Ольга Литаврина - Сквозь игольное ушко (сборник)

И ее потянуло к Илюше с удвоенной силой. Она даже с Наталкой подружилась, чтобы вместе вести ребенка домой из сада – благо жила Савельева недалеко от дома Игоря Ивановича. Лидия Константиновна боялась признаться себе, что даже мысль о предстоящей встрече с Илюшей стала для нее радостью. Ей казалось, что мальчик отвечал тем же. Одно смущало и мучило: она по-прежнему ловила на себе его странный взгляд, не раз ею уже замечаемый. Вопросительный? Оценивающий? Нет, не то… Ни одно определение не подходило.

А время шло. Выпускной концерт в старшей группе назначили на двадцатое мая. Для Лидии Константиновны это было и хорошо, и плохо. Хорошо – так как появилась нужда, под предлогом репетиций, больше времени проводить с Илюшей. Благо ему, как перспективному воспитаннику, в празднике отводили главную роль. Ему выпало спеть всем известную добрую детскую песенку «Голубой вагон»:

А «на бис» Илюша готовился прочесть крошечное, но зато свое собственное стихотворение о детстве:

Несколько раз Наталка даже звала Лидию Константиновну «порепетировать» дома, но та отказывалась – боялась в домашней обстановке как-нибудь выдать свои чувства к Илюше. Пока это было их общей маленькой тайной. О том, что будет после выпускного, когда старшая группа простится с садом и от нее совсем оторвут Илюшу, Лидия Константиновна старалась не думать.

Но думай не думай, а время летело неумолимо. Лиханов-старший собирался на выпускной прислать, ни много ни мало, целую съемочную группу – заснять триумф своего наследника. Обычно в саду не разрешалось присутствие посторонних, но Лидия Константиновна со съемочной группой смирилась – это все-таки лучше, чем присутствие самого Игоря Ивановича. Даже себе Лидия Константиновна не решалась признаться в том, что чем ближе становился выпускной, тем больше раздражало ее все в облике Лиханова. Солидная вальяжная манера общения, фамильярное похлопывание по плечу, а иногда, особенно при людях, фальшивое целование ручки. И даже обращение с сыном – хозяйственно-осторожное, как с дорогой, доставшейся трудом и усилиями любимой игрушкой. А главное – эти невыносимые постоянные «я», «мне», «мое». «Как вы считаете, мадам Савельева, мой сын справится с выступлением?..», «Не могли бы вы параллельно поснимать моего сына на цифровик – буду очень благодарен!..», «Сам я, к сожалению, быть не смогу, но мне было бы приятно оставить память…» – и тому подобные самоуверенные высказывания. Затрагивать в общении тему возможной следующей «мамы» Ильи одинаково избегали и сам Игорь Иванович, и Лидия Константиновна, и Илюша. Много раз она порывалась попросить Лиханова-старшего оставить мальчика у нее – якобы для репетиций. Но не знала, как подойти к этому щекотливому вопросу. А когда об этом как-то раз заикнулась подученная ею Наталка – Игорь Иванович устроил и горничной, и сыну такой нагоняй, что Лидия Константиновна прикусила язык.

Майские праздники пролетели незаметно. Лидия Константиновна с дочерью все десять дней провозились на даче. За это время она, удивляясь самой себе, успела так соскучиться по Илюше, что в первый же рабочий день буквально кинулась в старшую группу. Но там ее ждало разочарование: Илюшу в группу не привели. Прошло еще дня три – и Лидия Константиновна решилась: под предлогом все той же подготовки к празднику сама позвонила домой Лихановым. Давно уже не стучало так ее немолодое сердце, как тогда, когда раздался в трубке желанный детский голосок. Илюша тоже страшно обрадовался. Настолько, что в первый раз назвал ее «бабушкой». Он взволнованно частил в трубку, словно боясь, что ее вырвут из его рук:

– Бабушка Лида! Не сердитесь, я не болею. Я сам соскучился! Это папа говорит, что в сад мне пока нельзя: я сейчас привыкаю к новой маме. Папа так говорит, а я совсем не привыкаю, хочу в садик. Я тебя люблю, бабушка Лида!

У Лидии Константиновны ком подкатил к горлу. Но Илюшины опасения оказались не напрасны – трубку и впрямь отняли. Молодой уверенный женский голос словоохотливо защебетал в трубку:

– Вы из садика? Я сейчас сижу дома с мальчиком, воспитываю его по всем правилам педагогики. Можете называть меня мамой Ирой – я будущая жена Игоря Ивановича и мамочка для Илюши. Мы переживем период адаптации и появимся в садике! Выпускной? Не волнуйтесь, мы обязательно успеем!

Вот так-так! В этот раз Игорь Иванович не счел нужным даже знакомить Лидию Константиновну со своей новой пассией. Да и впрямь – что она такое, в самом деле? Отрезанный ломоть, пройденный этап перед школой, такой же бесполезный теперь, как материнская забота «первой мамы» Ильи.

Но в любви, как известно, и так случается: умом Савельева понимала, что их с Илюшей привязанность – дело временное и быстротечное. А сердце – сердце льнуло к этому золотоволосому сиротке все сильнее, как дай бог ему льнуть к будущим родным внукам…

И когда Илюша вновь стал ходить в садик, в сопровождении тоненькой очкастой «мамы Иры», Лидия Константиновна, уже не рассуждая, с головой погрузилась в «репетиции» и перестала напоминать себе, что, как в народных сказках, «сколько веревочке ни виться, а конец будет!..». Правда, напоминай не напоминай, а тот самый конец пришел-таки. Наступил желанный и нежеланный день выпускного праздника.

С самого утра того памятного дня Лидия Константиновна силилась – и не могла вспомнить, с каким по счету детсадовским выпуском предстояло ей сегодня проститься. Пожалуй, главное было не в этом. Главное заключалось в тягостном чувстве беспомощности перед обстоятельствами. От подобных чувств давно отказалась уверенная, состоявшаяся «мадам Савельева». Чувство настолько сильное, что в памяти Лидии Константиновны заворочалось самое горькое и больное, чему уже много лет она не позволяла проявляться…

В семье Савельевых много лет назад росло двое детей: старшая дочь Лида и младший мальчик Яся – Ярослав, моложе сестры лет на десять. Яся в семье был всеобщим любимцем: его любили родители, любили бабушки и дедушки. Любила и Лидочка, в то время ни к кому не знавшая ревности. С тех пор прошло много времени, бабушек и дедушек не стало, родители развелись. Отец, по слухам, женился вторым браком на украинке и уехал к ней на родину. Мать осталась с Лидочкой и Ясей одна. Жизнь повернулась к ней не самой лучшей стороной, и нередко случалось и Лидочке, и Яське ощутить на себе тяжелую руку скорой на расправу родительницы.