Наталья Нестерова - Полина Сергеевна

— Милая девушка!

— Милая развратная… — смеялись подруги.

— Как ты справляешься с работой? — спрашивала Полина Сергеевна.

— Никак не справляюсь. — Вера Михайловна не находила нужным скрывать от подруги правду. — На «свято место» прислали доисторическую рептилию, она даже компьютером не владеет. — Вера Михайловна, пародируя, подняла руки и, как пианистка, ударила по клавишам, вскинула руки и пропищала: — «Ах, у меня получилась буква «мэ», — еще один взмах, — а теперь буква «сэ». Ой, он завис! Почему он у меня все время зависает? Надо перезагрузить?» — И продолжила нормальным тоном: — Зависает, как ты понимаешь, у нее в голове, перезагружать которую бесполезно.

— Как печально, Верочка!

— Общая тенденция, наука чахнет. Помнишь Колесникова? Уехал в Штаты, а Бронштейн — в Мюнхен. Микробиолог Павлова — в Доминиканскую Республику.

— Какая в Доминиканской Республике микробиология?

— Пещерная, наверное, а условия все-таки лучше.

— Утечка мозгов…

— И приток серости, посредственностей. Приличные люди встали на преступный путь, я в том числе.

— Ты берешь взятки или выходишь с кистенем по вечерам?

— Я купила электронную книгу и пиратствую: бесплатно, что есть незаконно, скачиваю интересующие меня книги.

— Авторы тебя простят.

Госпитальные дни, когда Полина Сергеевна по утрам не совершала свой ритуал прихорашивания, можно было пересчитать по пальцам. В те дни она не могла пошевелить рукой и с трудом поднимала веки. Но, чуть окрепнув, доставала косметичку, протирала лицо лосьоном, наносила тональный крем, красила губы.

Однажды медсестра, стоя у штатива для капельницы и ожидая, пока Полина Сергеевна доковыляет от зеркала над раковиной, сказала восхищенно:

— Полина Сергеевна, вы героиня!

— Что вы, Наташенька! Мне никогда в жизни не удавалось заставить себя делать утреннюю зарядку.

Полина Сергеевна отсутствовала дома более полугода. Точнее, между химиотерапиями возвращалась на неделю-две, но чувствовала себя настольно плохо, что в окружающее не могла вникать. Едва набирались силы — снова в клинику. Врачи суеверны, не любят прогнозов на дальнюю перспективу. Но ближайшая радовала — анализы не выявляли метастазов.

Последние полтора месяца Полина Сергеевна провела в реабилитационном санатории, из них тридцать дней вместе с Олегом Арсеньевичем, взявшим отпуск. Она настояла, чтобы муж прошел обследование и получил лечение, следила за его процедурами тщательнее, чем за собственными. Олега Арсеньевича отпустил страх, и лечение очень помогло: нормализовалось давление, исчез тремор, он стал спокойнее, расслабленнее, к нему вернулось чувство юмора. Он строил планы, рабочие и семейные. В семейных почему-то не учитывались Сенька с женой и внук. Когда Полина Сергеевна расспрашивала о них, муж ограничивался одной фразой: «У них все нормально».

А самые последние две недели в санатории Полина Сергеевна вспоминала потом как эгоистически счастливые. Она выздоравливала, смертельный меч перестал свистеть над ее головой. Она была одна, принадлежала, впервые за многие годы, только себе, никто от нее не зависел, не требовал внимания, поддержки, участия. Полина Сергеевна много гуляла по заснеженному парку. Спала, ела, посещала процедуры, не читала книги, не смотрела телевизор, каждую свободную минуту проводила на воздухе. Прохаживаясь по расчищенным аллеям, вдоль которых высились большие, по-новогоднему картинные заснеженные ели, она много передумала, но не смогла бы сказать, о чем именно. Это было второе рождение, а мысли новорожденного — загадка. Возможно, их вообще нет, только наслаждение — дыханием, движением, фактом своего присутствия на земле.

