Лидия Реттиева - Игра

У регистрационной стойки я пропустила вперед напирающих сзади нетерпеливых пассажиров. Не люблю толкотню, да и зачем толкаться: ведь места есть у всех, да и самолет не улетит, пока все пассажиры не будут на борту. Я обычно стараюсь идти в последних рядах, без суеты, спокойно и свободно. Так и сейчас. Встав поодаль и по привычке сунув руки в карманы пальто, я наткнулась на что-то постороннее в моем правом кармане.

Я нащупала сложенный вдвое конверт. Значит, мне не показалось, рука Красимира Банева, действительно, задержалась у меня на боку дольше положенного. Вот и еще один сюрприз.

– Потом, – сказала я себе. – Не сейчас, – чувствуя, что это не для посторонних глаз, хотя мне очень хотелось узнать, что там. Но на всякий случай пощупала, нет ли опасного вложения.

– Вот он, стереотип мышления, – усмехнулась я собственным мыслям.

«Ловкость рук!» – подумала я о Красимире с восторгом. Вот почему он так внимательно смотрел в мои глаза. Он хотел выудить оттуда, почувствовала ли я что-нибудь. А я сделала вид, что ничего не почувствовала. Очень двусмысленно получилось с моей стороны.

В самолете, прежде чем повесить свое пальто на вешалку, я еще раз убедилась, что конверт на месте. Какой был соблазн достать его и глянуть хотя бы одним глазом, но усевшаяся рядом со мной пожилая женщина и без того без стеснения рассматривала меня. Ей, видимо, хотелось пообщаться. Только не это: мне надо было собраться с мыслями и сосредоточиться на главном, удачно добраться до места и вести себя достойно при любых обстоятельствах.

Смутные ощущения будущих перемен усиливались по мере того, как я приближалась к неизведанному.

А ведь я видела, и не раз, в своих снах подаренный мне кем-то дом. Целой картины дома я не видела, но запомнила многие его детали. Много лет назад мы с мужем и мои родители строили планы на покупку дома и даже поехали в разведку по одному газетному объявлению, мы договорились: если дом будет чем-то похож на дом, увиденный мною во сне, значит – это судьба, явный знак, и мы должны будем сильно поднапрячься, чтоб собрать необходимые деньги и купить его. То, что мы увидели, было зловеще, пустынно, пугающе, мы быстро сбежали оттуда и, несмотря на жаркий день и отсутствие в машине кондиционера, ехали домой в очень радостном настроении, даже нигде не останавливаясь, чтобы перекусить. Домой! Это было единственным желанием. И дети, и мы, взрослые, от души хохотали, вспоминая нашу поездку, этот странный безветренный жаркий полдень, тянущиеся на много километров заросли выцветшего тростника, за которым даже не угадывалось море, выжженную солнцем огромную поляну и посреди нее одинокий домик. И не души. Ни кошки, ни собаки. Не говоря уже о хозяевах, продававших этот дом. Странно, при полном штиле во дворе на закрытой веранде неизвестно откуда взявшийся сквознячок зашевелил старинные, вязаные крючком тяжелые занавески. Заглянув вовнутрь сквозь запыленное стекло, мы увидели на деревянном столике потрепанную, с пожелтевшими краями страниц книгу – это был полевой определитель лекарственных растений, изданный в Санкт-Петербурге в 1887 году. И все, больше ничего. Столик и книга. Мы долго стучались в открытые двери. Больше часа ходили вокруг дома. И уже были обеспокоены доносившимся откуда-то из глубины дома зловонием и стали высказывать в шутливой форме страшные предположения. Но это воняла стухшая в жару рыба, которую обнаружили в пластмассовом ведерке возле пустой собачьей конуры. Здесь словно вымерло все. И ни один из предметов обихода, кроме этого ведерка, не давал возможности определить не то что год, а даже эпоху, в которой здесь остановилось время. С радостью покидали мы этот незабываемый сюрреалистический мир, а ведь сколько мук и терзаний было перед этой поездкой: мысленно ведь каждый из нас прощался со своим родным домом. И с нашей милой дачей, без продажи которой мы вряд ли осилили бы предстоявший в случае приобретения дома переезд на новое место жительства. Каким окажется дом в Болгарии?

