Алексей Иванов - Вилы

К середине XVIII века по всей державе от гнёта работ и поборов озверели и монастырские крестьяне, и заводские. Пётр III понял, что его пахари готовы жечь и заводы, и обители, и освободил мужиков от горнозаводской и монастырской барщины. Но Екатерина единым махом отменила все реформы супруга.

На Урале монастыри стали главными помещиками, а Далматовский оказался богаче всех. На обиду от Екатерины его крестьяне ответили «великим буйством». Рядом с обителью находилось большое село Николаевское. Зимой 1763 года здешние мужики схватили дубины и взашей прогнали хозяев-монахов. В селе мятежники учредили своё правительство: мирскую избу. Тут сели «выборные». Потом такой принцип самоуправления будет внедрять Пугачёв, организуя станичные избы в захваченных им селениях. Но это не казачий эксклюзив – это общий порядок организации общин, что казачьих, что крестьянских.

Коварные монахи призвали «выборных» на переговоры в обитель, а там скрутили руки, устроили «пристрастие» кнутами и бросили пленников в «запорные чуланы». Тогда вокруг Николаевского восстали все окрестные сёла. Но Далматовский монастырь умел драться. За 130 лет жизни он отбил немало башкирских приступов. Ещё в 1713 году, после пожаров, братия решила строить каменную цитадель «от огненного запаления». Строили её сорок лет – до 1754 года. Получился гибрид древнерусского кремля с Петропавловской крепостью-ретраншементом.

Юго-восточная башня крепости Далматовского монастыря

Над рекой Исеть поднялись две громады гранёных шатровых башен-столпов, как строили двести лет назад. А на другой стороне, полевой, вместо башен возвели два пятиугольных бастиона «с отверстиями по бокам» – с амбразурами. В одной крепости сошлись разные градостроительные эпохи. От «бунташного века» – зубцы «ласточкин хвост» и мрачные арки-печуры для «подошвенного боя», от эпохи «транжементов» – ворота посередине приземистых стен-куртин, а не в проездных башнях.

Дубинщина полгода держала монастырскую твердыню в осаде. Рядом с обителью стояли остроги с гарнизонами – Катайский, Шадринский, Колчеданский, – но офицеры побоялись вывести солдат на бой. Всю зиму обитель одиноко стыла на морозе, отстреливаясь из пушек, а вокруг горели костры бунтовщиков. Весной, когда просохли дороги, к монастырю прискакали драгуны Азовского полка и разметали отряды и караулы мятежников. Полторы сотни смутьянов угодили под кнуты. А вожаки Лобов и Жернаков, спасаясь от плахи, ушли в леса.

Забвение и пренебрежение хуже Дубинщины и пугачёвщины. В обители старца Далмата обрушились купола храмов, покосились сторожевые башни, осыпались «ласточкины хвосты» зубцов. Даже река ушла в сторону. Но крепость ещё держит оборону. Ещё можно успеть на подмогу. Было бы кому

Через десять лет вожаки Дубинщины услышали, что государь Пётр III воскрес, и заводские крестьяне захватывают заводы. Значит, Дубинщина продолжается. Вожаки выбрались из укрытия и в Чебаркуле отыскали атамана Грязнова. Атаман выслушал их и направил к Далматовскому монастырю отряд есаула Пестерева. Пушек для Прохора Пестерева у Ивана Грязнова не имелось. Грязнов велел есаулу за пушками заглянуть на Каменский завод, что находился неподалёку от Далматова.

Сто лет назад на речке Каменке рудознатцы Далматовской обители нашли руду. В 1682 году задымил домницами Железянский заводик монастыря. Монахи ковали себе косы и гвозди, а ещё меняли железо на пушнину у сибирских татар. Когда государь Пётр I приказал строить большие заводы, тобольский воевода не знал, с чего начать, и попросту отнял у обители рудоносную речку Каменку. На старом и надёжном месте, на готовой базе Железянского заводика, воевода заложил новый Каменский завод – первый из всех, что были на Урале.

Есаул Пестерев отправил на завод атамана Чира. Завод не работал, рабочие попрятались. Самоуверенный Чир велел своим крестьянам раздувать печи и лить пушки. Обжигаясь и матерясь, мужики с грехом пополам за две недели отлили для есаула 11 орудий. Получилось, что Каменский завод поднял руку на родителя.

Далматова обитель поняла: Дубинщина возвращается пугачёвщиной. Едва дошёл слух, что мятежники двинулись на монастырь, настоятель – архимандрит Иакинф – упал в санки и, свистя полозьями, улетел в Шадринский острог. Он бежал из каменной крепости обители в деревянную крепость острога, потому что, видно, верил не в бога и не в братию, а в начальство. Но шадринский комендант Кених свёл иерея со своего крыльца под локоток, любезно усадил в те же санки и отослал обратно. Однако Иакинф всё равно уехал из обители в Тобольск.

8 февраля 1774 года генерал Деколонг сдал Челябу полковнику Грязнову и отступил в Сибирь по Шадринской дороге. 11 февраля есаул Пестерев подошёл к Далматовской обители. У есаула был шанс разломать твердыню, пока Деколонг прорывается сквозь мятежи на дороге. Есаул начал крушить боевой дух монахов.

За стены монастыря полетели указы и манифесты самозванца. Мятежники кричали, что их полторы тысячи при 15 пушках. Кричали, что царь Пётр Фёдорыч уже взял Оренбург и Казань, Нижний Новгород и Москву, что вся Расея встала за государя, который дарует «крест и бороду». Будет и вам милость от царя, кричали мятежники монахам, если сдадитесь.

В монастыре укрылись не только монахи, но и беглые крестьянские богатеи во главе со старостой Игнатием Степаниным. Оборону возглавил экономический казначей Иван Заворотков, бывший секунд-майор. Обитель имела артиллерию: 14 пушек и два фальконета; командовал батареями секунд-майор Алексей Ижевский, которые за какие-то грехи был сослан в монастырь на послушание. Вооружёнными монахами руководил чернец Потап Зайков. Всего же на стены обители встали четыре сотни защитников.

На манифесты пугачёвцев злоязыкие монахи ответили своим посланием – подлинным эпистолярным шедевром, достойным письма запорожских казаков турецкому султану. Монахи сообщали: милостями обитель и от царицы осыпана преизрядно, так что благодарствуем за предложеньице. Ворота братия, конешно, откроет, но тока на то нужен государев указ из Петербурга, и пущай он будет не каракулями на мятом листе, как нынеча, а печатный, с красивой подписью своеручной, «с подобающей честью и славою». А что до бороды, писали дерзкие монахи, то у них в обители «бороды природныя у всякаго по человечеству имеются, растущие на ней власы по своей воле кто стрижёт, а иной отпущает, в том принуждения нет».

Бастион Далматовского монастыря