Ольга Иженякова - На крыше храма яблоня цветет (сборник)

Я в ужасе посмотрела на себя в новое зеркало. Там медленно, как из тумана появилась Она. Высокомерно взглянула на меня, улыбнулась и поправила челку, снова захотелось на балкон, мне вдруг захотелось увидеть в темном свете булыжники и присоединиться к тишине. Навсегда. Я повернулась, чтобы уйти, но она из зеркала протянула руку и крепко меня схватила. Мне стало плохо. Маленькие шарики в огромном количестве летали теперь по всей квартире. Где-то внутри меня поселилось чувство беспросветной тоски.

…Вот я отчетливо вижу полностью свое отражение. Все! Густые черные брови, за которыми давно не следили, но вдруг, о ужас, они быстро разбегаются в разные стороны, оказывается, не брови это вовсе, а мизерные насекомые. Я смотрю на свои губы, правильной формы, пухлые, но и они тоже быстро разбегаются – и это тоже насекомые, только другого цвета. Я внимательно вглядываюсь в глаза, но и глаз тоже нет.

У меня ничего нет. И меня нет. «Ты, ты, ты», – начинаю судорожно стучать в зеркало, но она не выходит. Стеклянная поверхность чиста. В зеркале отражаются только стена и часть старенькой картины, а меня нет. И наверное, никогда уже не будет. Но ведь я – вот она, перед зеркалом, можно потрогать руками, посмотреть.

Но что это? Что?

Руки скользят по чему-то металлически-гладкому. Прохладно-зеркальному. Тяжело вздыхаю и начинаю плакать, из квартиры быстро все как один улетают маленькие шарики…

После этого выступления мэра на окнах почти всех горожан начали появляться стальные тюремные решетки, а в подъездах и на лестничных площадках тяжелые железные двери с кодовыми замками. Из города люди прогнали любовь…

– А может, она сама как прекрасная птица счастья улетела от нас в дальние дали? – спрашивала я иногда у себя. Потом долго раздумывала над происходящим и ни с кем не хотела общаться. Что могут знать обычные организмы? Ни-че-го, ровным счетом ничего. Что ждет нас дальше?

Неизвестно.

Да и какая, собственно, разница?

Но именно в том году я потеряла город, который не так давно приобрела. Причем полностью, весь. И начала понимать, что его уже никогда не верну.

Эту любовь-сожаление-обиду каким-то чудом узрел мой друг Саэль и впоследствии часто перед моими окнами создавал Тюмень из тумана.

О, это был чудный городок! Ничего более красивого в своей жизни я не видела.

Со стеклянными витринами и серебристыми от росы тротуарами, там можно было купить мой любимый зефир в шоколаде по три пятьдесят, а скверы и парки (так умеет делать только Саэль!) он строил из пересекающихся солнечных лучей. Это чудо находилось на уровне моего шестого этажа, и я могла часами им любоваться. Самого строителя при этом никогда не было видно.

Я же обычно видела только строительные материалы – туман, росу и разноцветные мыльные пузыри. Иногда в постройку Саэль добавлял немного прозрачного арктического льда. Начинал всегда основательно – с фундамента. А заканчивал торжественно – возведением небесного цвета колокольни. Каждый день! Без исключения. Разве могут быть исключения в счастье? Это я поняла совсем недавно. Увы.

Обычно он начинал свою работу в шесть вечера, когда я, усталая и измотанная, была уже дома, и управлялся всего за полчаса – иногда за сорок минут, а в выходные дни строил рано – в восемь утра. Когда я только-только просыпалась и, лениво-сонная, подходила к окну.

Однажды я попросила его посадить в городе деревья. Саэль везде, буквально на каждом свободном клочке этой удивительной земли, посадил маленькие серебряные кедры с хрустальными шишками. Это чудо радовало мои глаза каждый раз, когда я подходила к окну или случайно заглядывалась вдаль, за горизонт. Я смотрела на все это и улыбалась, настроение улучшалось, и всякий раз хотелось петь.

Саэль как-то совершенно серьезно сказал, что здесь водители всегда уступают место пешеходам и не боятся оставлять свой транспорт без сигнализации или открытым.

В то же время новостройка нравилась животным, обитающим в нашем районе. Семейства ежей и белок прибегали под наши окна и подолгу там играли, мы с сыном приносили им молоко с сахаром, и они, совсем не боясь нас, этим от всей души лакомились, а еще я заметила, что одуванчики под нашим городком удивительно большие и пушистые. Величиной с человеческий кулак. На них любили садиться разного цвета бабочки.

Маленький мир, который заканчивался сразу за большим кленом, создавал ощущение чистоты и беззащитности, порой мне начинало казаться, что даже человеческое дыхание ему может повредить.

И было по-настоящему страшно, ведь по большому счету у нас с сыном больше ничего в этом огромном и пустом городе не было. Случись какая-нибудь потеря, мы бы этого просто не перенесли. Все, что имелось у нас, было родным до боли.

Я взяла в руки записную книжку и карандаш и записала для маленького Луки.

«Далеко-далеко, за лесами, морями и горами, там, где земля встречается с небом, каждый день рождался светло-розовый закат. Он освещал мир своим необыкновенным светом, заставляя видеть всех и все по-другому, и был неизменным признаком надвигающейся ночи.

Только при наступлении заката люди начинали обдумывать дела прошедшего дня и надеялись, что завтрашний будет лучше. Бедняк верил, что к следующему закату у него станется достаток; богатый – что сможет сделать много добрых дел – несправедливо обиженный мечтал об оправдании. И все, совершенно все – о счастье. Простом, человеческом счастье, когда в каждом доме царит радость. А потом наступала темнота, люди ложились спать, им снились совершенно разные сны, и уже к утру они чаще всего забывали свои мысли, навеянные им светло-розовым закатом, родившимся в безлюдном месте, там, где земля встречается с небом. А ближе к вечеру, когда на небе появлялся этот же закат, они все вспоминали с самого начала. И так всегда. Накопленное с трудом к вечеру – рассеивалось к утру. В солнечном дне все были обычными. Закат смотрел-смотрел на людей, надо заметить, он их любил, а потому видел всю их беспомощность и однажды решился привычный круговорот жизни изменить. Он обратился за советом к Солнцу.

«Понимаешь, – промолвило древнее Солнце, – ты, вдыхая в них свою любовь, можешь погибнуть, так бывает, когда вкладываешь свои силы во многое, а они и не заметят…»

«Ну и пусть, – решил про себя закат, – зато на всей Земле наступит особенный, самый счастливый день!»

…Он долго готовился к этому. Запоминал лица и желания всех людей, уговорил небо, чтобы не лило дождь, и Солнце, чтобы не пекло, разогнал особенно хмурые тучи и попросил все цветы планеты раскрыть лепестки, прохладный нежный ветерок решил помочь ему и легонько поддувал, заигрывая в песочницах с малышами, чему те были несказанно рады. Заглядывая в мысли людей, он сделал так, что у бедняка на столе был достаток, богатый успевал сделать много добрых дел, несправедливо обиженный был оправдан. И все, совершенно все, были счастливы, потому что в каждом доме царила радость. Казалось, за все это люди должны быть благодарны светло-розовому закату, рожденному там, где земля встречается с небом. Но не тут-то было.