Иван Зорин - В социальных сетях

– А знаешь, Зи, – как бы невзначай обронила она вечером, – к нам едет

Они уже уложили ребенка и сидели за столом, стащив с него клеенку, скрывавшую зеленое сукно.

– Из Москвы? – тасуя колоду, безучастно спросила Зинаида.

– Из Москвы.

Зинаида коротко зевнула.

– Ну, тогда пока доедет. А может, и вовсе не доедет.

Подвинув на середину настольную лампу, она сдала карты.

– Россия не миска щей, – согласилась Степанида, нервно раскладывая карты по старшинству. – А где она, Москва-то?

– Там, – неопределенно махнула рукой Зинаида. – Ходить будешь?

Степанида выложила шестерку пик.

– А все же интересно – Москва-а… – мечтательно протянула она. – Думаешь, она как в телевизоре?

– Нет, глупая, больше, – отбилась Зинаида валетом. – И не такая красивая. В телевизоре все лучше. Бито?

– Еще нет, – подложила Степанида трефовую шестерку. – А все же хоть бы одним глазком глянуть…

– Да пропади она пропадом, Москва-то! – Сестра прихлопнула шестерку тузом. – Сдалась она тебе.

– Ну, хоть помечтать, – перевернула взятки Степанида. – А давай соберем чемоданы, будто путешествуем.

– Куда? – уткнулась в карты Зинаида.

– Ну в Москву.

– На вокзал, что ли, приедем?

– А хоть бы и так. Заодно и ревизора встретим.

Зинаида посмотрела поверх карт.

– А как же мы его узнаем?

– Давай погадаем.

Смешав карты, Зинаида пнула лезшего под ноги котенка и достала из ящика другую колоду – та, которой раз играли, правду не откроет.

– А он не красавец, – вытащила она бубнового короля. – И у него разбитое сердце.

– Таких полвокзала будет, – вздохнула Степанида. – Гадай еще.

– А ждет его брюнетка, – перевернула Зинаида рубашкой вверх пиковую даму.

– Подожди-подожди, – схватила ее за руку сестра, чуть не уронив настольную лампу, – у тебя же была червовая!

– Что я, по-твоему, из рукава вытащила? Очень надо! Гадай сама.

Зинаида надулась.

– Ну Зи, – обняла ее Степанида. – Не обижайся на дурынду-сестру, куда я без тебя… Поедем на вокзал?

– Сейчас, что ли?

– Нет, я тебе скажу.

Зинаида на мгновенье задумалась.

– Ладно, уговорила. Доигрывать будем?

– Будем. Только ребенка гляну. А кто ходит?

– Кто спрашивает.

Они засиделись допоздна, разделенные настольной лампой, а притворявшийся спящим ребенок смотрел, как по стенам снуют прямоугольные тени от карт.

– Тебе шулеров в поездах обыгрывать, – потянувшись, наконец поднялась Зинаида. – Хоть бы раз поддалась для разнообразия.

– Я бы с удовольствием, но ты же знаешь, я не умею врать.

– Ладно, научу, – убрала колоду Зинаида. – Я как-никак старшая.

Прошла неделя, наполненная мечтами и надеждами, которые разбавлял страх. У Степаниды с языка не сходила Москва. Она уже не понимала, как могла прожить без нее столько лет. Она уверяла Зинаиду, что ради поездки возьмет за свой счет отпуск и договорится с соседями присмотреть за ребенком. «Вот чумовая, – думала Зинаида. – Ей приспичило, а мне тащись». Но сестра была одна, и, потакая ее капризу, она послушно укладывала вещи в дорогу.

Сидор Куляш проснулся в приподнятом настроении. До прибытия поезда оставался еще час, и он, собрав очередь в туалет, тщательно умылся, прилизав седевшие на висках волосы. В купе он снял с вешалки накрахмаленную сорочку, надев ее, повязал яркий галстук и, заглянув в зеркало, остался доволен. Поезд приехал ранним утром, едва солнце лизнуло циферблат вокзальных часов. Когда встречавшие схлынули, на перроне замаячила одинокая фигура в твидовом пиджаке и клетчатой юбке-шотландке.

