Вадим Норд - Ошибка юной Анны

– Но почему именно я? – продолжал упорствовать Александр.

– Потому что хочется, чтобы консультант был не из нашего города, потому что у вас довольно солидная репутация, потому что вы произвели хорошее впечатление…

– На кого это я успел его произвести? – изумился Александр.

– На Званского и Рыкалова. Они оба отзывались о вас очень хорошо. К тому же вы уже один раз вошли в положение, согласились помочь, приехали к нам…

– Но это совсем не означает, что я захочу приехать еще раз, – резонно заметил Александр. – И вообще, какая разница, кто будет выступать в роли консультанта, если консультант ничего не решает, а только дает справки? Пригласите кого-то из своих…

– Странно, – в голосе Семахова прозвучало недоумение, – Федор Васильевич говорил мне, что он описал вам обстановку вокруг этого дела…

– Я в общих чертах представляю, насколько у вас все сложно, – подтвердил Александр. – Но и что с того?

– А то, что предвзято настроенный консультант тоже способен в какой-то мере повлиять на решение суда. Мало ли что. В конце концов, ответы на вопросы тоже формируют впечатление. Хотелось бы видеть в этой роли компетентного, порядочного и незаинтересованного человека.

– Спасибо за комплимент, Николай Павлович, но я должен подумать, – твердо сказал Александр. – И, скорее всего, ответ мой будет отрицательным. Так что если у вас есть на примете другая кандидатура, то…

– Я во вторник буду в Москве и хотел бы с вами встретиться, – повторил адвокат. – Я приезжаю по другому делу и начиная с трех часов дня смогу подъехать туда, куда вам будет удобно в удобное для вас время. Мы познакомимся, поговорим…

– Как вы настойчивы, Николай Павлович, – с неодобрением констатировал Александр.

– Я же адвокат! – нисколько не смутившись, ответил Семахов. – Так мне можно рассчитывать на очное знакомство с вами?

– Можно, – согласился Александр. – Но пока только на знакомство.

Снова участвовать в этом деле Александру не хотелось. Нисколько. Пытался помочь, да не вышло, значит – не судьба. Но с другой стороны, было неловко. Доктора Берга приглашают выступить консультантом, речь идет всего лишь об одном дне (подобные судебные заседания надолго не растягиваются), предлагают оплатить проезд и проживание, объясняют причины, а доктор Берг отказывается. Хорошо ли это? А если другой консультант станет очернять хирурга Качалова, который ни в чем, собственно, не виноват? Один день – и судьба человека, даже двух человек, поскольку если уж признавать виновными, то обоих хирургов?

Промаявшись с полчаса, Александр позвонил доценту Рыкалову.

– Я только что вас вспоминал, Александр Михайлович! – сказал доцент. – Вам адвокат Качалова уже звонил?

– Только что разговаривали, Федор Васильевич, – ответил Александр. – Теперь меня приглашают выступить на суде консультантом. Адвокат был щедр на комплименты, но толком так ничего и не объяснил. Во вторник он собирается приехать в Москву, но до вторника еще далеко, сегодня только четверг, а мне любопытно – что там у вас происходит?

– Ничего хорошего, Александр Михайлович, – поскучнел Рыкалов. – Готовится нечто вроде «дела врачей» по-нижегородски. Сверху спущено такое указание. Я подозреваю, что не с самого-самого верха, а чуть пониже, но это существенной роли не играет. Какая разница, кто именно хочет заработать себе политический капитал на этом деле? Семахов пытается преломить ситуацию. Николай Павлович – весьма квалифицированный адвокат и очень умный человек. Он четко видит ситуацию и понимает, что на любого местного консультанта будет оказываться давление. В той или иной степени. А что это означает, мне, наверное, объяснять не надо. Ответы на все вопросы будут не в пользу окружающих.

– А можно ли узнать, к какому заключению пришли вы, Федор Васильевич? – Александр понимал, что задает не очень тактичный вопрос, но удержаться не смог.

– Я как считал, что хирурги все сделали правильно, так в итоге и написал. После вашего отказа другого эксперта по хирургии в дело не вводили, от идеи комиссионной экспертизы Званский отказался, счел, что будет достаточно одного эксперта. А там уж как суд решит.

– Вы молодец! – искренне похвалил Александр. – Представляю, как вам было трудно.

– Мне? – удивился Рыкалов. – Мне было совсем не трудно. Дело в том, что меня не на чем, как у нас тут выражаются, «уесть». Заведовать кафедрой я не стремлюсь, даже докторскую защищать не намерен. Взяток не беру ни с кого, ни с больных, ни со студентов, ни с ординаторов. Выпрут меня из родных пенат? Ничего страшного – махну рукой и уеду в Питер, благо есть куда приткнуться. Только где еще другого такого чокнутого возьмут на мое место, чтобы всю учебную нагрузку на себе волок и не рыпался? Так что мне-то как раз было легко. Только вот не я определяю наличие и степень вины, а суд.

– А что по анестезиологу? – спросил Александр.

Разглашать сведения экспертам нельзя, но Александр не чувствовал неловкости, интересуясь обстоятельствами дела. Во-первых, он был в числе посвященных, а во-вторых, все равно на суде все заключения зачитываются. А в том, что сам он примет предложение и приедет на суд, Александр уже не сомневался.

– То же самое, – коротко ответил Рыкалов, давая понять, что действия анестезиолога также признаны правильными. – Анестезиолог вообще остается в стороне, хватит и одного Качалова.

Рыкалов не договорил «в качестве жертвы», но и так все было понятно. Александр оценил, насколько изменилось поведение Рыкалова. То предпочитал изъясняться намеками, ходил вокруг да около, пока не рассказал про реальное положение вещей, а тут спокойно говорит обо всем по телефону. Не иначе как раньше колебался, вот и не желал говорить лишнего, а теперь определился, перешел свой личный Рубикон и выражается прямо. Или почти прямо, но и так все ясно. «Не с самого-самого верха, а чуть пониже» – это явно тот самый заместитель губернатора Бурчаков, про которого Александр уже слышал от Рыкалова.

Перезванивать адвокату Александр не стал. Известить о своем согласии можно и во вторник, успеется. Интересно, когда будет суд? Наверное, совсем скоро.

В тот день Александр оперировал с каким-то особенным чувством. Не с неуверенностью или сомнениями в правильности своих действий, а с повышенным вниманием к ним, что ли. Образно говоря, если обычно он отмерял семь раз, прежде чем отрезать, то сегодня отмерять приходилось десять. Уже вечером, дома, после ужина, Александр классифицировал это чувство как особую разновидность мнительности и подивился тому, какой глубокий след в его душе оставила нижегородская история. Сегодня он чаще обычного переглядывался с анестезиологом Троицкой, чуть дольше обычного медлил, прежде, чем сделать очередной разрез, а закончив операцию, зачем-то прощупал пульс на запястье у пациентки, несмотря на спокойствие анестезиолога и нормальные показатели на дисплее монитора.