Юрий Коротков - Девятая рота (сборник)

Пацаны молча разглядывали своих бывших любимых.

– Стасова девка, – указал Лютый. – Первая… И он первый у нас… Хоть на похороны-то пришла, сучка?

– Это Рябы…

– А эта, зубастая?

– Это Сашкина, со второй роты.

– Афанасий!.. – Хохол постучал пальцем по фотке.

– Вижу, не слепой, – хмуро ответил тот. – На свою вон любуйся.

– Твоя, Лютый.

– Замуж уже вышла, пацаны писали, – Лютый тоскливо смотрел на фотографию. – Вернусь – в общагу сразу не пойду, на вокзале перекантуюсь, дождусь, пока с работы пойдет, со своим под ручку… И навстречу. Вот так… – Он провел ладонью по медалям. – И не оглянусь даже! Пусть хоть в ноги кидается!.. Дай! – Он забрал косяк у Джоконды и затянулся, отвернувшись.

– Погоди, – Хохол оглядел ребят. – А кого еще ждут-то?

– Меня вроде, – неуверенно сказал кто-то. – Не пишет только давно…

– А у меня нет никого, – сказал Пиночет. – У нас нельзя, пока не отслужишь.

– У Чугуна вон жена, ей положено.

– А я знаю – ждет, нет? – сказал Чугун. – Письма как под копирку. Погода, все здоровы. Как по приговору пишет… Я телеграмму-то не дам, так нагряну. Ох, если застукаю!.. – Он заиграл желваками. – Убью суку! Пускай сажают. На зоне не страшней, чем тут.

– Воробья ждет.

– Ну, Оля – это святое! – насмешливо сказал Джоконда. – Если Оля бросит – мир перевернется! Значит, нет правды в этой жизни!

– Да ладно, хватит, – смущенно буркнул Воробей.

– Нет, пацаны, только одна есть на свете! Не бросит и не забудет! – Афанасий поцеловал фотографию Белоснежки на последней странице.

– За Белоснежку, пацаны! – заорал Хохол. Все засмеялись, потянулись чокаться. Кто-то покрутил ручку приемника и нашел забойную музыку.

Только Воробей по-прежнему разглядывал альбом.

– А знаете, что я подумал? – вдруг удивленно сказал он. – Мы здесь, а они – все! каждая! – вот сейчас, вот в эту самую минуту, – показал он на часы, – тоже сидят за столом, с кем-то рядом, танцуют, смеются…

– А мы что, плачем? – весело крикнул Хохол. Он выскочил на середину казармы, врубил магнитофон на полную катушку и начал танцевать, двигая бедрами в такт музыке вперед-назад. И все тотчас радостно подхватили похабный танец: вот так! и еще вот так! а еще вот этак! Потом Хохол, извиваясь в бешеном ритме, протянул руку и легонько ткнул кулаком Афанасия. Тот задергался в смертных муках, зажав невидимую рану и оседая, потом, выставив пальцы, дал очередь в Лютого. Тот увернулся, показал, как пули просвистели мимо, выдернул зубами воображаемую чеку и бросил гранату. Воробей, хохоча, выхватил невидимый штык и пошел на Чугуна врукопашную – и начался какой-то немыслимый, дикий танец войны, по-детски смешной и по-солдатски грубый, с зажатым в зубах косяком, под топот тяжелых ботинок и хрип выворачивающихся наизнанку динамиков. Даже пьяный дальневосточник сполз с кровати, покачиваясь, и присоединился. Джоконда припер откуда-то размочаленный прикладами брезентовый манекен с нарисованной на груди мишенью и танцевал с ним танго, то эффектно бросая его на руку, то прижимая щекой к щеке.

– Атас!! – заорал, влетая в казарму, боец. – Командир полка!

В одно мгновение пацаны вырубили музыку, разогнали руками дым, сунули канистру с брагой под кровать, выставили на середину стола персиковый компот и чинно сели, сложив руки, с трудом переводя дыхание, красные и взлохмаченные.

