Иван Зорин - В социальных сетях

Степанида Пчель была натура противоречивая. Она ненавидела мужчин, но готова была у каждого повиснуть на шее, бросала курить, но на всякий случай держала в пудренице окурки. Ей уже не верилось, что новый день принесет что-то необычное и радостное, однако к вечеру, когда этого не случалось, она расстраивалась до слез. «Ну, вот опять», – точно девочка, кусала она тонкие губы, и в этом «ну, вот опять» проступала обида за еще один бесцельно прожитый день. Разобрав постель, Степанида долго не ложилась, ей не хотелось так бездарно заканчивать день, оттягивая сон, она втайне надеялась, что оставшиеся минуты принесут что-то необыкновенное, и засыпала лишь сломленная усталостью и разочарованием. Получив в распоряжение группу, Степанида Пчель сразу выпустила из поля зрения женскую половину, сосредоточившись на мужской, где первым ее внимание привлек Сидор Куляш.

«Сознание определяется сегодня не бытием, а информационным полем, – пел он свою старую песнь. – Мы переживаем эпоху, когда сознание отражает небытие».

«Сознание отражает небытие, – спотыкалась Степанида Пчель, видя здесь глубокий смысл. – Сознание отражает небытие». Степанида перечитывала фразу до тех пор, пока не начинали слезиться глаза, и она уже не могла понять, кто кого отражает: сознание небытие или небытие – сознание. «Надо спросить у Зинаиды», – сначала решила она, но потом передумала – это значило бы обнаружить невежество, а главное – выдать свой интерес к мужчине.

– Мало тебя за нос водили? – говорила ей сестра за вечерним «дураком». – Пора бы уж поумнеть.

– Как ты?

– А что у меня плохого? – подкидывала Зинаида червового короля. – Принимай, если не можешь побить. Вот так с мужиками и надо!

Степанида смотрела на ее выцветшие глаза, осунувшееся лицо и безуспешно вспоминала, когда в последний раз у Зинаиды был мужчина.

– А твой директор? – наконец вспомнила она.

– Что директор? – вспыхнула сестра. – И почему мой, у него жена.

Директором ее школы был сухощавый, подтянутый москвич, покоривший ее сердце сразу после перевода в провинцию. Он писал плохие стихи, которые читал нараспев высоким заунывным голосом, далеко отставив ладони, и которые от этого становились еще хуже. Но любовь превращала их в божественные сонеты, и Зинаида Пчель восторженно аплодировала, когда после уроков они запирались в директорском кабинете. А потом они занимались любовью на столе посреди тетрадей с чернильными кляксами и классных журналов, так что на спине у нее отпечатывались отметки, по которым можно было проследить успеваемость ее учеников. Об их романе знал весь город, Зинаида Пчель ради директора бросила мужа, а он ради нее сделал предложение другой.

– У меня же несносный характер, – мял он в руках шляпу с высокой тульей, когда Зинаида однажды вечером пришла в его кабинет. – А тебя я слишком люблю, чтобы мучить, пусть лучше другая терпит.

Зинаиде хотелось разрыдаться, но вместо этого она расхохоталась:

– Не надо будет смывать чернила под душем.

Развернувшись на каблуках, она гордо выпрямила спину и хлопнула дверью, по которой сползла с другой стороны. С тех пор ее отношения с мужчинами прервались. Она перевела их в виртуальную плоскость, вполне удовлетворяясь тем, что поддевала их в группе. «Это тоже секс», – сказал бы Олег Держикрач, знай он всю подноготную. «Как и твоя психиатрия», – отрезала бы она, довольная, что ей палец в рот не клади.

