Наталия Терентьева - Похожая на человека и удивительная

– Андрей, это не то, что ты думаешь. Это очень интересная особа. Лика, хочу вам предложить… У меня есть идея, надо ее развить. Знаю ваш хороший слог, быстрый ум, и при наличии таких чудесных способностей…

– …можно открыть маленький цирк на центральном канале, – договорила я. – Свой собственный, ни у кого такого нет. Дрессированные журналисты, читающие чужие мысли и громко тявкающие в сторону власти и знаменитостей.

Кирилл засмеялся:

– Да, что-то вроде того. Не знаю пока. Цирк, как вы выражаетесь, с политиками, может быть. Или что-то другое. Но вы уже у меня работаете, с сегодняшнего дня. Что там и как – с Андрюшей придумаете, мне завтра расскажете.

– Завтра? – Андрей поднял брови, но, встретившись взглядом с Кириллом, который уже уселся в свое кресло и с непроницаемым видом улыбался из него всем сразу и никому из нас в отдельности, больше ничего говорить не стал.

– Вообще-то я пришла, чтобы взять у вас интервью…

– Я не даю интервью, вы же знаете. Мне просто интересно было взглянуть на вас. Я слышал вас случайно по радио. Пару раз.

– Хорошо, спасибо. Еще я хотела…

– Человек еще что-то хочет после того, как ему предложили работу на нашем канале! – засмеялся Андрей.

– Я хотела попросить, вернее, предложить, чтобы в следующем новостном блоке, когда будут говорить о космонавтах, показали вот эту книжку. Это сказки Климова…

– Который сейчас летает? – Кирилл с интересом протянул руку, мне пришлось встать и поднести ему книжку.

Ладно, император так император. Империя же есть, и власть огромная есть – над умами, даже над сердцами. Не его лично любят, но детище его – сложное, многорукое, многоголосое, многолицее… «Обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».

– Да. Очень хорошие сказки. Но пропадут, если не подтолкнуть.

– Я посмотрю, – улыбнулся Кирилл. – Почему нет? А вам зачем это надо? Из любви к искусству?

Из любви к Климову, подумала я. А вслух сказала:

– Это я издала книжку.

– На свои деньги? – удивился Андрей.

– Да нет, почему. Просто помогла, хорошая литература. Разве так не бывает?

– Да, я что-то в этом роде о вас и предполагал, – кивнул Кирилл. – Внешность, конечно, у вас… Хотя…

Опять вмешался Андрей:

– Если ее чуть-чуть…

– Краситься в зеленый цвет не буду, даже не рассчитывай, – предупредила я.

– Покрасим в фиолетовый, – засмеялся Андрей.

Кирилл задумчиво смотрел на меня.

Андрей поймал его вопросительный взгляд и кивнул:

– Да, согласен. Необычная внешность, остроумная, смелая… Хорошо, я понял. Придумаем.

Я слушала, как они говорят обо мне в третьем лице, и лишь пожимала плечами. Важные, знаменитые мальчики со своими игрушками, дорогими, необычными такими же, как они сами.

– Лика еще… – Кирилл перевел взгляд на меня и продолжать не стал. – Потом сам поймешь. Чудеса всякие умеет делать.

– Руками или ногами? – засмеялся Андрей.

– Мозгами, – вздохнула я. – Но вообще-то я не собиралась работать на телевидении. Я собиралась уезжать из Москвы.

– В Америку, что ли? – поинтересовался Андрей.

Я махнула рукой:

– Да перестань! Зачем русскому человеку Америка? В глушь какую-нибудь, где электричество дают по часам и из всех подружек – соседская бабуля и ее престарелая корова.

Андрей приобнял меня и подмигнул Кириллу:

– Наш человек! Вот место Лавровского и занято!

С утра я включила новости. Да, вот как, оказывается, решаются некоторые вопросы. С милой улыбкой ведущая утренних новостей рассказала о такой симпатичной детали из жизни одного космонавта, находящегося сейчас на орбите. Хороший текст кто-то написал для новостей, ведущая с симпатией посмотрела на миллионы телезрителей, обложку показали на экране крупным планом… Все хорошо, прекрасная маркиза. Вот если бы не звенящая тишина в доме…

Вовремя зазвонили все три телефона – и городской, и два мобильных одновременно. Я мельком глянула на дисплеи лежащих передо мной мобильных и сняла трубку городского. Звонила мама.

– Я хотела тебе сказать. Просто, чтобы ты не беспокоилась…

Мне стало тепло и непривычно хорошо от маминого голоса. Ну надо же. Мама хочет, чтобы я не беспокоилась о ней, чтобы я не нервничала. А я ведь и правда все время думаю о том, как несправедливо получилось всё у мамы в жизни.

– Да, мам. Привет. Как дела?

– А дела хорошо, дочка. Петруся вернулся, вот сидит сейчас красит табуретку.

– В какой цвет?

Мама кашлянула.

– В красный.

– А почему в красный, мам? Как символ торжества справедливости? Или просто чтобы было веселее?

– Будут сидеть на ней по очереди с Валериком. Кто провинится, тот и сидит сегодня, – на полном серьезе ответила мне мама. – Это будет табуретка позора.

Ну и ладно. Главное, чтобы в их доме установился привычный миропорядок. Даже если для этого потребуется выкрасить часть мебели в красный или серо-буро-малиновый цвет.

Я представила себе грустного Петра Евгеньевича – это его нормальное состояние, он не бывает другим, ему так комфортно и удобно, в своей тягучей, щекотящей собственную душу грусти. Вот теперь еще новый повод для светлой печали – будет вспоминать котят и свою позднюю любовь, будет класть маме голову на плечо и плакать от невозможности счастья, от невозможности прощения, от сознания своей рабской покорности и полной зависимости от всех жизненных циклов моей мамы. Мог бы жить по-другому – не вернулся бы.

– Я поздравляю тебя, мама, с победой! – сказала я. – Не каждая женщина может похвастаться такой победой в своей жизни.

– Да, – почему-то не очень уверенно сказала мама. – Я победила.

– Ты… ты не плачешь, мам?

– Нет, – ответила мне мама. – Прости, – я услышала, как она высморкалась. – Да, я плачу. От счастья.

Я не стала уточнять, от чего именно плачет мама, и вообще развивать эту тему. Одно то, что она звонила мне, означало, что не всё так хорошо в ее королевстве.

– Мне приехать, мам?

– Не стоит, – твердо ответила мама. – Мы тут пока сами разберемся. Потом придешь в гости. Я испеку пирог с рыбой в воскресенье. Приходи.

– Я не люблю пироги с рыбой, мам. А в воскресенье у меня эфир. И еще я теперь буду работать на телевидении.

– О господи! – искренне ужаснулась мама. – Теперь, значит, и по телевизору позорить меня будешь. Ну что делать! У кого какая судьба.

– Вот именно, – засмеялась я. – Мам, у меня звонок на мобильном.

– Да ради бога! – ответила мама. – Когда у тебя было время на свою мать?

Я нажала отбой на городском телефоне и ответила «да» на одном из мобильных. Мне уже второй раз подряд звонил мальчик Женя Апухтин, и разбираться со своей мамой, кто из нас кого больше за жизнь обидел, я сейчас не могла.

– Да, Женя. Что случилось?