– Степанида?

– Я – Зинаида. А вы…

Она узнала Сидора Куляша. Последовала немая сцена. Зинаида зарделась, так что стала напоминать вишневый сад, а Сидор Куляш застыл с открытым ртом, словно собираясь что-то сказать. Но вместо этого он опустил на колесики чемодан и прикрыл рот ладонью.

В душную летнюю ночь перед приездом Сидора Куляша, когда бессонница вставляла спички, не дававшие сомкнуть глаз, Степанида Пчель, у которой сдали нервы, своими руками разрушила свое счастье.

– Зи, – разбудила она сестру. – Я заболела, а утром приезжает ревизор. Встретишь?

– А как же наше путешествие? – спросонья спросила Зинаида. – Я уже собрала чемоданы. А сколько сейчас?

– Уже светает.

– Пора вставать? Когда прибывает его поезд?

– Тебе только-только накраситься.

– А тебе – поправиться? – хмыкнула Зинаида, и Степанида поняла, что от нее не укрылось ее притворство.

– Ну Зи, у тебя же все равно в школе каникулы, – плаксиво протянула она. – У меня же больше никого нет, выручай, сестренка.

Зинаида молча открыла скрипучий шкаф, перебирая руками, спросонья осмотрела свой побитый молью гардероб, потом снова закрыла.

– Слушай, модница, раз это надо тебе, дай что-нибудь из своих тряпок.

– Конечно, Зи, бери что хочешь.

«Боже, какая я трусиха! – проводив сестру, подумала Степанида. – Ну ничего, Зи справится, а там посмотрим».

Была суббота, выходной, сев за компьютер, Степанида Пчель отпускала колкости нелюбимому ей Модэсту Одинарову, который к этому времени уже умер, и не подозревала, что переписывается с женщиной, известной ей как Ульяна Гроховец.

«Информационное поле? – написала Сидору Куляшу Полина Траговец от имени Модэста Одинарова. – Конечно, сегодня сознание отражает небытие. Ведь вы посадили всех на телевизионную иглу!»

«Столько сидишь у телевизора, что тебя уже узнают дикторы? – заступилась за Сидора Куляша Степанида. – А засыпаешь небось с пультом, как наркоман со шприцем?»

Полине Траговец тоже не нужно было идти на работу, и она тоже была в Сети.

«Ну не всем же сутками торчать в Интернете, – через минуту отозвался Модэст Одинаров. – Я же не старая дева, чтобы мужчин на сайтах цеплять».

Степанида посчитала недостойным переходить на личности. И тут же завела клон «Злой язык».

«Ты старый одинокий кобель, – хлестнула она им. – До хрена умный? Корми голубей и не приставай к дамам».

Полина Траговец не осталась в долгу, и две одинокие стареющие женщины пикировались весь день под чужими именами, пока Сидор Куляш гулял с Зинаидой Пчель. За собой он тащил, как собачонку, чемодан на колесиках, которые, поскрипывая, оставляли след на пыльной мостовой. Над рекой в камышах носились стрекозы, в сухой пожелтевшей траве надрывно стрекотали кузнечики, и небо едва вмещало огромное солнце. Бросая с моста хлебные мякиши, которые отщипывали от одного батона, Сидор и Зинаида кормили крикливых чаек. Обедали в кафе на пристани, где пианистка в накладном шиньоне, с короткими, как у карлы, руками лениво играла джаз, и, рассказывая о своей жизни, громко смеялись, так что на них косились официанты. Блюда переменяли медленно, и Сидор невольно вспомнил жену, которая до того, как стала невидимкой, готовила обеды с такой тщательностью и старанием, что ставила их на стол раз в три дня. Усмехнувшись воспоминанию, Сидор закрутил на столе вилку.