Сидор Куляш настолько поразил воображение Степаниды Пчель, что стал являться во снах – как она решила, из того самого небытия, которое определяет сознание. Он был любезен, учтив и говорил на языке, которого она не знала. «Ну и что, – просыпаясь, думала Степанида. – Соловья тоже не понимают, а слушают». Остальные мужчины в группе ее волновали меньше, Иннокентий Скородум казался ей слишком надменным, а Олег Держикрач чересчур заумным. Несмотря на гневные посты, которые она писала скорее от воспитания, чем от сердца, Раскольников, с его историей несостоявшегося убийства, оставил Степаниду равнодушной, а больше всех ей не нравился Модест Одинаров, напоминавший ее бывшего мужа. «Такой же эгоист, – думала она, читая его сообщения. – Кроме ребенка, ничего не сделает, и то как одолжение». Муж жил на соседней улице, будто на чужой планете. Женившись на Степаниде, он завидовал холостякам, провожая их взглядом, когда катил перед собой детскую коляску, а после развода стал завидовать аистам, вившим гнездо у него на крыше: «Вот бы и нам так – встретились, разлетелись, а не полжизни над птенцами трястись». Сначала он платил Степаниде алименты, раз в месяц торопливо выкладывая на комод смятые купюры, но, потеряв работу, совершенно исчез из виду, целыми днями просиживая с бутылкой.

– Это хорошо, – утешала Степаниду сестра, – дочь его скоро забудет.

Зинаида утопала в кресле, держа на коленях шерстяной клубок, и вязала на острых спицах, тень от которых шевелилась в углу.

– Хорошо, – эхом отзывалась Степанида. – Играть будем?

Отложив вязанье, Зинаида поднималась, роняя клубок под ноги, и его тотчас начинал катать полосатый котенок с испуганно выгнутой спиной, так что вскоре весь пол покрывался нитками.

– Ну, сдавай, сегодня твоя очередь.

Сестры были погодками. В детстве их часто путали, но с возрастом в отличие от старшей Зинаиды, жгучей брюнетки, Степанида стала крашеной блондинкой. В парикмахерской она смотрела в зеркало на свой затылок с ранней сединой, как оползень, спускавшейся к шее, и у нее из головы не выходил Сидор Куляш. Она гадала, чем его можно заинтересовать, и однажды, зайдя в группу, написала: «Вы правы, небытие отражает сознание». С юмором у Сидора Куляша было хорошо. А с личной жизнью плохо. «Вы меня интригуете, – отстучал он ей в чат. – По-вашему, виртуальное общение – как разговор покойников?» – «А что вы про меня знаете?» – кокетливо ответила она. «Больше, чем про жену, – чуть не брякнул Сидор Куляш. – И вижусь столько же». Но вместо этого отбил: «Так расскажите, вы откуда?» – «О, я живу далеко от столицы». Профессия обязывала Сидора быть не только острым на язык, но и легким на подъем. «Нам как раз требуется репортаж из провинции, – зацепился он за первое, что пришло в голову. – Встретите?» Степанида Пчель растерялась. Она мечтала завязать знакомство, но не ожидала, что оно может состояться так скоро. К тому же она боялась разочарований, устав быть отвергнутой, и потому приняла половинчатое решение. «Хорошо, – сообщила она свой адрес, но выслала фото Зинаиды. – Приезжайте когда хотите, только не опаздывайте».

Целый день Степанида ходила счастливая, отправив в мусорное ведро больше, чем обычно, бумаг и приняв меньше посетителей. Солнце заливало ее кабинет, нагревая стены с акварелями, блестело на застекленных грамотах, полученных за хорошую службу, Степанида смотрела в окно на проводивших жизнь в воздухе короткохвостых стрижей – сесть для них означало погибнуть, стуча о землю длинными крыльями в неуклюжей попытке взлететь, – и чувствовала себя свободной, как птица. То и дело поправляя в зеркале высокий пучок, Степанида мурлыкала любовные песенки и размышляла, как лучше рассказать сестре о новом ухажере. Вначале она хотела выложить все как есть, но подумала, что сестра станет ее отговаривать или, чего доброго, еще приревнует, и тогда решила подпустить тумана.