В моих снах картинки дома повторялись. Это был старинный дом в неизвестной мне местности. Я запомнила залитый солнцем внутренний двор, распахнутую на одну створку тяжелую дверь, и рядом с ней на фоне выгоревшей от солнца когда-то белой стены одинокий куст не то жасмина, не то сирени, растущий прямо из щелей между каменными плитами, которыми был выложен двор. В последний раз сон про дом приснился мне за несколько дней до смерти моей матери. Возможно, он потому и запомнился так четко, что в неимоверном напряжении и страхе, в котором я была, осознавая, что конец самого родного мне человека близок, я придавала значение каждому знаку и всему искала объяснение. Больше всего боялась, что сон означал смерть. Я пролистала все сонники, чтобы убедиться, что это не так. Оказывается, если дом снится старому человеку, то это к его смерти. Но дом-то приснился мне. Как и то, как я лечу вместе со своей трехлетней внучкой в пассажирском «боинге» нашей национальной авиакомпании неизвестно куда, но настроение у нас солнечное. Внучка взглядом ищет в самолете свою маму (моя дочь в действительности работает стюардессой в этой авиакомпании). Я объясняю ей, что мама этим рейсом не летит. И в этот момент я чувствую чье-то легкое прикосновение к своей руке. Сидевший наискосок от меня пожилой, с шевелюрой седых волос, утонченной, аристократической внешности мужчина протянул мне ключи. Спинка кресла мешала мне видеть его, я успела рассмотреть только красивые кисти его рук, сухощавые тонкие пальцы. И рукав его пиджака из дорогой ткани синего цвета, из-под которого виднелась манжета белой рубашки с прекрасной прямоугольной формы серебряной запонкой.

– Возьмите, это вам, – сказал он и положил связку ключей мне на ладонь, сверху прикрыв ее своей ладонью.

– Пользуйтесь… В последний раз я был там сорок лет назад, – в его голосе слышались и сожаление, и обреченность. Я поняла, что это ключи от какого-то дома, в который этот человек уже никогда не вернется. И мне стало очень грустно. Когда мы прибыли на место и все остальные пассажиры радовались, что прекрасно устроились в модных SPA-гостиницах с бирюзовыми чашами бассейнов, пальмами и выстроенными в ряд лежаками, что мне никогда не нравилось, мы с внучкой каким-то образом сразу оказались перед входом в предоставленный в наше распоряжение старинный дом, поразивший нас своей классической простотой. Нам понравилось все: и двустворчатая дверь, и истершаяся низкая мраморная ступенька перед входом, и дверная ручка, и податливый замок. Я так и не выпускала из рук полученную от незнакомца массивную связку старинных ключей ручной работы, сделанных из тяжелого металла, напоминающего серебро. Первый же выбранный ключ оказался правильным, дверь открылась неожиданно легко, без скрежета и скрипа. Мы зашли в большой многоярусный холл с интересными переходами с одного уровня на другой, и если с улицы дом казался одноэтажным, то тут мы, к собственному удивлению, обнаружили ведущую на второй этаж красивую винтовую лестницу. В доме было тихо, пусто, и все покрывал слой пыли. Дом, от которого я получила ключи, был старинным, безвременным, добротным, в нем были застланные старинными персидскими коврами полы из ценных пород дерева, правда, пыль скрывала красоту этой неброской на вид богатой роскоши. Пыль зависала в падающем наискосок сквозь щели в ставнях солнечном луче. С прорезными узорами ставни из красного дерева пахли пылью и нагретой солнцем древесиной. Белый мраморный пол у входа местами стерся. Здесь действительно накопилась пыль десятилетий. Но она легко поддавалась уборке. С подоконника я пыль просто сдула. Нам не потребовалось много времени, чтобы привести в порядок нижний этаж. Мы сидели с внучкой на покрытых ковровой дорожкой ступеньках и наслаждались удивительной атмосферой спокойствия и тишины, царившей здесь.