Джон Шемякин - Дикий барин в диком поле (сборник)

Поэтому сразу пишу: для поедания цыплят покупал. У меня есть специальный жарочный пресс для безжалостности. Шарашу этим прессом по тушкам, брызги, чад, жадное шкворчание, я сыто и страшно хохочу под закопченными сводами, воображая уж бог весть что на месте цыпляток-то.

Но просто так покупать крошечные тельца мне скучно. Я хочу ужасных подробностей. По 150 руб. за тушку – это не подробности, конечно. Цель моих походов на рынок – обогащение внутреннего мира своего. Поэтому задаю вопросы. О чем грустит картошка, долго ли мучилась стерлядь, как звали свинку, любила ли облизывать хозяйку пахнущая сеном и молоком коровка с девичьими несмелыми губами – все это меня живо интересует.

Заинтересовался биографией цыплят. Как удивятся мои земляки, если узнают, что цыплята нам достались от щедрот великой Мордовии, родины моих многочисленных предков! И куры из Мордовии. И сметана. Сбегал к капусте, размахивая варежками на резинке, – и она, конечно, и она!

Как Антей, припал грудью к мордовским же корнеплодам. Чтобы напитаться силой и мудростью, вобрать в себя неброскую красоту неосторожно брошенной прадедом родины.

Мордовский ренессанс не за горами, такое мое мнение. Самарская губерния послужит упругим трамплином великой мордовской мечты – пережить мордовское рококо в тепле.

Кто из мужчин в этом признается?! А я признаюсь, разорвав порочную круговую поруку.

Возвратить хорошее настроение мне может полкило орехового мороженого под взбитыми сливками и сиропом из айвы.

И возвращает! И возвращает!

В отличие от секса, при поедании мороженого я могу думать только о себе: быть эгоистичным, громко кричать своё имя и вслух комментировать происходящее в самых буквальных выражениях.

Мороженое ещё ночевать не остаётся, что плюс.

В деревенском своём житье-бытье стал чувствовать потребности. С трудом уже могу сдерживать свои животные наклонности.

Вот сейчас, например, глядя в окно, внезапно захотел холодца. Мисочку холодца.

Мисочку! С морковью! С курятиной и хренком таким, знаете, со свеклой…

А это значит что?!

А это значит всё!

Приготовление холодца дома в наши дни – это занятие не для слабых и мятущихся душ. В самом процессе изготовления студня есть что-то преступное, сокровенное, очень настораживающее. Семьи, где варят холодец, только с виду похожи на людей. На самом деле человеческого в таких семьях немного. Вы мне верьте!

Разберём по пунктам:

1. Холодец – квинтэссенция (вытяжка в прямом и переносном смыслах) еды. Полное и окончательное воплощение идеи утилизации, поглощения, пожирания. Маски сброшены! Всё, что только возможно, будет нарублено, выварено, сдобрено, обсосано, выбито и сожрано. Всё!

Можно притворяться существом разумным и даже одухотворённым, деликатно подбирая с тарелок спаржу или нарезая пармскую ветчину. Можно, намазывая на бисквиты джем из айвы, разливая тягучий кофий в тонкие чашечки и ломая бледной рукой пирожные, слушать «Элегию» Массне. Можно хрустеть малосольным огурцом, уминая толкушкой картофель с салом, хрипло хохотать над кастрюлей с бараниной в луковой подливе и быть при этом хрупкой девочкой семи с половиной лет. Но готовить и есть холодец можно только в невесёлой, скажем прямо, звериной тишине, отказавшись в этот момент от своего имени, образования и, возможно, профессиональной ориентации.

Холодец подразумевает логово. Дымное логово на болоте. Или в буреломе. Пещера подойдёт тоже. Или бункер.

Холодец лишает человека самоидентификации, растворяет человеческое сознание. Невозможно, например, есть холодец и говорить лёгкие приятные вещи. С набитым холодцом ртом нельзя удачно острить. Невозможно делать полные игривости комплименты женщине. Нельзя быть либералом и есть при этом студень. Я пробовал – невозможно.

Вот занимать какие-то совершенно крайние позиции, стучать кулаком по клеёнке перед собеседником и задевать головой болтающуюся лампочку – это для студня органично, но уже в конце мероприятия.

В галстуке нельзя есть холодец. Немыслимо его есть в рубашке и штанах. Такое лицемерие начинается, такой наигрыш, когда к холодцу выходят люди в брюках с отглаженными стрелками. Если даже и выйдут, то посмотрят друг на друга, дёрнут уголками ртов и разойдутся, размахивая руками. «Что ж мы за мудаки-то такие? Что ж по-людски-то не можем?!» – только полуспросит вошедший последним.

Есть студень надо в специальной одежде. Радикалы едят его в трусах. Я лично ем в тренировочных штанах. Есть на периферии энтузиасты, которые пробуют есть холодец чуть ли не в кальсонах. Не знаю, на знаю… Всё же перебор, думаю.

Объединяет всех едоков, конечно, майка. Она может быть некоторое время белой, а потом уже всё равно.

Холодец едят угрюмо. На аскетичном кухонном столе только горчица – верная подруга, хрен – стоялый часовой, бутылка со вкусной и питательной водкой. Всё. Перед столом – окно. За окном – утро или ночь, неважно. В идеала должна быть зима. Главное – труба там есть, за окном. Труба должна быть от ТЭЦ.

Направо от стола с холодцом должна стоять не очень чистая газовая плита со следами борьбы. Налево от холодца обязана быть необъятная женская задница в халате. На тугомясую женскую задницу следует смотреть сурово, исподлобья, уверенно. Даже нагло. Все же понимают последовательность шагов, никто (и в первую голову задница) не сомневается, чем всё закончится, каким процессом.

Человек, употребляющий студень, способен на многое. Он может сутками бежать по тайге под низкий лай овчарок, может на уроке литературы научить учеников открывать глазом пивную бутылку, может свернуть водопроводный кран двумя пальцами, предварительно с их помощью высморкавшись в раковину. Он может взглядом заставить соседку раздеться, лечь, встать, принести пива, сплясать голой перед дверным глазком, получить по роже и радоваться новой встрече. При этом ещё полчаса назад этот человек был кандидатом исторических наук и писал про Руссо. «Слышь, эта… ты нормально в общем-то всё тут так набубенила…» – единственная похвала от кандидата исторических наук, допустимая и ожидаемая в подобной обстановке.

Музыка при поедании студня – вздор! Стихи – бред! Дискуссии – смешно даже думать! Телевизор – «Дежурная часть»!

2. Долгое время я занимался проблемой оборотничества в земледельческих обществах. И сталкивался со сложностью объяснения для непрофессиональной публики феномена негативного восприятия оборотня, сопряжённого со стремлением к соединению с ним.

Для девочек-блонди – это я сейчас про вариант «Красавица и Чудовище» говорю.

Недавно понял, что прекрасной иллюстрацией притягивающего низменного шока служит наблюдение за семейством, которое начало готовить холодец. Нормальная семья превращается за короткое время в каких-то полулюдоедов и упырей. Если подслушать их разговоры, теребя себя за пионерский галстук, то что услышишь?