В тишине вошел комполка со свитой штабных. Все вскочили из-за стола, одергивая форму.

– Смирно! – гаркнул Хохол и строевым шагом двинулся навстречу. – Товарищ полковник! Второй взвод девятой роты…

– Отставить, сержант, – махнул рукой тот. – Ну, штрафники… – с улыбкой оглядел он притихших пацанов. – Поздравляю с Новым годом!

– Спасибо, товарищ полковник! И вас тоже, товарищ полковник!

– Что, за стол не зовете?

– Садитесь, товарищ полковник! – Хохол подвинул табурет, торопливо смахнул мусор со стола.

– Вот это галерея! – Полковник провел взглядом по медалям. – Тут замполит посчитал – в девятой роте больше медалей, чем в любой образцово-показательной.

– И три Героя еще!

– Думаю, не последние, – сказал полковник. – Ну что, наливайте!

Хохол налил ему компота из банки. Полковник попробовал на вкус – и выплеснул в свободную миску.

– Я что, дверью ошибся? – спросил он. – Я сказал – наливайте!

Пацаны переглянулись. Афанасий вытащил из-под кровати канистру и разлил брагу. Полковник понюхал кружку и улыбнулся.

– Вот это другое дело. Массандра!.. – Он помолчал. Пацаны напряженно ждали, глядя на него. – Что мы делаем здесь, в этой стране? За тридевять земель от дома, от своих любимых… – негромко заговорил он. – Нужны мы здесь или нет? Это не нам решать. Мы солдаты – и вы, и я. И мы выполняем приказ… Есть большая война – одна на всех. И есть маленькая война – она у каждого своя. Когда ты лежишь в цепи на огневой или идешь врукопашную – ты воюешь не со всей армией, перед тобой один, два, три противника – и это твоя война, ты должен победить, не отступить, выжить сам и не подставить того, кто рядом с тобой. И если каждый выиграет свою маленькую войну – из этого сложится одна большая победа. Только так! – Он поднял кружку. – Я пью за вас. Я горжусь вами, ребята!

Пацаны грянули «ура», потянулись чокаться. Полковник встал.

– Ну, не буду мешать. Празднуйте, только не увлекайтесь. – Он кивнул на клюющего носом дальневосточника. – Скоро на боевые.

В этот момент за окном бухнул глухой разрыв, тут же другой, третий. Где-то посыпались разбитые стекла, донесся крик. Пацаны вскочили, прислушиваясь.

– Налет, что ли?

– Ну вот и новый год начался, – усмехнулся полковник. – В ружье!

По городку, как в растревоженном муравейнике, метались бойцы с автоматами. Где-то уже строчил пулемет в сторону гор. Бухнул еще один разрыв.

– Откуда бьют?

– Там! Вон там вспышки!

– Раненый! – раздался крик. – Врача сюда, быстро!

Полковник и несколько бойцов подбежали на крик, осветили фонарями Помидора. Из рассеченного лба у того текла кровь, перемешанная с бурой жижей. С головы до ног он был увешан комьями раскисшего изюма, а в руке держал ручку от разорванной канистры.

– Ранен? – крикнул полковник.

Тот только ошалело таращил глаза вокруг.

Полковник подошел ближе и подозрительно принюхался.

– Бражка… перестояла… – рыдающим голосом сказал Помидор. – Четыре канистры… – Он показал оторванную ручку. – На праздник берег…

Полковник захохотал, и через секунду весь городок покатывался со смеху, глядя на несчастного Помидора. Кто-то первый дал очередь трассерами в небо, остальные подхватили – стреляли из автоматов, пистолетов, ракетниц, и этот неожиданный салют расцветил небо над крошечным, обнесенным колючкой клочком земли посреди огромной темной долины, среди настороженно молчащих гор…