Ева Ланска - Жена пРезидента

Она выглядела уставшей. Сухие губы слегка потрескались, она попыталась на ходу обнаружить помаду в казавшейся необъятной сумке.

Из гостиной доносились негромкая музыка и мужской голос, из-за музыки и шума неузнаваемый. Она прислушалась.

– …они на другом склоне были, мы бы все равно не успели. А он пошел с этой своей новой девчушкой, ей семнадцать лет. Говорил, она профи, типа с детства занималась, спортсменка, все дела.

– И чего? – спросил другой мужской голос.

– Да хреново, чего… Дал ей страховку, она не удержала. Он слетел, ноги сломал. Обе, прикинь! Здесь и здесь.

– На себе не показывай!

– Это еще повезло, можно сказать…

– Да, жалко чувака.

Сашина рука остановила помаду посередине нижней губы, не удержавшейся от злорадной улыбки. «Ага, жалко чувака! Жалко, только ноги сломал. В следующий раз шею сломает, пусть еще помоложе девочек возьмет…» – подумала она и тут же испугалась. Она что, уже такая старая, если несчастье с любителем девчушек вызывает у нее такую реакцию?

Она внимательнее посмотрела на себя в зеркало. Усталость, умело замаскированная косметикой… Больше ничего возраст не выдает. У нее красивые глаза и хорошая кожа. Или она просто привыкла к своему лицу и не замечает признаков старения? Вот этой морщинки под глазом, кажется, не было раньше. И волосы за год незаметно утратили свой блеск.

Она подумала, что давно не слышала ничего хорошего от мужа в свой адрес. Слова, конечно, не главное. Но так хочется их слышать от любимого. Хочется даже тогда, когда уже почти не осталось никаких отношений… Она и раньше не задавала ему дурацких вопросов: я красивая? Я хорошо выгляжу? Я тебе нравлюсь? Или еще хуже – ты меня любишь? А теперь, когда они все больше отдаляются друг от друга, в этом и вовсе не было никакого смысла.

Ей нравилось стоять у зеркала в чужой прихожей, чувствуя, что совсем рядом, за тонкой стенкой, увешанной собачьими портретами, возможно, куча народу, но ее никто не видит, ее словно нет. Было в этом какое-то знакомое детское ощущение. И ей хотелось его продлить…

Разговор в гостиной перешел на другую тему. Говорили об «Империи».

– Горо умеет удивить. Это круче Jet Set’а и «Шамбалы».

– Да ну, такую б фантазию да в мирных целях. Кидается из крайности в крайность. От киберпанка в Jet Set’е до тухлого востока в «Шамбале».

– А «Дягилев»?

– Там тоже был перебор с театральной патетикой.

– Не знаю, мне девочки в «Шамбале» нравились! – воткнулся в спор третий голос, точно принадлежащий Давиду.

У него была очень узнаваемая манера смягчать букву «р». Не картавить, а именно смягчать, словно после нее стоял мягкий знак. Получилось не «нравились», а «нрявились».

– Куклы везде одинаковые. Их вон «незалэжная» вагонами поставляет.

– Не скажи, «прёсто» ты не умеешь их готовить, – не согласился Давид.

Раздался недружный и нетрезвый мужской смех.

– А что это за люди на лонжах под потолком? Цирк уехал – клоуны остались. А гриб светящийся в качестве лампы, апофигей креатива? Джинса от производителей галлюциногенов, что ли?

– А что? Не креативно, скажешь? В одной только шляпе гриба пять километров диодных линеек, мне Горо сам говорил.

– Подумаешь! Удивляет первые пять минут. Столько бабла выбросить ради этого…

– Не согласен. Многоуровневый танцпол по любому круто. Я такого нигде не видел.

– Самое крутое в «Империи» – продуманная система пожаротушения. Это сейчас самая модная паранойя, – раздался голос Александра. – А Горо, по любому, крутой чувак. Вложился не столько в стены, сколько в технологию. Это реально круто.

После замечания мужа спор прекратился. Он был явно в «авторитете». Дальше вступить в разговор мог только Давид, как особа, приближенная к императору на правах молочного родственника. Саша затаилась у зеркала с интересом. Жаль, нельзя было сделать ставки. Она бы поставила всё на Давида.

Несколько секунд стояла тишина, из которой музыка ритмично выбивала пыль и признаки нахождения большого количества людей в одном помещении.

– Мне вообще московские клубы не катят, – произнес-таки Давид. Ставка сыграла. – В большинстве своем вычурно, помпезно, безвкусно. Ну, навешали на старую котельную диодов, пальмы завезли, всё равно совок. Особняки, переделанные не лучше. Народ отрывается, а запах крови невинно убиенных всё равно есть. В Европе всё более сдержанно, стильно и без лишних прикрас. И народ другой. Нашим важнее прикинуться подороже, чем помыться. Мылом хотя бы. Там проще с этим – джинсы, майка, люди пришли отдохнуть. Никто не смотрит, почем на тебе штаны.

– Совок, потому что форевер, – рискнул кто-то поддержать разговор.

– Не совок, а Восток. Показуха во всем. Так было и так будет. Ничего не меняется, – ответил Давид.

– Противопоставление Запада и Востока – пример человеческого идиотизма, – зазвучал снова голос мужа. – Почему? Потому что любые две культуры на выбор, например, древнеиндийская и древнекитайская, отличаются друг от друга больше, чем вместе взятые от британской.

– Но такое деление мира давно закрепилось. Значит, оно имеет под собой почву? – осторожно возразил Давид.

– Мир как только не делят: на третий, развивающийся, четырехсполовинный – последний всплеск шизофренического мышления. Есть еще «большая восьмерка» – символ европейской политической иллюзии. Это делается политиками только потому, что средний хомо сапиенс лучше верит во всё, что обозначено цифрами.

– Но кажется, твой любимый Киплинг написал: «Запад есть Запад, Восток есть Восток. И пока светят луна и звезды, они останутся Западом и Востоком».

– У этого опуса есть продолжение. Дальше мой любимый приписал: «Но есть рубеж, на котором Запад встречается с Востоком, и они – одно. Когда сильный с сильным лицом к лицу у края земли встают». Всегда была и есть сфера, где нет ни Запада, ни Востока, – это сфера силы и ума.

– Брат! Ты гений! Гений! Гений! Кто, кроме меня, тебе скажет это прямо в лицо, без жеманства и лицемерия? Никто!

– Короля делает свита, – скромно ответил польщенный муж.

– Свита не дура и вокруг пустого места не собирается, – подлил елея молочный родственник. – Ты реально король!

– Не собиряется, – шепотом передразнила Давида Саша в зеркале и даже стала немного похожа на него.

– Еще вино есть, свита? Давай… – с королевской усталостью подытожил муж.

Кодовое слово «вино», произнесенное мужем, распахнуло в Сашином сознании дверцу в детскую комнату. Вот почему она не может отойти от зеркала, слушая, что происходит за стеной. Она снова оказалась на границе двух реальностей, как тогда, в детстве. Пьяный отчим за дверью и святые старушки, ползущие вверх по оврагу за окном ее комнаты. Реальности повторялись. В одной – не чужой ей человек снова произносит слово «вино», а в другой, противоположной, таращится со всех стен гламурная собачка Анджелина. Хотя нет… Собачка и муж принадлежат одной реальности. В другой – старушка-консьержка в своей стеклянной будке доедает сосиску и отламывает кусок серого хлеба костлявой рукой…