Влад Колчин - Музыка как шанс. Победить рассеянный склероз

Окружающим было видно мое болезненное состояние. Его было уже трудно скрыть. Все чаще звучали вопросы. И наконец, мне пришлось рассказать.

Угрожающий на вид и добряк внутри – Славик, вдруг произнес:

– Моему Корешу тоже рассеянный склероз поставили. Полгода назад операцию в Москве сделали в клинике Пирогова. Пришлось в Челябе квартиру продать, но вроде улучшения есть.

С палкой ходил, теперь с парашютом прыгает.

Без особого энтузиазма для себя, но все-таки я отметил факт движения медицины в этом направлении. Когда-нибудь… Наверно… Когда у меня будет лишняя квартира в Челябинске… Половина квартиры в Питере… Ну, или одна шестнадцатая ванной комнаты от квартиры в Москве…

Все это представлялось весьма туманным, но сигнал был учтен.

Потом Славик дал мне номер телефона своего друга, по которому я впоследствии позвонил…

После того, как прекратились наши отношения с Лилей, женский вопрос стал для меня закрыт.

Врать и притворяться было противно. Эмоциональные силы на женщин кончились. А уж о решении женских проблем и говорить было нечего.

Только музыка.

Поскольку активничать в сфере постоянного поиска музыкантской работы энергии не хватало, деньги на запись быстро закончились. Просить взаймы я никогда не любил. И взяв за девиз отцовское гордое: «Штыком коли, прикладом бей!» – пошел в студию, намереваясь встретить там Шевчука.

Мне повезло. В этот день репетиция у музыкантов группы «ДДТ» была, и ее лидер Юрий Шевчук на ней присутствовал. Войдя в дверь, я сразу столкнулся с Пашей Борисовым. Мы были знакомы с ним давно. Неоднократно играли джаз вместе и, более того, испытывали обоюдную, душевную симпатию друг к другу.

– Ты чего здесь?

– Да вот пресмыкаться пришел.

– На тему?

– Время на студии нужно, альбом дописать.

Бесплатно.

– А-а, он на кухне, проходи.

Я прошел в комнату, где застал флагмана российского рок-движения в окружении своих музыкантов, которые в свою очередь были моими добрыми приятелями. Мы поздоровались. Я не стал тянуть кота за удовольствия и сразу перешел к своей теме:

– Юрий Юлианыч, мы альбом пишем на вашей студии. Деньги закончились, просьба простая: нужны пару смен бесплатно.

– Ну-у-у… – протянул певец. – Я же не могу через голову директора группы решить этот вопрос, – дипломатично перевел он стрелки на сидевшего рядом директора.

Повисшая пауза как будто устраивала обе стороны переговорщиков.

– Ну хорошо, я дисочек оставлю с уже записанным. Вы включите на досуге, посоветуйтесь.

Все молча покивали головами. Я положил диск на стол и попрощался, ни на что особенно не рассчитывая. На следующий день позвонил гитарист группы «ДДТ», Леха Федичев, который записывал звук на альбоме.

– Хотел после репы уехать сразу, но мы все навалились и заставили послушать, сказал: «Не пошлая музыка, надо дать парням время». Диск, кстати, с собой забрал.

Так мы продолжили работу.

Потом были долгие месяцы сведения уже на другой студии. Студия «Мелодия» была не менее дорогой для меня тогда. Как раз по этой причине альбом провисел в воздухе еще полгода.

Саксофонисты, как известно, играют стоя.

Я же на своих концертах сидел. Быстрая утомляемость не позволяла выстоять на ногах даже одно отделение. О двух – нечего было и мечтать.

Помню, как однажды, мой друг, контрабасист Сашка Бесчастный, привезя меня домой, после выступления на джазовом пароходе, предложил:

– Давай я тебе дудку домой занесу.

– Не, я сам.

А поднявшись в квартиру и падая на диван, подумал:

– Все, край.

А после – гомерически смеялся, вспоминая – сколько раз я уже думал, что этот самый «край» именно сейчас: когда приходил в студию и искал глазами – где бы можно было прилечь на пятнадцать минут, потому, что дорога отнимала все силы. А когда в таком состоянии подходишь к микрофону, с ужасом понимаешь, что голова не соображает, а в наушниках уже звучит фонограмма, и у тебя всего два дубля, потому что студийного времени остается час, а нужно записать еще гитариста. Когда выходил на сцену, натягивая на лице улыбку, излучая видимость счастья.

Или когда начинал играть второе отделение в дешевой забегаловке, а еще после первого, в перерыве выходил на улицу глотнуть свежего воздуха. И, держась за ограду набережной Фонтанки, не находил сил глубоко вдохнуть.

Когда прислонялся спиной к стенке в лобби баре дорогого отеля ночью, играя третье отделение. А метрдотель подходил и просил поиграть еще два часа, потому, что гостям понравилось.

Я зарабатывал деньги музыкой и тратил их на то, что бы создавать музыку.

И такое состояние – каждый день. Почти каждый день тихого, выматывающего, десятилетнего ада. Если не считать короткие передышки летом, у Константиныча в лесу.

Да где же последний край всем этим «краям», которые и не сосчитать уже?!

И теперь, лежа лицом вниз на диване, хохоча в голос, я саркастично резюмировал сам себе:

– Чувак, да ты бескрайний!

Потом была ночь. Потом утро. Потом я проснулся, и, открыв глаза, сказал сам себе вслух:

– Доброе утро, Влад. Прошло десять лет, как тебе плохо. Сегодня будет еще один день, в который тебе будет не легче.

Потом подняв глаза к небу:

– Ни о чем не прошу, ты все знаешь, че базарить…

Потом душ, и после, проходя мимо зеркала, традиционное:

– Не ссы, **я!

…Позвонил отец.

– Мы тут с матерью в Интернете сидели. Нашли клинику Максимова какую-то. Там написано, что они рассеянный склероз стволовыми клетками лечат. Может позвонить им?

– Ну вот тебе и еще одно «случайное совпадение», – попытался удивиться я.

Отец все это время, не осознавал до конца, что это за болезнь. Ему было известно о том, что сын чем-то болеет, но сути заболевания он не знал. Слышал от кого-то, что это что-то нервное, а мало ли их нервных! Вон, у Пашки соседа, тоже глаз дергается, ну и ничего, вчера пьяным видели.

Мы жили в разных городах, и приезжал я к ним раз в год, на недельку. О своем истинном состоянии я родителям никогда не рассказывал, а внешне по мне не было видно. Было заметно в периоды обострений, но в такие дни мы находились далеко друг от друга.

Сестра, живущая со мной в Питере, по нашей договоренности, об этой проблеме молчала, чтобы родителей не тревожить.

Материнское сердце раньше заподозрило неладное и забило тревогу. Когда масштаб трагедии был осознан родителями, отец, предпочитающий действие более углубленному изучению проблемы, провозгласил новый лозунг:

– Сносить старый иммунитет на хрен! Пусть новый устанавливают, если пишут, что могут.

Мать ходила консультироваться с невропатологами, и они сказали:

– Метод до конца не изучен, и какие могут быть последствия – неизвестно.