Олег Рой - Писатель и балерина

Или…

Или между сном и явью разница вовсе не столь велика? И «контроль над ситуацией» иллюзорен? И «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» – больше чем художественный вымысел?

Но это же бред. Бред. Что, он, Марк, не помня себя, кого-то убил, а потом записал? Или – записал, а потом убил?

– И ты думаешь, – торопливо, чтоб отогнать бредовые мысли, проговорил он, – действительно думаешь, что такое возможно? Что роман, который я пишу, сбывается?

– Ой, ну… Я не знаю… – Полина пожала узкими плечиками. – Я просто вспомнила. И… – Она зачем-то посмотрела вверх, словно там, на белом потолке, было что-то нарисовано или написано. – Это же круто, если… – Пошевелив пальцами – как будто ловила ускользающие слова, – она вздохнула, помотала головой, опустила глаза. – Но ведь так не бывает, правда?.. Конечно, нет. Конечно, это просто совпадение. Ну ужасное, конечно, но ведь бывают же совпадения?

Да, думал Марк, совпадения – бывают. Но он, автор очень, по общему признанию, неплохих детективов, точно знал: совпадения – это подозрительно. Очень подозрительно. Это либо свидетельство непрофессионализма сочинителя, либо… либо за случайными, казалось бы, событиями стоят другие, которые автор до поры до времени от читателя скрыл. Хотя, вероятно, и в настоящих преступлениях дело обстоит точно так же.

Впрочем, в жизни совпадения все-таки случаются. Если искать во всем тайные смыслы, действительно можно с ума сойти. Но не рассказывать же психологу обо всех своих… как бы это помягче назвать… размышлениях.

Психолог ему, кстати, не понравился. Амбициозный сопляк, и ничего больше. Не то чтобы Марк не верил в «молодых» специалистов. Да и чужие амбиции были ему скорее симпатичны. Но, знаете ли, под амбициями хоть какой-то фундамент должен быть. Эдик – Эдуард Львович, конечно, конечно! – с важным видом подсовывал Марку какие-то длиннющие опросники, пачки невнятных картинок, заставлял что-то рисовать и, внушительно насупившись, разглядывал результаты.

Все это было так глупо, что, когда доходило до прямых разговоров – вопрос-ответ, как пинг-понг, – Марк готов был уже лезть на стенку от бешенства. Вопросы, впрочем, Эдик задавал небезынтересные. Ну, или они могли показаться небезынтересными, даже, быть может, опасными, если бы не привычка к общению с назойливыми журналистами. Марк очень хорошо умел отвечать – не отвечая. Что вы чувствуете, когда описываете убийство? Да боже ж мой! Примерно то же, что и когда пишу любой другой эпизод: злюсь, когда нужное слово не находится или абзац получается корявым, радуюсь, когда все выпукло и живо.

Он отвечал на бесконечные «психологические» вопросы, а сам думал о романе. Эдик отлично годился на роль четвертой жертвы. Ну, не обязательно жертвы, Марк еще не решил, убьют психиатра тире психолога или он окажется закулисным кукловодом, неизвестным поклонником Алины, который ко всему прочему пишет мистический роман о великой любви и великом искусстве, а перед финалом вполне может инсценировать собственное убийство, чтобы… Что именно «чтобы», было еще не очень ясно. Вообще-то Марк точно знал: загадочный Он – это его собственное alter ego, но таинственность таинственностью, а должен же этот Он хоть кем-то быть, что называется, на самом деле. Знаменитым писателем Он быть не может: роман, посвященный обожаемой Алине, – его первое крупное произведение или даже вообще первый литературный опыт. Но на что-то же он покупает для Алины лилии! Значит, какая-то реальная ипостась у него иметься должна. Водопроводчик, гример или хотя бы генерал в отставке. Впрочем, нет. С генералом – это, пожалуй, перебор. По возрасту не подходит – Он должен быть моложе, пенсионер не годится. Или, может, директор театра – на самом деле Алинин отец?

Окстись, Марк, одергивал он сам себя. Какой еще отец? Директора должны убить после той балерины, Аллочки Павлищевой, которая шантажировала Алину ради роли в премьерном спектакле. Вариантов сюжетных узлов может быть, разумеется, множество, но не стоит слишком уж уклоняться от изначально намеченного.

Вот идея насчет того, что психиатр тире психолог (после разберемся) и есть таинственный поклонник и к тому же никому не известный, но очень талантливый писатель – это да, это надо. Правда, совмещать – хотя бы мысленно, за кадром – собственную ипостась и этого вот… Эдика было не особенно приятно. Но, с другой стороны, глубина и неординарность итогового персонажа того, вероятно, стоили.

Марк решил, что окончательно выбрать, кому быть Им, а кому в результате жертвой последнего убийства, можно и некоторое время спустя, когда роман уже подойдет вплотную к финалу. А сейчас, как бы там ни было, надо просто потерпеть гонор «молодого специалиста», а самому меж тем наблюдать и запоминать. Интонации, жесты, привычки – все пойдет в дело, независимо от того, чьим прототипом Эдик станет.

Жаль, конечно, что с разгулявшимися нервами придется самостоятельно справляться, но уж как-нибудь. Он справится и закончит роман, несмотря на кошмары, дурные мысли и тому подобное. Не впервой.

В конце концов, он ведь изрядно беспокоился по поводу приближающейся премьеры «Коппелии», места себе не находил – а все обошлось. Полина твердо заявила, что ей в этот вечер в театре делать нечего, она побудет дома. Почитает, порепетирует или просто отдохнет. Марк боялся, что Полина обидится, когда услышит, что он-то в театр все-таки пойдет. Как он может не пойти? За последние лет пять или больше он не пропустил ни одной премьеры. Да он попросту обязан там быть, как иначе?

Как ни странно, Полину его решение быть в театре, несмотря ни на что, даже вроде бы обрадовало. Ну или она очень хорошо скрывала свое огорчение. Хотя, казалось бы, должна была огорчаться, что Марк оставляет ее одну. Тем более когда премьеру она не танцует – а ведь так мечтала…

Марк же так и не спросил, что там за тайны мадридского двора, почему она роль собственноручно отдала. Несколько раз собирался – и не спросил. Почему-то ему казалось, что Полине это будет ужасно неприятно. Наверное, то, что он придумал для романа – шантаж соперницы, – не так уж далеко от истины. Угадал же он Петеньку. Или как там его – Венечку. Может, эта Павленко была в курсе и пригрозила Полине, что расскажет кому-нибудь. Ну хоть ему, Марку. Ну и ладно. Вникать он не стал. Не хотелось. Не расстраивается – и отлично.

Если бы она возражала, это было бы ужасно неудобно. Пришлось бы что-то придумывать, приводить какие-то аргументы. Какие, интересно? Нельзя же сказать, что ему позарез нужно там присутствовать, потому что потому? Потому что он должен. Потому что это не он решил, а… кто? Это было довольно жутко, но Марк действительно так и чувствовал: не пойти – невозможно. Как собака не может стоять на месте, когда хозяин тянет за поводок. Вот и его точно тянул кто-то.