшись одеялом до подбородка. Слегка подвинулась, кивнув на освободившееся место:

– Ложись.

Он бухнулся рядом. Лёшкина нагота не смутила девушку. По дачному участку все они шустрили полуодетыми, а то и в одних плавках.

– Смотри, – шепнула Татьяна. – Недавно началось. Будет рекламная пауза – расскажу, что к чему. Да ты и сам поймёшь, чернуха. Всё менты с бандитами. Или бандиты с ментами. Один только мент честный, и того, видно, убьют. Ладно, давай смотреть. Может, не убьют.

На экране телевизора мелькали картинки кино. Только какое там кино? Алексея стала бить мелкая дрожь. И он никак не мог унять её. Краем глаза видел, что Татьяна поглядывает на него, старался успокоиться, однако ничего не выходило. И снова она спасла Алексея. Участливо (или с насмешкой) спросила:

– Замёрз? Ладно, давай под одеяло. Только через перегородку.

Она слегка подбила под себя часть одеяла, посмотрела на него:

– Ну, чего ждёшь? Особого приглашения? В письменном виде?

Он быстро вскочил, откинул одеяло и растянулся на простыне. Правый бок оказался открытым, одеяла не хватало, и он, повернувшись, лёг на бок, положил под голову руку, и теперь ему уж точно лучше и удобнее было смотреть на Таню, а не на экран.

Через минуту она повернула голову к нему.

– Ты пришёл кино смотреть или на меня?

А он уже горел весь. Головы не было. Только любовь. Любовь и желание. Алексей глубоко вдохнул и прошептал:

– Глупенькая. Конечно, на тебя.

Он слегка подтянул одеяло, и условная преграда исчезла. Лёшка обнял её, и их губы слились в долгом и страстном поцелуе. В голове его стоял страшный колокольный звон. Набат. А на губах – миндально-горьковатый и в то же время удивительно сладкий вкус её губ. Алексей всё сильнее прижимал Таню к себе и вдруг почувствовал её обнажённое тело. НА НЕЙ НИЧЕГО НЕ БЫЛО НАДЕТО! Всё крепче прижимаясь к её губам, он провёл рукой по телу – от талии вверх, к груди и нежно прижал этот мягко-упругий комочек её женской сути. И тут же почувствовал, как она жмётся к нему, как колотится её сердечко, как пышет от неё жаром, пламенем желания. Алексей немного отстранился, пытаясь заглянуть ей в глаза, найти там подтверждение её страсти, но глаза были прикрыты, Таня часто и глубоко дышала, а он всё медлил, не мог решиться сделать то, что должен был сделать, пока она не шепнула:

– Ну, что же ты?..

Дальше всё произошло естественно и просто. Только очень быстро. Он даже испугался, что разочаровал её. Но, взглянув в её счастливые глаза, понял, что ошибся. Лёшка целовал Танино лицо, волосы, шею, грудь, а её всё била мелкая дрожь. Таня всё сильнее прижималась к нему, стараясь унять своё тело. Потом они, обессилевшие, лежали на спине, и Алексей думал, что вот и всё. Свершилось. То, к чему они так долго шли и о чём мечтали. Оказалось, что и Таня хотела его так же, как и он её. А он боялся. Сердце, казалось, разорвётся от переполнявших его чувств. Но вдруг она высвободила руку, села на край кровати, укрывшись до плеч одеялом, зло посмотрела на него.

– Ну что? Добился своего? Добился? Как ты посмел? Как ты мог? Такой хороший, хороший, а сам… Всеми правдами и неправдами?! Танюша, Танюша… А самому от Танюши только одного и надо было! – И с издевкой, со слезой в голосе: – Самый честный, самый справедливый, самый благородный и правильный! От мамы только и слышишь: Леша – Лёшенька… Вот Лёша сказал, вот Лёша знает! А Лёша? Что ты наделал? Конечно, соблазнить девушку не так уж и трудно! Ты… ты – гадкий, ты – подлый, низкий! Уйди, уйди немедленно! Чтобы утром я тебя не видела! Убирайся отсюда, как хочешь!

Всего он ожидал, только не этого. Такая перемена! Как будто рядом с ним был совсем другой человек! Оглушённый этой тирадой, этим цунами оскорблений, крика, а, главное, такой переменой в поведении Тани, Алексей, как побитая собака, молча встал и побрёл к себе в комнату. Вот тебе и праздник души, вот и песня сердца! Упал на кровать, зарылся головой в подушки. Так плохо ему ещё никогда не было.

Конечно, он не мог заснуть. Да какой там сон? Минута за минутой перебирал он в памяти события этого вечера. Оправданий не искал. Только клял себя за происшедшее. Случилось самое ужасное. Теперь он навсегда потерял Танюшку. Как он посмотрит ей в глаза? Негодяй, конечно, негодяй! Соблазнил девушку, старый козёл! Ну не девушку, конечно, это он заметил. Да какая разница? Девушка – не девушка. Хотя вроде бы она и сама его хотела… Конечно, хотела. А что это меняет? Он же, старый дурак, и делал всё, чтобы захотела… Это-то и есть соблазн. Да и дома о нём слышала всегда только самое хорошее. Особенно от Елены. Та вечно Тольку подпиливала: бери, мол, с Лёшки пример – он и внимательный, и галантный, и умный… Умный, блин, остроумный… Вот и достукался! Не только Таньке – Лене с Толькой в глаза смотреть стыдно! Что же я за человек подлый такой?! Ну, влюбился в Таньку, влюбился. Так она же ребёнок! Люби и сопи себе в две дырочки! Так нет – ему всё подавай! Полный ассортимент! Получил ассортимент – что дальше? Что же это я другу всё гажу и гажу? То с Ленкой, теперь вот с Татьяной? А Лиза? – Он вздохнул. – Лучше и не вспоминать. Она же верит мне, как Богу! Хоть стреляйся!

Так в самоуничижении и прошла эта ночь. Только к утру он забылся беспокойным сном. Какие-то кошмары не отпускали его. Он метался на кровати, не мог найти себе места. Проснулся. Низкое, ещё не яркое солнце пробивалось сквозь лёгкую занавесь на окне. Голова гудела. Вспомнил всё. И сердце его сжалось. «Что же делать? – решил: – Нужно уезжать. Быстренько. Пока Таня не проснулась. – И тут же: – Машина-то не заводится. Что же делать? Что делать? Я ведь в глаза ей посмотреть не смогу! Атас! Полный атас! Аллее капут!» Он перевернулся на спину. Полежал так некоторое время в полной прострации. И вдруг услышал тихие, словно крадущиеся шаги на лестнице. Лёшка повернул голову к двери. Она медленно и бесшумно отворилась. На пороге стояла Татьяна в лёгком халатике, одну полу которого придерживала рукой. В эту минуту ему больше всего захотелось провалиться сквозь землю. Сразу! Вместе с кроватью! Он прикрыл глаза, с горечью подумал: «Уехать не успел. Сейчас будет продолжение. Как это выдержать? Стыд-то какой! А деваться всё равно некуда. Ну, мужик, мужайся и получай своё сполна». Таня подошла к кровати. Сквозь прищуренные веки он взглянул на неё. Их глаза встретились. И… боже мой! В её взгляде не было ни злости, ни ненависти. Только нежность. Он хотел что-то сказать, но она опередила его, приложила палец к губам и тихо прошептала: