Сергей Шаргунов - 1993

– А мы дойдем? – Виктор пробовал бодриться, но смешок в темноте растянул рот оскалом.

– Плавали, знаем…

“Плавали?” Вспомнились страшные рассказы про сбросы воды, из-за которых смывало рабочих.

– Плавали? – переспросил он, но не дождался ответа. – А вы всегда без касок? А противогазов нет? Под землей газ бывает!

Наташа остановилась и бросила вполоборота:

– Не ори! Мы молчком ходим, – и пошла дальше.

Виктор шел за ней, размышляя: хорошо, что я электрик, а не сварщик, например. Не приходится в колодцы лезть и торчать здесь всё время. Хотя сто раз спускался, помогая мужикам. Связался с юнцами… И ведь как знал, подумал он, что сегодня еще что-нибудь будет. Потом подумал: прежние прогулки под землей были подготовкой этого похода. Потом ударился лбом и со стоном опустился на трубу. Спутники не ждали, пришлось пробираться за ними по узкому лазу, почти ползком, боясь застрять, растирая рукой над переносицей, где набухала потная шишка.

Минут через десять протискивания, когда он уже выдохся и смирился, что сдохнет, вылезли в квадратное бетонное помещение: там можно было разогнуться и даже стоять вдвоем.

– Живы? – Наташа поднесла фонарь снизу к своему лицу, ставшему багрово-жутким, как в триллере, и сгримасничала: – Уэээ… – Вручила фонарь Виктору: – Посвети.

Юноша развернул мятую карту, намалеванную ярко и криво, видно, что самодельную, она склонилась над ней, головой к его голове, и их длинные волосы переплелись.

– Мы тут, – Наташа зависла пальцем над бумагой и метко клюнула, чуть ее не пробив. – Они тут.

Алеша бережно сложил карту и спрятал за пазуху во внутренний карман.

– Сосульки, – Виктор скользнул лучом по серым обвислостям, обильно тянувшимся с серого потолка, как огромные крысиные хвосты.

– Окисление железобетона, – умной скороговоркой сообщил Алеша, но Виктор и сам знал, что это не лед.

Гулко загрохотало, затряслись стены.

– Метро, – сказали все сразу.

Вперед уводили два рукава, свернули вправо; опять начались бесчисленные бетонные кольца с трубами по бокам и железными трапами под ногами.

Наташа слабо ойкнула, остановилась, направив фонарь вверх.

Луч забегал, Виктор увидел, как прыснули в разные стороны перевернутые озабоченные тараканы, молочно-белые, но не из-за луча, а сами по себе…

– Альбиносы! – понял он, как будто разгадывал кроссворд.

– Они белого света не видели, – донесся рассудительный голос Алеши.

– А что они едят? – удивился Виктор.

– Друг друга, – буркнула Наташа.

– Грибнину и слизь, – объяснил Алеша.

Потом еще раз пробирались гуськом через тесный лаз, снова угодили в квадратное помещение и наконец посвежело – вошли в широкий арочный коридор с кирпичной кладкой и журчавшей неглубокой водой. Зачавкали сапоги.

– Пресня, – сказала Наташа. – Речка так называется. Раньше под Горбатым мостом текла, ее сюда убрали…

Вода то становилась выше и резвее, замедляя их ход, то иссякала.

Свернули в очередной бетонный лаз. Виктор уже собирался роптать, но Алеша возбужденно закричал:

– Всё!

Они не могли втиснуться с ним в колодец. Было слышно, как Алеша взбирается по железным ступеням, и Наташа заняла его место, когда с лязгом, очевидно загривком, он приподнимал люк.

– Свои! – откуда-то свыше прилетел его крик, с которым смешались другие крики:

– Стоять!

– Руки вверх!

– Это ж Леха!

– Наташка!

Виктор быстро вскарабкался по лесенке, стал подтягиваться, его вытащили несколько крепких рук, и, очутившись под сногсшибательным ветром, он так ошалел, что благоразумно на полусогнутых протанцевал от колодца.

Вокруг стояли закутанные бородатые мужчины с кольями и арматуринами, похожие одновременно на крестьян-партизан и пленных французов. С одной стороны нависал снежной глыбой потухший Белый дом, с другой тянулись серебристые мотки колючей спирали, рыжели бока поливальных машин, мерцала окнами высотка мэрии, и откуда-то оглушающе пел Олег Газманов.

– Брянцев, – Виктор с чувством пожимал руки окружившим, почему-то вместо имени называя фамилию.

Наташа, подступив, ловко стянула с его плеч рюкзак, который сразу подхватили, и Виктор только тут почувствовал, как же тяжела была ноша: теперь плечо позволило себе заболеть, и эту боль поддержала беззвучно заскулившая шишка на лбу.

– Вовремя вы, а мы штурма ждем, – поделился казак с золотистыми усами.

– О, дети подземелья! – подскочил невысокий мужчина в свитере с горлышком и пиджаке с депутатским значком, отличавшийся от баррикадников выбритым лицом. – Я думал, вы прямиком в дом, как вчера.

– Вчера мы с Плющихи заходили, – сказал Алеша. – Сегодня там засада…

– Мало ли ходов. Возле Новодевичьего, – депутат начал оптимистично загибать пальцы. – Экспоцентр… Фабрика рядом… Коллектор в метро… В зоопарке в ело-новнике… Везде свои люди, главное, чтоб слон не раздавил. А эти люки мы решили заварить от греха.

– Владимир Кузьмич, – оборвала Наташа, – не надо лишнего.

– Да это ж в общем доступе, милая! Знаешь, сколько к нам народу так ходит! Вчера Невзоров приходил. Сегодня на рассвете чумной один в спортзал пробрался. А у нас баркаши в спортзале, ну, там, который в пристройке. Он повязки увидел, вроде свастик у них, вот ведь ироды, они это звездой Богородицы называют… Они ему: “Ты кто таковский?” – он: “Я – троцкист!”, – они его, конечно, обложили, ну, он одного и пырнул. Не сильно, в одежде нож застрял. Скрутили. Что с ним было делать? Не расстреливать же. За оцепление выкинули. Да и они тоже хороши… Кургиняна, политолога, прошлой ночью за баррикаду вытолкали… Мол, армяшка, давай гуляй, Петровича ругал, Баркашова в смысле… Кошмар… А как без Петровича? Дисциплина на высоте, подготовка классная. Без него обороны нет.

– Анпиловцы – молодцы, – вздохнул человек в раздутой куртке и оранжевой каске, на которой белилами была намалевана аббревиатура “ФНС”. – Целый день к нам прорывались. Мы их даже слышали… Их потом отогнали…

– Их не отогнали, а избили, – возразил Виктор.

Мощный прожектор ударил в здание и замотался туда-обратно, и Газманов как будто сделался еще слышнее:

– Это что за дискотека? – спросил Виктор.

– Каждые пять минут такая хренотень, – насморочно известил густобородый человек в островерхом выцветшем капюшоне, чем-то похожий на звездочета. – Это желтый Геббельс. Мы его так зовем.

– Кого его?

– Да вон… – показал депутат.

Ярко-желтый бэтээр медленно полз по набережной. Из заметного репродуктора, схожего с поставленным набок колоколом, неслось: