Иван Зорин - В социальных сетях

– Занятно, – протянул он. – Ну, мы еще с вами побеседуем.

Никита Мозырь был раньше программистом.

– Тело – «железо», психика – софт, программное обеспечение, – говорил он соседям по палате, когда ушел Олег Держикрач. – Соответствуешь своим программам – счастлив, нет – страдаешь.

Слева от него лежал Санджар Быхеев, набожный казах, косившийся на тумбочку, где к стакану был приставлен маленький образок.

– Веришь в бога? – обратился к нему Никита Мозырь. – Значит, в тебе такая программа. А не веришь, значит, другая. А есть ли бог на самом деле, не важно.

Санджар Быхеев накрылся одеялом.

– А в церковь зачем тогда ходят? – глухо донеслось оттуда. – Если бога нет. По-твоему, все дураки?

Никита Мозырь всплеснул руками.

– Как зачем ходят? Земля-то – госпиталь для неизлечимых, тут к любой знахарке побежишь. – Он ждал возражений, но его встретило уничижающее молчание. – А как можно, изо дня в день наблюдая бессмыслицу, верить в божественный смысл?

– Так именно поэтому! – не выдержал Санджар Быхеев. – Смысл все обретают там.

– Так нет никакого «там». Есть только хреновое «здесь». И река течет, не зная зачем. И компьютер работает, пока из штепселя шнур не выдернут.

Одеяло зашевелилось.

– Тебе у нашего батюшки исповедаться надо, он тебе быстро мозги вправит.

Никита Мозырь рассмеялся:

– А почему этот человек в чудаковатой одежде должен знать больше меня? Я же не ребенок.

– Я тоже!

– Ну, на этот счет у меня сильные сомнения. Ребенок убежден в жизни вечной, а ты на воскресение надеешься – то же бессмертие, только с отсрочкой. Ребенок ты и есть.

В повисшей тишине стало слышно, как в коридоре пробили настенные часы.

– Нет, мы не машины, – усмехнулся альбинос с ясными васильковыми глазами. – Разве машины себя осознают?

Ощутив поддержку, Санджар Быхеев вылез из-под одеяла и смотрел на всех сощуренными глазами. Никита Мозырь вытянул перед собой пальцы с длинными, как у хищной птицы, ногтями.

– Могут и осознавать, если они с обратной связью, с критикой. – Он согнул пальцы, так что ногти впились в ладонь. – А что вы осознаете? Что сумасшедший?

Сосед промолчал.

– И вообще, что мы знаем из того, что мы знаем? А что нам только кажется? Вот Санджар в бога верит, а в какого? В того, который бомжам мыл ноги? А может, в Деда Мороза, который положил под елку бессмертие? Он и сам не знает. – Никита Мозырь глубоко вздохнул. – А вы, собственно, чем занимаетесь?

Сосед скривился:

– Лежу в сумасшедшем доме.

– А до этого?

– До этого? – Он на мгновенье смолк, точно решая, было ли «до этого». – До этого преподавал философию.

– Ну надо же! Дофилософствовались, значит. Кант сказал, Гегель заметил. А сами-то что?

– Вы о чем?

– Сами-то что обо всем думаете?

Сосед уставился в стену.

– А что думать? Этим летом у нас в доме завелись мыши, обычные серые полевки. Скребутся ночами, шуршат. Мы вечером стали газеты клеем намазывать и везде по полу раскладывать. Утром несколько попадались. Проснувшись, я первым делом их, уже мертвых, со слипшейся шкуркой, заворачивал в ту же газету и выносил на свалку. А раз выхожу – одна живая, дергается, лапки пытается освободить. До обеда подождал, а она все не умирает. И к вечеру все так же боролась за жизнь. Жаль мне ее стало. Хотел даже отпустить, да возиться поленился. Так живую на помойку и выбросил. Дождь накрапывал, а я все стоял, глядя, как она намокшую газету грызла.

– Вы что – садист?

Никита Мозырь раздвинул губы в немом оскале.

Сосед пропустил мимо.

– А стоило ли ей так мучиться? Может, лучше было сразу, как все?

Никита Мозырь застучал ногтями по обнаженным деснам.

– Мрачнуха, однако. По-вашему, мы тоже кому-то мешаем и на нас так же смотрят?

Сосед пожал плечами.

– Да уж, философ, и как вы с такими мыслями только живете?

– Так меня и не спрашивают. – Он задрал палец в потолок. – Может, там нас всех спросят, только вы в высший суд не верите.

– А я верю! – подал голос Санджар Быхеев. – Всех, всех вас осудят, как в Писании сказано!

– И отчего православные такие добрые? – зевнул Никита Мозырь. Положив подушку к изголовью, он спрятал под нее свои длинные ногти. – Ладно, выключайте свет, спать пора.

Солнце било в распахнутое окно. Свернувшись под одеялом, Никита Мозырь тут же захрапел.

Кровати в палате были привинчены к полу. Раз и навсегда. А распорядок намертво прибит ко дню. Утром очередь в уборную сменялась очередью в столовую, а та – в процедурную. Сестры делали уколы, раздавали таблетки. А потом все ждали обхода врачей. Олег Держикрач по-прежнему решительно расхаживал по больничному коридору, отдавая распоряжения. Раньше он не держал в памяти пациентов, считая это вредным, отдавая работе лишь служебное время, но Никита Мозырь не шел у него из головы, и неожиданно для себя он зачастил в шестую палату.

– Ну, Никита, что сегодня мешает жить? – говорил он, молодцевато подтягиваясь, отчего казался еще выше.

Мозырь сидел в обычной позе у стены с подушкой, уйдя в свои мысли глубоко-глубоко, так что без движения его ноги стали затекать.

– Как и всегда, – оскалился он в ответ, подняв голову и зажмурившись, точно вернулся с того света. – То же, что заставляет выживать.

– Программы?

– Они самые. Но сегодня больше не внутренние беспокоят, а внешние. Зачем нам мозги пудрят? «Будь таким, будь сяким!» А в подоплеке: «Будь как я!» Им от этого лучше?

– Да кому им? Тем, которые следят?

– А весь секрет в том, – пропустил Никита Мозырь, – чтобы вести жизнь, свойственную своим программам. И наплевать на всех.

– А если всем будет плевать?

– Страшно подумать! Сейчас-то всем на всех только чихать.

Олег Держикрач усмехнулся. Он вспомнил свои сообщения в группе, но в чужих устах его мысли выглядели глупо. А Никита Мозырь гнул свое:

– Каждый выгоды ищет, я тех, кто мозги пудрит, понимаю. Но зачем их слушают?

У Олега Держикрача в памяти всплыл вдруг Сидор Куляш, превозносимое им медийное пространство, где после своей гибели поселились боги.

– Значит, и у них своя программа, – произнес он, чтобы не молчать.

Никита Мозырь выдернул перо, торчавшее из подушки, и, сдунув с ладони, сосредоточенно наблюдал, как оно, кружась, точно затягиваемое воронкой, опускается на пол.

– А если в программе сбой? Это и есть ненормальность? В разные века с ума сходят по-разному. Разве не безумцы изгоняли бесов? Разве не сумасшедшие призывали к бедности? А представьте инопланетянина, который изучает нашу жизнь. Ему говорят: цивилизация, закон… Уверяют, жизнь бесценна, за убийство из-за решетки не выйдешь. А потом сбрасывают бомбу, и миллионов нет. Война, объясняют. Боже, закричит инопланетянин, да они все ненормальные!