Мария Вильчинская - Александра и Курт Сеит

– Кто? – удивилась Шура.

На губах Тани скользнула неприязненная усмешка.

– Государыня Александра Федоровна. Ты представляешь, какая гадость! И больше даже не в том, что это правда, а в том, что он это сказал! Ни один порядочный мужчина никогда не выдал бы тайны женского чувства. У меня от напряжения в глазах темнело, а распутинский взгляд нестерпимо сверлил и сверлил. Я отодвинулась ближе к хозяйке, стараясь укрыться за самоваром. Мария Александровна уже заметила, что я как-то странно себя веду, и с тревогой посмотрела на меня. Но тут Распутин сказал: «Машенька, хочешь вареньица? Поди ко мне».

– И она пошла? – Шура поверить не могла, что светские дамы безропотно сносили такое обращение.

– Не просто пошла, – с брезгливостью ответила Таня. – Эта «Машенька» торопливо вскочила и с восторгом побежала к нему. И тут Распутин, представь себе, закидывает ногу за ногу, берет ложку варенья и опрокидывает ее на носок сапога. «Лижи!» – повелительно говорит он.

Шуре казалось, что она слушает какую-то невероятную сказку.

– А она?

– Стала на колени и, наклонив голову, слизала варенье… – Таня вновь скривилась от отвращения. – Больше я не выдержала. Вскочила, выбежала в прихожую, не прощаясь, не помню, как надела шляпу, как бежала по Невскому. Пришла в себя только у Адмиралтейства, домой мне надо было на Каменноостровский, я в то время там жила, а ноги уже не держали, пришлось брать извозчика. Полночи я проревела и просила никогда не расспрашивать меня, что я видела, и сама ни с подругами, ни с Джелилем об этом не говорила и с Марией Александровной Никитиной тоже больше не виделась. С тех пор я не могла спокойно слышать имени Распутина и потеряла всякое уважение к нашим «светским» дамам, а главное – к царской чете.

– Это ужасно! – Шура обняла ее. – Не представляю, что бы я чувствовала на твоем месте.

Таня неожиданно всхлипнула и прошептала:

– Это еще не все! – Она подняла лицо с Шуриного плеча и посмотрела ей в глаза.

– Как-то горничная позвала меня к телефону, я подошла и услышала в трубке голос этого негодяя.

– Боже мой! – ахнула Шура. – Чего он хотел?

– Не знаю точно. Я сразу же сказала, что знаю, кто говорит, а потому разговаривать не желаю. Бросила трубку и велела горничной не отвечать. Но меня так напугало, что он знает, где я живу! Со страху я сделала глупость – рассказала об этом звонке Джелилю.

– Но почему же глупость?

– А ты представляешь, в какую он пришел ярость? Я испугалась еще больше – ведь он мог наделать глупостей, пойти бить «святого старца» или что похуже. Это могло навсегда погубить его. Ты знаешь, какое влияние Распутин имел на Александру Федоровну? Она отказала Великому князю Дмитрию Павловичу в руке цесаревны Ольги только потому, что он не любит Распутина! Представляешь, что было бы с простым офицером, осмелившимся конфликтовать с этим демоном?

Шура молча кивнула, вспоминая вчерашнюю ночь и всплеск темной воды в проруби, когда туда бросали недвижное тело. Кто это сделал? Неужели поручик Камилев имеет к этому отношение? Нет, не может быть, Сеит с грабителем ясно говорили, что это сделал человек православного вероисповедания и близкий к престолу. Тогда значит… Дмитрий Павлович? Ну конечно, как она сразу не догадалась, зачем там находился Сеит. Он не мог участвовать в таком деле, ведь он тоже мусульманин, как Камилев, но подстраховывать своего покровителя вместе с другими офицерами вполне мог.

– Но после этого он оставил тебя в покое? – с надеждой спросила она.

Таня покачала головой.

– Через два дня я увидела его на репетиции в театре. Не знаю, по какому якобы поводу он пришел, но едва его взгляд упал на меня, как на его губах заиграла такая гадкая усмешка, что мне стало страшно.

Я хотела сразу же убежать, но его глаза оказывали словно магнетическое действие – я буквально приросла к полу, тело мое словно онемело. Я попыталась крикнуть, но язык мне не повиновался, и я стала медленно погружаться в сон, как будто под влиянием сильного наркотического средства. Лишь одни глаза Распутина светились передо мной каким-то фосфорическим светом, увеличиваясь и сливаясь в один яркий круг. А он, словно издеваясь, еще и поманил меня пальцем, и я ощутила, как ноги сами делают шаг вперед.

Шура с ужасом смотрела на нее, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Таня выпила еще воды и сдавленным голосом произнесла:

– Не знаю, как у меня все-таки хватило сил прийти в себя, но я сумела наконец отвести глаза, после чего стало немного полегче, и я наконец сбежала. Но не домой, туда я идти боялась, а к Джелилю.

– Ты сказала ему, что случилось?

– Нет! Хватило и одного раза. Хотя, по-моему, он и сам догадался. Тем более после того, как ночью кто-то взломал замок моей квартиры.

– Боже мой! – ахнула Шура.

– К счастью, меня там не было, я осталась у Джелиля. Горничная ничего не видела, она воспользовалась моим отсутствием и пошла гулять. Видимо, на свое счастье.

– И что ты после этого сделала? – Шура вспомнила, что теперь Таня живет не на Каменноостровском, а на Фонтанке. – Поменяла квартиру?

Таня улыбнулась, и лицо ее немного оживилось.

– Нет, я поступила куда радикальнее. Побежала к Дягилеву – он предлагал мне присоединиться к его труппе на гастролях в Соединенных Штатах, но я отказывалась, не хотела уезжать далеко от Джелиля, да и кто знает, сколько эти гастроли могли продлиться. Но теперь все недостатки этой поездки превратились в достоинства. Я отправилась в Америку, Джелиль уехал на фронт, а когда я вернулась, меня уже никто не тревожил. Как я и надеялась, «святой старец» и думать обо мне забыл, у него и других игрушек хватало.

Шура вновь обняла ее.

– Бедная моя, какой страх ты пережила! Я бы на твоем месте просто умерла бы от ужаса.

Таня вновь помрачнела и призналась:

– От ужаса я умираю сейчас. Распутин мертв, и я ощутила большое облегчение – кто знает, может быть, это просто паранойя, но пока он был жив, я боялась, что он вновь обо мне вспомнит. Однако теперь меня преследует новый страх – а если к его смерти причастен Джелиль?

– Ну что ты! – не совсем искренне запротестовала Шура.

Но Таня упрямо мотнула головой.

– Джелиль во что-то впутался! Я чувствую, я знаю!

– Это может быть что угодно другое!

Собственный голос прозвучал как-то фальшиво, и Шура умолкла, понимая, что лгунья из нее никакая. Она-то знала, что порутчик Камилев пусть и совсем косвенно, но причастен, так же как и Сент.

Правда, там таких причастных не меньше десятка, а может и больше – у нее сложилось впечатление, что Дмитрий Павлович не очень скрывал от приближенных своего желания уничтожить Распутина.

Но в любом случае, кто сейчас мог понять Танино волнение лучше, чем она? Они были в похожем положении – обе боялись за своих возлюбленных. Правда, ей было хуже: если Таня только подозревала, что Джелиль имеет отношение к убийству и у нее еще оставалась надежда ошибиться, то Шура знала точно.