Наталья Симонова - Перепутаны наши следы (сборник)

– Вов, но ты уверен, что врозь вам точно будет лучше, чем вместе.

– Ни в чем я не уверен, – отмахнулся он. – Только разве в одном: вместе уже не получится. Нельзя нам вместе, еще поубиваем друг друга.

– Вова, а дальше-то что? – Женя тоскливо смотрела на него, неизвестно на что надеясь. – Ну ладно Машка – дура и истеричка. Но ты-то! Серьезный мужик! Почему не попробуешь семью сохранить?

– Да какую, на фиг… – Володя выругался и отвернулся, переводя дыхание. У него дергалась щека. – Вот ты мне тут советы даешь, а у самой-то что в личной жизни? Ни детей, ни мужа. Где твой этот последний, как его – Сергей, что ли? Где он? Опять, что ли, жених соскочил?

Пьяная Женя смотрела на Володю овца овцой, и глаза наполнялись слезами, пока струйки их не потекли по щекам.

– Ну вот, – сказал Володя, – с собой разберись, миротворица. Советы давать легче, чем жить как следует. Ну не плачь, Женюр, не плачь. Эх, дуреха ты, дуреха…

– Мне не везет, – всхлипнула Женька.

– Повезет еще, – невесело усмехнулся Володя, не особенно веря в сказанное. – Ты, главное, за ум возьмись, – не удержался от наставления.

– Домой хочу, – вздохнула Женя. – Устала я у вас.

– Володьку мне очень жалко. – Женя не смотрела на Машу, говорила, глядя в стену. – Он перед тобой практически беззащитен. У тебя целый арсенал ядовитых слов и ненависти. А он так не может. Вова может ненавидеть каких-то там абстрактных американцев, а вот с женой не получается.

– Ага, ага, – Маша язвительно усмехнулась. – Такой зая пушистый.

– Не пушистый, а беспомощный перед твоими уколами. Он и хочет тебе ответить тем же – да не может, не приучен вести домашние войны. Да и не умеет, как ты… Пытается и все время проигрывает.

– Потому что глуп, – реагировала Мария мрачно.

– Ты хочешь видеть только глупость – вот и видишь ее.

Маша хмуро молчала.

– С ним невозможно жить! – наконец процедила. – Ты даже не представляешь всю степень его дебилизма. – Женя поджала губы и покачала головой, глядя в сторону. Она и не надеялась найти в Машке сочувствие своим словам. – Бездушный чинуша, – продолжала сестра, – этим все сказано! Ничего человеческого в нем нет.

– Нет… А было?

– Не знаю, – отмахнулась Машка. – Теперь уже не уверена.

– Интересно… И давно ты это заметила?

– Не помню. Какая разница!

– Просто странно, куда это все человеческое могло из него подеваться? Я лично и сейчас считаю его человеком. И даже неплохим.

– Это потому что ты беспринципная. Тебе на все и всех наплевать! – припечатала по своему обыкновению сестра.

– Можно без ярлыков?

– Сама нарываешься.

– Маш, не обо мне, в общем, речь. Тебе Володю не жалко?

– Нет. Мне жалко тех людей, которые зависят от таких, как мой муж. Надеюсь, в скором времени – бывший.

– Да перестань ты смотреть на него как на функцию. Ну хоть попробуй увидеть человека – болеющего, страдающего, обижаемого тобой… Поговорите по-человечески!

– Жень, с такими взглядами на вещи человеческое просто не уживается. Или ты госчиновник – или человек. Одно из двух.

– Как я от вас устала, – вздохнула Женя, теряя аргументы. Не потому, что они были несущественны, а потому что бессмысленно излагать их глухим. Точнее – заткнувшим уши.

– Слушай, а у тебя-то как? – вдруг поинтересовалась Маша. – С Сережей-то с этим встречаешься?

– Нет уже, – сухо откликнулась сестра.

– Я, в принципе, так и думала, – кивнула Маша насмешливо…

Наконец Женин ремонт закончился, и она с огромным облегчением покинула поле боя, где ее родные остались вдвоем – добивать друг друга.

Оба понимали, что развод неизбежен. Все грани были перейдены, все мосты сожжены. Володя пока не знал, как они станут жить после. Как поделят жилплощадь. Но даже и этот важнейший вопрос теперь отодвинулся во второстепенные. Развод становился делом выживания.

Он только не мог себе представить момент подачи заявления в загс. Почему-то пугала сама процедура. «В конце концов, не я довел до всего этого, – думал Володя с горькой обидой на Машу. – Ее вина! Вот пусть сама на развод и подает. А я подпишу».

На службе он как бы забывал о домашних бедствиях. Только иногда вдруг всплывала какая-нибудь сцена, звучала в сознании наотмашь бьющая фраза, словно ножом прорезывала острая боль. Но он отворачивался от воспоминаний, плотнее уходил в рабочие заботы и проживал худо-бедно весь день до самого вечера. Специально затягивал дела, чтобы отдалить момент, когда, стиснув зубы, нужно было возвращаться, старался растянуть путь с работы домой. Теперь Володя добровольно парковался подальше от своего двора и медленно плелся через «собачий» сквер, по-прежнему боясь и ненавидя псов, но с некоторых пор предпочитая их общество Машиному.

«Какой же ужас она устроила из нашей жизни, – думал он, бредя к подъезду и глядя себе под ноги. – Дура… дура… не могу…» Мысли о Маше приносили сердечную боль, Володя страдальчески морщился, осторожно потирая левую сторону груди. Неожиданно для себя вспомнил ту ночь, в которую они в последний раз были близки. И тот вечер, когда ели плов и повздорили за ужином. А потом помирились. Как она сама начала любовную игру, как была нежна и отзывчива с ним… Воспоминание уязвило пониманием утраты и полной невозвратимости добрых отношений. «Кому я нужен?..» – вдруг горько подумал Володя. Думать о том, последнем в их общей жизни счастье не хотелось. Однако эти образы не желали рассеиваться, словно прилипли к сознанию. Володя попытался переключиться на мысли о давних днях, когда они только начали встречаться, и потом, позже, эпизоды их счастливой любви. Но это оказалось еще больнее и неприятнее. «Если бы она была добрее ко мне, – подумал о жене и чуть не застонал. – Пусть уж считает как хочет про всю эту политику… про все это… но если бы она была добрее! Если бы не старалась постоянно меня раздавить, выставить дураком… Все могло быть иначе… Но что я могу, если она не хочет любить, ей нужно только ненавидеть».

Маша уже была дома, и – удивительное дело – ей тоже вспомнился тот плов, и ее попытка примирения, и их последний секс. Каким нежно-радостным был в ту ночь муж! Каким он мог быть мужественным… Не базарным, как баба… Если бы он по-настоящему любил ее, если бы понимал, чувствовал, как тогда! Но он не захотел. То была случайная вспышка. Обман рассеялся быстро, и стало окончательно ясно, что на самом деле ее муж – практически уже бывший! – идиот и жлоб. Маша поежилась, подумав, что Владимир, наверное, скоро будет дома. Ей стало холодно от мысли, что вот и еще один вечер придется провести бок о бок «с этим страшным человеком».

Ее муж подходил к подъезду, неумолимо приближая такую нежеланную для обоих встречу. Оба знали, каким должен быть другой , чтобы все было хорошо, – и не сомневались, что этого никогда не будет, потому что другой хорошего не хочет.