Муж привез Полину Сергеевну домой, и, когда открылась дверь, она едва смогла сдержать горестный возглас. Дом начинается с запаха. Переступаешь порог и втягиваешь носом родной запах, который ни с чем не перепутаешь, который присущ только твоему жилищу-крепости. В их квартире пахло отвратительно — рыбой, несвежими продуктами, грязным бельем и даже содержимым вовремя не опорожненного детского горшка.

Юся, волнуясь, странно пританцовывала: полшага вперед, шаг назад — боялась расцеловаться со свекровью, как бы не заразиться.

— Ой, здрасьте, Полин Сергевна! Ой, от вас половина осталась.

— Заткнись! — бросил ей Сенька, обнимавший мать с излишней силой.

— Ты меня задушишь! — сказала ему мама. — Здравствуй, Юся! Надеюсь, во мне осталась лучшая половина.

Полина Сергеевна вымыла руки в ванной, стараясь не обращать внимания на царившую там грязь. А ведь к ее приезду наверняка готовились, убирали квартиру. Что же тут раньше творилось?

Она прошла в комнату, села в кресло:

— По-моему, кого-то не хватает. Ах, вот и он!

Сенька принес сына и отдал его Полине Сергеевне:

— Вот твоя бабушка!

Ей снова пришлось сдержать горестный вздох. На щеках ребенка язвы и корки экссудативного диатеза, нестриженые жидкие волосенки лезут в глаза. И пахнет от него не молочным младенчеством, а как во всей квартире — гнилостной конюшней.

— Мой славный, мой богатырь, — погладила внука Полина Сергеевна. — А как у него обстоит дело с ребрышками? Надо их пересчитать. Один, два, три, четыре, пять. Да тут лишнее ребрышко, срочно достать!

— Щекотуньки! — весело воскликнул Сенька.

Вспомнил, как мама играла с ним в «лишнее ребрышко». А теперь щекочет Эмку, нежно разведывая пальцами, с какой силой тешить малыша, чтобы было радостно и не больно.

Эмке понравилось, он верещал, размахивал ручками. Во время одного из взмахов прошелся по щеке бабушки и поцарапал, она невольно вскрикнула. У ребенка были длинные ногти с полукружиями грязи под ними.

— Ты бы хоть ребенку ногти подстригала! — зло бросил невестке Олег Арсеньевич.

— А что все я? — с вызовом ответила Юся. — Я тут вообще у вас как рабыня.

— Уж ты переработаешь!

— Юська, заткнись! — гаркнул Арсений.

«У них дошло до откровенной вражды, до ссор», — поняла Полина Сергеевна.

Она прижала к себе внука, посмотрела на мужа и сына, сказала:

— Вот поэтому я и выздоровела.

На работу Полина Сергеевна не вышла. Она занималась внуком и драила квартиру, метр за метром. Юся вначале помогала, то есть получала задание утром, например, вымыть кафель в ванной, двадцать минут возила тряпкой по стенам и докладывала о готовности. Но это была не уборка, а халтура. На кафель следовало нанести специальное средство, дать ему подействовать, а потом каждую плитку отдраить металлической губкой, стыки между плитками с помощью зубной щетки вычистить до белого цвета.

Полина Сергеевна не любила руководить и учить человека тому, что он заведомо считает ненужным и глупым. Любовь к чистоте — в ряду человеческих качеств, как любовь к музыке, к природе, к животным. Наличие или отсутствие того или иного качества — это не плохо и не хорошо, это данность, и без особой нужды никто не станет развивать в себе природой не заложенные качества, скажем, интерес к энтомологии. У Олега Арсеньевича были друзья со школы — семейная пара, — заводилы во время августовских встреч, туристы-альпинисты, байдарочники, гитаристы, любители розыгрышей, никогда не унывающие, веселые ребята, душа любой компании. Но бывать у них дома Полина Сергеевна не любила, потому что боялась подцепить, принести на одежде или в сумке тараканов или клопов, — их квартира напоминала бомжатник. А у другой приятельницы жилище походило на операционную, в которой было страшно ступить и нарушить стерильную чистоту. Эта приятельница была бесцветной личностью, скучной, унылой и справедливо одинокой. Она начинала звонить за два месяца до августовской встречи, и ее приглашали из жалости и по привычке. Если бы не звонила, не вспомнили бы о ней, статистке без слов.